Изумруды пророка - Бенцони Жюльетта - Страница 60

– Думаю, в этом я могу на вас положиться, но, если мы и исполним ее безумную последнюю волю, я требую сохранить это в тайне! Погребение состоится здесь, через три дня, как того требует обычай, и я сам буду им распоряжаться. И больше я ничего не желаю слышать!

Резким движением отстранив со своего пути своих спутников, новый великий князь решительным шагом направился к своим апартаментам. Двое оставшихся хранили молчание, пока он не скрылся из виду. Наконец Хильда, всхлипнув, проговорила:

– Фриц, все это ужасно! Что мы станем делать, если он откажется нам помочь?

– В точности исполним волю великой княгини! Он получит свое погребение, раз ему так уж хочется, но это не помешает ей упокоиться в Лугано. Одному Богу известно, как мне ненавистен этот Альберто Манфреди, но все будет так, как захотела она!

И Таффельберг тоже бросился бежать по темному коридору, словно намереваясь немедленно свести с кем-то счеты. Хильда, оставшись одна, уткнулась лбом в колонну и смогла наконец дать волю своему горю. Морозини, замерший в своем углу, не знал, на что решиться. Два слова, прозвучавшие в подслушанном им странном диалоге, погрузили его в бездну размышлений: Лугано и Альберто Манфреди, хорошо знакомые ему название города и имя человека. Более того, граф Альберто Манфреди, если уж называть его in extenso,[13] был одним из лучших его клиентов. Этот знатный итальянец, принадлежавший к старинному веронскому роду и поселившийся по другую сторону швейцарской границы в силу ряда причин, не последней из которых стало распространение в Италии фашизма, с огромным увлечением коллекционировал бирюзу и красивых женщин, которых с легкостью покорял при помощи своего немыслимого природного обаяния. Но с некоторых пор он совершенно забросил одну из своих коллекций, оставив себе лишь бирюзу: это случилось год тому назад, после того как он до безумия влюбился в девушку, чьи огромные глаза были точь-в-точь того же оттенка, что и обожаемые им камни, и женился на ней. Несмотря на разницу в возрасте в двадцать пять лет, это был один из наиболее удачных браков, какие только можно себе представить. Однако, если Альдо правильно понял то, что ему удалось услышать, прекрасная Федора вроде бы попросила похоронить ее поблизости от жилища человека, который, несомненно, был одним из ее любовников. В этом необходимо было разобраться, и как можно скорее!

Выбравшись из укрытия, Альдо приблизился к девушке, которая теперь безутешно рыдала, закрыв лицо руками.

Вытащив из кармана чистый платок, он осторожно вложил его в руку Хильды, которая была настолько поглощена своим горем, что нимало не удивилась появлению Морозини.

– Спасибо! – только и сказала она.

– Вам страшно тяжело, да? – очень мягко произнес Альдо. Хильда, как маленькая, несколько раз энергично кивнула.

И тогда он прибавил:

– Слишком тяжело для того, чтобы поговорить со мной одну минутку?

– О чем вы хотите поговорить?

– О графе Манфреди и о великой княгине. Да нет, здесь нечему удивляться! Я действительно все слышал. Дело в том, что несколько минут назад я вышел из своей комнаты, чтобы попытаться увидеться с вами...

– Вы хотели поговорить о серьгах? Но я больше ничего не могу сделать. Поймите! Они остались у нее в ушах, и...

– Речь идет не о них. Так вот, когда я выходил из своей комнаты, то невольно услышал ваш разговор с Таффельбергом. Дело в том, что я хорошо знаю Манфреди и очень хотел бы понять, что все это означает.

– Вы с ним знакомы?

– Да... И, возможно, я мог бы вам помочь. Достаточно ли вы доверяете мне для того, чтобы объяснить, в чем суть этого дела?

– Все очень просто. Это совершенное безумие, но это просто... Примерно год назад, узнав о браке Альберто Манфреди, с которым она незадолго до того пережила страстную любовь, ее высочество решила после своей смерти завещать ему тело, «которое он так любил», с теми украшениями, которые будут на ней в момент смерти, и в том самом платье, которое она надевала в день их первой встречи. Великая княгиня задумала это для того, чтобы когда-нибудь они упокоились рядом в земле Лугано, помнящей их любовь. Тело должно быть торжественно передано господину Манфреди, и он сможет сохранить на память драгоценности княгини, чтобы впоследствии унести их с собой в могилу. Вот и все!

– И это представляется вам простым? Да это самый коварный удар, какой только можно нанести человеку, который наконец обрел в жизни надежду на счастье! Как, по-вашему, жена графа Манфреди отнесется к этой посмертной сопернице вместе с ее драгоценностями или без них?

– Драгоценностями, носить которые она будет не вправе, но которые, возможно, все-таки ее соблазнят?

– Насколько я ее знаю, меня бы это удивило. Но в таком случае, зачем Федора украсила себя и теми изумрудами, которые должна была мне продать?

– Потому что вы сказали ей, что они притягивают несчастья. Только и всего! А ведь она умела быть и доброй! Она была добра ко мне.

Альдо, несколько обескураженный открывшимися ему прихотливыми извивами жаждущего мести женского ума, хранил молчание, так же как и девушка, вновь ушедшая в свои невеселые мысли. Наконец он спросил:

– И что Таффельберг намерен делать в ближайшее время?

– Действовать в соответствии с обычаями. Тело будет забальзамировано, затем его выставят на три дня и три ночи, чтобы подданные ее высочества смогли с ней проститься. Затем тело перенесут в склеп...

– ...откуда Таффельберг в одну прекрасную ночь его тайно похитит, погрузит в какой-нибудь фургон и лично сопроводит до Лугано, чтобы там вручить адресату «в торжественной обстановке»?

– Именно так. Он с давних пор влюблен в ее высочество, и с силой, сравнимой разве что с силой этой любви, ненавидит графа Манфреди. И, конечно, постарается навредить ему как можно больше. Меня это огорчает, потому что граф Альберто искренне любил мою хозяйку, но ее ревность и бесконечные капризы постепенно отдаляли его от нее, и в конце концов им из-за этого пришлось расстаться. Еще до того, как он встретил свою нынешнюю жену.

– И, разумеется, великая княгиня так никогда и не пожелала с этим смириться?

– Нет. В ее оправдание могу сказать, что она очень тяжело переживала разрыв, и эта рана так никогда и не затянулась. Великие страдания и привели к той ситуации, в которой мы сейчас оказались. А теперь я должна перед вами извиниться! Мне надо вернуться к ней.

– Ступайте с миром, мадемуазель де Винклеред! Оплакивайте вашу великую княгиню и не тревожьтесь о графе Альберто! Это я беру на себя.

– Правда? Вы сможете что-то предпринять?

– Думаю, у меня должно получиться, если удача будет на моей стороне!

Альдо и в самом деле начинал думать, что удача, возможно, наконец ему улыбнется. Если Таффельберг и впрямь такой человек, каким он ему представляется, – а Морозини редко ошибался, когда речь заходила о характере его современников, – изумруды беспрепятственно достигнут Лугано. Даже если новый великий князь сделает попытку каким-нибудь образом воспрепятствовать отправке драгоценностей Федоры, на Таффельберга можно положиться: он в точности исполнит указания покойной, хотя бы для этого ему пришлось поднять в замке восстание или проткнуть мечом старика. Последний приобретет право на уважение и повиновение со стороны Таффельберга лишь после того, как мятежная душа Федоры обретет покой.

Адальбер, выслушав рассказ Альдо, полностью согласился с его предположениями.

– И значит, если я верно понял, мы завтра же отправляемся в Лугано? Какая замечательная идея! Я очень люблю этот город, и потом, там сейчас почти жарко!

– Нет, только не завтра. Я не хочу так быстро отсюда уезжать, потому что хотел бы взглянуть своими глазами на ближайшие события. Невозможно предсказать, что сделает генерал, только что ставший великим князем: ему, вероятно, не так легко будет выпустить из рук настолько драгоценные украшения...

– ...хотя они и не принадлежат к сокровищнице великих князей: это личная собственность Федоры. Я тоже успел, когда мы были у нее в спальне, перемолвиться кое о чем с ее фрейлиной. Что касается старика, то ему придется считаться с бывшим адъютантом: его поведение не менее непредсказуемо, но, я думаю, меры он в любом случае примет самые крутые. Федора отправится в Лугано со всеми своими побрякушками, уж в этом ты можешь не сомневаться.