Девица Кристина - Элиаде Мирча - Страница 14

При первых же словах Санда сникла, почувствовав бесконечную усталость во всем теле. Как будто кровь медленно уходила из ее жил. Она боялась потерять сознание.

— Я — Люцифер[3], звезда зари, ты будешь мне невестой! — торжествующе гремела г-жа Моску.

«Откуда в ней взялось столько силы, она вся светится, и голос такой полнозвучный, такой великолепный», — недоумевал г-н Назарие. Г-жа Моску выуживала из памяти строфу за строфой, временами очаровательно запинаясь. «И все же она перескакивает», — заметил Егор. Он слушал почти без сопротивления, следя глазами за Сандой, которую заметно била дрожь, несмотря на одеяло и теплую шаль. «Надо что-то сделать, — говорил он себе. — Надо встать, подойти к ней, приласкать, успокоить — что бы ни подумала ее матушка». Хотя г-жа Моску была в таком экстазе, так увлечена припоминанием поэмы, что явно не слышала и не видела ничего вокруг.

— Ведь я живая, мертвый — ты...

Голос г-жи Моску вдруг оборвался. Она покачнулась, стоя посреди комнаты, куда ее занесли эмоции, снова взялась руками за голову — на этот раз растерянно, с испугом.

— Что со мной? — простонала она. — Я, кажется, устала.

Г-н Назарие усадил ее на стул. Неужели это была только иллюзия — все ее одушевление, этот сильный сладкозвучный голос, свидетельствующий о здоровье и полнокровии.

— Вот видишь, мама, не послушалась меня... — чуть слышно прошептала Санда.

Егор подошел к ее постели. Санда была пугающе бледна, глаза неестественно запали, а зябкость выдавала тлеющую лихорадку.

— Я сейчас же иду за доктором, — озабоченно объявил он. — Ты мне совсем не нравишься.

Санда поблагодарила его улыбкой, постаравшись как можно дольше удержать ее на губах. Но она ни в коем случае не хотела отпускать его сейчас, в разгар событий, когда старая болезнь так неожиданно дала вспышку.

— Не спеши, побудь со мной, — сказала она. — Никакой доктор мне не нужен. Через несколько часов я приду в себя, а завтра мы уже будем гулять по парку...

В эту минуту г-жа Моску с внезапной живостью снова поднялась на ноги.

— Вспомнила! — ликовала она. — Я вспомнила самое красивое место из «Люцифера»:

Санда вцепилась в Егорову руку. Она вся дрожала, взгляд блуждал по комнате. «Она тоже знает», — понял Егор. Он был, на удивление себе, спокоен, голова — ясна. Рядом с Сандой, сжимая ее ледяную руку в своих горячих ладонях, он ничего не боялся. Не боялся — и все равно не смел обернуться, оборвать нить ее парализованного ужасом взгляда, прикованного к чему-то за его спиной. Г-жа Моску смолкла, и ее молчание влилось в странную тишину комнаты. Егор слышал, как бьется у Санды сердце, как тяжело дышит г-н Назарие. «Он тоже чувствует, а может быть, и видит. Хорошо, что я ничего от него не скрыл. Не имело смысла».

— Maman! — из последних сил крикнула вдруг Санда.

Егор угадал все, что она хотела сказать этим отчаянным вскриком, — это была попытка вывести г-жу Моску из чудовищной переклички с потусторонним, нечеловеческим, непозволительным. «Мама, на нас люди смотрят!» — казалось, заклинала она. Г-жа Моску, словно очнувшись, обратилась к г-ну Назарие:

— Почему вы вдруг замолчали, профессор?

— Я, сударыня? — удивился г-н Назарие. — Я, кажется, сегодня вообще ни слова не вымолвил. Я слушал, как вы декламируете. Редкая память!

Г-жа Моску пытливо заглянула ему в глаза — не шутит ли он.

— Хороша память с книжкой в руках, — устало сказала она, ставя «Антони» на этажерку. — Счастье, что есть книги. Вот сколько я принесла сегодня Санде, хватит чтения на много дней...

Она указала на кипу книг. Г-н Назарие скользнул взглядом по корешкам: «Жан Сбогар», «Рене», «Айвенго», «Цветы зла», «Там, внизу».

— Из Кристининой библиотеки, — объяснила г-жа Моску. — Ее любимые книги. И мои тоже, разумеется...

С усталой улыбкой она подошла к постели Санды, спросила:

— А вы что притихли, дети мои?

Санда ответила укоризненным взглядом. Г-жа Моску присела на кровать и взяла руку Санды, которую минуту назад выпустил Егор.

— Да ты совсем ледяная, ты озябла! — воскликнула она. — Тебя надо напоить чаем... Впрочем, пора вставать. Скоро закат. Комары близко...

«Она бредит», — с беспокойством подумал Егор, пытаясь прочесть в глазах Санды объяснение, совет, что делать. Этот неожиданно открывшийся бред застал его врасплох.

— Может быть, нам лучше уйти? — вдруг сипло произнес г-н Назарие.

— О, не беспокойтесь, вы со мной, — ободрила г-жа Моску. — Они вам ничего не сделают. Полетают поверху, и все...

— Хорошо бы вам принять хинин, — прошептала Санда. — Мама говорит о комарах. Они очень опасны сейчас, на закате...

— Да, вот они, налетают, — тем же осипшим голосом сказал г-н Назарие. — И как странно они роятся перед самым окном!.. Вы их слышите, Егор?

Егор слышал: комары шли тучами, такого зрелища ему видеть не доводилось. Откуда их столько?

— Признак засухи, — заметил г-н Назарие. — Надо бы закрыть окно.

Тем не менее он не двинулся с места, так и оставшись стоять посреди комнаты, зачарованно глядя на комариное роение перед окном.

— Нет нужды, — сказала г-жа Моску. — Солнце еще не заходит. И потом вам нечего бояться, пока вы со мной...

Холодок пробежал по спине Егора от ее сухого, безучастного, неузнаваемого голоса. Голос шел как будто из сна, из иных миров.

— И все же лучше принимать хинин, хотя бы по полтаблетки в день, — совсем тихо прошептала Санда.

И Егор понял, что она, по крайней мере, больше не чувствует ничьего потустороннего присутствия, не видит ничего неположенного. Зато видел профессор: он явно следил за чьим-то парением, потому что его глаза были устремлены в пустоту поверх комариных туч. Застыв посреди комнаты, он даже не отмахивался от комаров, понемногу проникавших внутрь. «На запах их тянет, что ли? — думал Егор. — Не на тот ли, что шокировал меня сегодня утром? Слишком уж их много, и все прямо сюда. На кровь?»

Г-жа Моску обвела всех ласковым, почти родственным взглядом.

— Ну, дети мои, скоро закат, давайте-ка ее поднимем.

Голос прозвучал вполне живо и все же отчужденно, как будто его хозяйкка была далеко, в каких-то своих, чуждых здешним, радостях.

— Вставай, Санда, — продолжала г-жа Моску. — Вечереет... И ты озябла...

Егор сжал кулаки так, что ногти вонзились в ладони. «Только не растеряться! Держись!» Он попытался остановить Санду, которая спустила с постели ноги и нащупывала ночные туфли. Но она мягко отстранила его.

— Мне обязательно надо идти, maman? — покорно спросила она.

— Разве ты сама не видишь, что уже пора? — отвечала г-жа Моску.

Егор, нагнувшись к Санде, произнес властно:

— Останься. Куда ты пойдешь?

Та печально погладила его по щеке.

— Ничего, ничего, — прошептала она. — Я должна, ради мамы...

Тут Егор почувствовал острый укол в руку и, непроизвольно хлопнув себя по запястью, убил комара. На коже осталось кровавое пятнышко. «Кровожадный, бестия!»

Увидев кровь, Санда поспешно схватила его за руку.

— Уходи, уходи скорей, пока мама не увидела, — лихорадочно зашептала она. — Ей станет дурно.

Егор вытер руку о пиджак.

— Уходи, я тебя прошу! — заклинала Санда. — И прими таблетку хинина.

Егора только раззадорил этот умоляющий голос, это наваждение, границ которого он еще не знал, эти слова, в смысл которых он не мог проникнуть.

— Не уйду, пока ты не скажешь, куда вы собираетесь.

— Не беспокойся об этом, друг мой любезный, — сказала Санда.

Егор вздрогнул, возвращенный к событиям прошедшей ночи; одна за другой вставали в памяти подробности...

— Ты не рад, что я тебя так называю? — грустно удивилась Санда.