Сестры - Эберс Георг Мориц - Страница 48

Повинуясь приказанию жреца, Клеа машинально вышла, как вдруг сильный удар в бронзовый диск, разнесшийся по всем уголкам, привел ее в себя.

Она поняла этот приказ и вышла на сборный двор, где царило оживление и становилось все шумнее.

Служители храма, сторожа животных, привратники, носильщики, водоносы спешили сюда, прервав обед, на бегу вытирая рты или доедая хлеб, редиску, финики. Прачки, мужчины и женщины, с мокрыми руками, повара с потными лбами бежали от неоконченных работ. Бежали ассистенты прямо из лаборатории, принося с собой запах благовонных эссенций. Из библиотеки и канцелярии явились служащие со спутанными волосами и красными или черными пятнами от красок на рабочих балахонах; за ними прибежал хранитель сокровищ храма. В порядке, как на уроке пения, пришли певцы и певицы и с ними увядшие сестры-близнецы, заменить которых Асклепиодор намеревался Клеа и Иреной.

Шумной толпой шли в сопровождении учителей воспитанники школы при храме, довольные, что счастливый случай прервал их занятия. Старшие были посланы за большим балдахином, под которым собирались правители святилища.

Самым последним явился Асклепиодор и передал секретарю лист с именами всех обитателей и служителей храма для переклички.

Каждый вызванный отвечал почтительным «здесь», о неявившихся сейчас же давались объяснения причины их отсутствия.

Клеа присоединилась к певчим и, затаив дыхание, ждала долго, бесконечно долго имени ее сестры. Наконец, после вызова самого маленького ученика и последнего скотника, секретарь прочел:

— Носительница воды Клеа! — и кивнул на ее ответное «здесь».

Теперь он возвысил голос и воскликнул:

— Носительница воды Ирена!

На этот призыв не последовало никакого ответа, и при общем волнении Асклепиодор выступил вперед и громко, отчетливо сказал:

— На мой призыв вы все явились. Единственно, кто здесь отсутствует, — это посвятившие себя Серапису благочестивые мужи, которым клятвою запрещается нарушать их заключение, и носительница воды Ирена.

Еще раз громко взываю я в первый, второй и третий раз: «Ирена!» — и опять нет ответа.

Теперь обращаюсь я ко всем собравшимся здесь, большим и малым, мужчинам и женщинам, служителям Сераписа, может ли кто-нибудь дать объяснения отсутствия этой девушки? Видел ли ее кто-нибудь после того, как она принесла воду на жертвенник Сераписа для первого утреннего возлияния?

Вы все молчите? Следовательно, сегодня днем никто ее не встречал?

Теперь я предложу еще несколько вопросов. Если кто может что-нибудь на них ответить, пусть выступит вперед и говорит правду.

— Из каких ворот вышла знатная госпожа, посетившая сегодня утром храм? Из восточных? Хорошо. Была она одна?

— Да, была одна.

— Из каких ворот выехал эпистолограф [81] Эвлеус? Из восточных? Был он один?

— Один.

— Встретил ли кто-нибудь колесницу знатной госпожи или колесницу эпистолографа?

— Я! — заявил возница при храме, ежедневно ездивший на четверке быков в Мемфис за припасами для кухни и другими необходимыми вещами.

— Говори! — приказал верховный жрец.

— Я видел белых лошадей Эвлеуса, которых хорошо знаю, у виноградной горы перед Какемом. Они везли закрытую колесницу, в которой, кроме него, находилась еще женщина.

— Была это Ирена? — спросил Асклепиодор.

— Я не знаю, — отвечал возница. — Я не мог видеть сидевших в повозке, но я слышал голос евнуха и смех женщины. Смех был такой веселый, что даже меня разобрала охота засмеяться.

В первый раз Клеа с болью вспомнила о веселом, беззаботном смехе Ирены. Верховный жрец продолжал:

— Скажи, привратник восточных ворот, эпистолограф и знатная госпожа вместе вошли и покинули храм?

— Нет, господин. Госпожа пришла через полчаса после евнуха и покинула храм совсем одна, много времени спустя после Эвлеуса.

— Ирена не выходила через твои ворота, не могла пройти через них? Спрашиваю тебя именем бога!

— Такое могло случиться, святой отец, — боязливо ответил привратник. — У меня болен ребенок, и я иногда отлучался на короткое время к себе домой, чтобы посмотреть за ним, а ворота оставались открытыми — ведь в Мемфисе теперь спокойно.

— Ты неправильно поступил, — строго произнес Асклепиодор, — но так как ты сознался, то не будешь наказан. Мы узнали достаточно. Вы, привратники, слушайте внимательно. Все ворота храма будут тщательно закрыты, и никто, будь это пилигрим или знатный вельможа из Мемфиса, не посмеет ни войти в храм, ни покинуть его без особого моего разрешения. Будьте бдительны, как если бы вы ждали вражеского нападения. Теперь все ступайте к своим занятиям.

Собравшиеся разошлись. Каждый отправился по своим делам.

Клеа не замечала, что одни смотрели на нее неодобрительно, точно считали ее ответственной за поведение сестры, другие же относились к ней с сожалением. Не заметила она также и сестер-близнецов, чем их очень огорчила. Им так много приходилось плакать по обязанности, что они с жаром хватались за возможность пролить непритворные слезы.

Но ни сострадательные сестры, ни другие обитатели храма не осмелились подойти к ней с расспросами, так неумолимо сурово было выражение ее глаз.

Наконец, девушка осталась одна. Сердце ее сильно билось, мысли быстро следовали одна за другой. Одно ей казалось ясно: Эвлеус, заклятый враг их отца, увел на позор дочь загубленного им человека, и верховный жрец разделял ее подозрение.

Клеа, конечно, не допустит этого без борьбы и обязана действовать немедленно. Она решила посоветоваться со своим другом Серапионом, однако, когда приблизилась к его келье, раздался звук металла, которым жрецы призывались на службу богу, и напомнил ей, что она должна принести воды.

Машинально, по привычке, шла Клеа в свое жилище за золотыми кружками, занятая мыслью о спасении Ирены. Из комнаты бросилась ей навстречу с веселым мурлыканьем кошка.

Выгнув спину, она ластилась к ногам девушки. Клеа нагнулась ее погладить, но красивое животное с испугом отскочило назад и, алыми глазами смотря на нее, уселось на ложе Ирены.