Альрауне. История одного живого существа - Эверс Ганс Гейнц - Страница 38

«Ты могла бы быть моим пажом, если бы я сама была дамой, – обратился к ней шевалье де Мопен, – и моей камеристкой, если бы я была кавалером». Девочка кивнула головою.

– Ну, выдержала я экзамен, профессор? – засмеялась Альрауне.

– С величайшей похвалой – подтвердил историк литературы. – Но оставь мне все-таки мою маленькую Труду.

– Теперь экзаменовать буду я, – сказала Альрауне тен-Бринкен. Она обратилась к маленькому круглому ботанику: – Какие цветы растут у меня в саду, профессор?

– Красивые гибиски, – ответил ботаник, знакомый с флорой Цейлона, – золотые лотосы и белые цветы храма.

– Неправда, – воскликнула Альрауне, – неправда. Ну, а ты, стрелок из Гаарлема? Быть может, ты скажешь, какие цветы растут у меня в саду?

Профессор истории искусств пристально посмотрел на нее, легкая улыбка пробежала по его губам.

– Цветы зла, – сказал он, – правильно?

– Да, да, – воскликнула Альрауне, – правильно. Но они растут не для вас, господа ученые, – вам придется подождать, пока они завянут и засохнут в гербарии.

Она вынула из ножен свою миниатюрную саблю, поклонилась, шаркнула высокими каблучками и отдала честь. Потом повернулась, протанцевала тур вальса с бароном фон Мантейфелем, услыхала звонкий голос ее королевского высочества и быстро подбежала к столу принцессы.

– Графиня Альмавива, – начала она, – чего хотели бы вы от вашего верного Керубино?

– Я им недовольна, – ответила принцесса, – сегодня он заслужил розги. Он перебегает по зале от одного Фигаро к другому.

– И от одной Сусанны к другой, – засмеялся принц.

Альрауне тен-Бринкен состроила гримасу.

«Что же делать бедному мальчику, – воскликнула она, – который еще ничего не знает?» Она засмеялась, сняла с плеча адъютанта гитару, отошла на несколько шагов и запела:

– От кого же ты ждешь ответа, Керубино? – спросила принцесса.

– А разве графиня Альмавива не может ответить? – ответила Альрауне.

Принцесса расхохоталась. «Ты очень находчив, мой паж», – сказала она.

Керубино ответил: «Таковы уж все пажи».

Она приподняла кружево с рукава принцессы и поцеловала ей руку высоко и чересчур долгим поцелуем.

– Не привести ли тебе Розалинду? – шепнула она и прочла ответ в ее глазах.

Розалинда как раз проносилась мимо с кавалером – ни минуты не давали ей покоя в тот вечер. Шевалье де Мопен отнял ее у кавалера и подвел к столу принцессы. «Дайте выпить, – воскликнула она, – мой возлюбленный умирает от жажды». Она взяла бокал, который подала принцесса, и поднесла к красным губам Вольфа Гонтрама. Потом обратилась к принцу; "Не хочешь ли протанцевать со мною, неистовый рейнский маркграф? 0й рассмеялся и показал на свои огромные сапоги с исполинскими шпорами: «Могу я, по-твоему, в них танцевать?»

– Попробуй, – настаивала она и потянула его за собою, – как-нибудь выйдет. Только не наступай мне на ноги и не раздави меня, суровый маркграф.

Принц задумчиво посмотрел на нежное создание, утопавшее в кружевах. «Ну, хорошо, пойдем танцевать, маленький паж», – сказал принц.

Альрауне послала принцессе воздушный поцелуй и понеслась по зале с грузным принцем. Толпа расступалась перед ними. Он подымал ее, вертел в воздухе, она громко кричала – как вдруг он запутался в своих шпорах: бац, оба лежали на полу. Она тотчас же поднялась и протянула ему руку.

«Вставай же, суровый маркграф, – крикнула она, – я, право, не в силах тебя поднять». Он хотел сам приподняться, но только ступил на правую ногу, вскрикнул от боли. Он оперся на левую руку и опять попробовал встать. Но не смог: сильная боль в ноге мешала ему.

Он сидел так, большой и сильный, посреди залы и не мог подняться. К нему подбежали и попробовали снять огромный сапог, покрывавший всю ногу. Однако нога сразу распухла; пришлось разрезать кожу острым ножом. Профессор доктор Гельбан, специалист-ортопед, исследовал его и нашел перелом кости. «На сегодня достаточно», – проворчал принц.

Альрауне стояла в толпе, теснившейся вокруг принца, – рядом стоял красный палач. Ей вспомнилась песенка, которую пели по ночам студенты на улицах.

– Скажи-то, – спросила она, – как эта песенка о камне и трех ребрах?

Длинный тевтонец, бывший уже немного навеселе, ответил, словно автомат, в который кинули монету. Он замахнулся своим топором и прогремел:

– Замолчи, – крикнул ему товарищ. – Ты совсем взбесился? Он замолчал. Но добродушный принц рассмеялся. «Спасибо за подходящую серенаду. Но три ребра ты бы мог мне оставить, с меня вполне достаточно и ноги».

Его посадили в кресло и перенесли прямо в сани. Вместе с ним уехала и принцесса, она осталась очень недовольна происшедшим.

Альрауне принялась искать Вольфа Гонтрама и нашла его за опустевшим столом принцессы.

– Что она делала? – спросила Альрауне быстро. – Что говорила?

– Не знаю, – ответил Вельфхен.

Альрауне схватила веер и сильно ударила его по руке. «Ты знаешь, – не отставала она. – Ты должен знать и должен рассказать мне».

Он покачал головой: "Право, не знаю. Она угостила меня вином, погладила по волосам Кажется, она пожала мне руку. Но точно не помню, – не помню и о чем она говорила. Я не -

сколько раз отвечал ей «да», но совсем не слушал. Я думал совсем о другом".

– Ты страшно глуп, Вельфхен, – сказала с упреком Альрауне. – Опять ты мечтал. О чем же ты, собственно, думал?

– О тебе, – ответил он.

Она топнула ногой.

– Обо мне! Всегда обо мне! Почему ты всегда думаешь только обо мне?

Его большие глубокие глаза умоляюще обратились к ней.

«Я же не виноват», – прошептал он.

Заиграла музыка и нарушила тишину, воцарившуюся после отъезда их высочеств. Мягко и обаятельно зазвучала мелодия «Южные розы». Альрауне взяла его руку и увлекла за собой: «Пойдем, Вельфхен, пойдем танцевать».

Они закружились одни в большом зале. Седовласый историк искусств увидел их, влез на стул и закричал:

– Тишина! Экстренный вальс для шевалье де Мопена и его Розалинды.

Несколько сотен глаз устремились на прелестную пару. Альрауне заметила это, и каждое ее движение было рассчитано на то, чтобы ею восхищались. Но Вольф Гонтрам не замечал ни – чего, он чувствовал только, что он в ее объятиях, что его уносит какими-то мягкими звуками. Его густые черные брови сдвинулись и оттеняли задумчивые глаза.

Шевалье де Мопен кружил его в вальсе – уверенно, твердо, точно паж, привыкший с колыбели к гладкому блестящему паркету. Слегка склонив голову, Альрауне держала левою рукою пальцы Розалинды и в то же время опиралась на золотую рукоятку сабли. Напудренные локоны прыгали, точно серебряные змейки, – улыбка раздвигала губы и обнажала ряд жемчужных зубов.

Розалинда послушно следовала ее движениям. Золотисто-красный шлейф скользил по полу: словно нежный цветок, поднималась стройная фигура.

Голова откинулась назад, тяжело спадали с огромной шляпы белые страусовые перья. Далекая от всего, отрезанная от мира, кружилась она среди гирлянд роз, вдоль залы – еще и гости столпились вокруг, встали на стулья, на столы. Смотрели, еле переводя дыхание.

«Поздравляю, ваше превосходительство», – прошептала княгиня Волконская. Тайный советник ответил: «Благодарю, ваше сиятельство. Видите – наши старания не совсем были тщетны». Они закончили, и шевалье повел свою даму по зале. Розалинда широко открыла глаза и бросала молчаливые, изумленные взгляды на толпу.