Мандат - Эрдман Николай Робертович - Страница 18

Настя. Что я вам говорила, Иван Иванович, точь-в-точь как в «Кро­вавой королеве-страдалице». Милый мой, я согласна. По­звольте мне мой туалет.

Агафангел. Пожалуйте платье, ваше высочество.

Настя. Сейчас я буду готова. (Уходит.)

Те же и Анатолий.

Анатолий. Папа, кареты подъехали.

Олимп Валерианович. Какие кареты?

Анатолий. В которых Валериан будет жениться на Варваре Сергеевне.

Олимп Валерианович. Как – на Варваре Сергеевне?

Автоном Сигизмундович. Боже мой! Они, наверное, ско­ро приедут.

Олимп Валерианович. Как же нам быть, Валериан? А?

Валериан Олимпович. Папочка, я не знаю, у меня кру­жится…

Олимп Валерианович. Ты, Автоном, пожалуйста, эдак как-нибудь дипломатичнее предупреди их, что свадьбы не будет.

Автоном Сигизмундович. Дипломатичнее? (Смеется.) По­стараюсь, Олимп, постараюсь. Но подумай, Олимп, какое не­вероятное происшествие: эта женщина в данный момент олицетворяет собой всю Россию, а он на ней женится.

Олимп Валерианович. Да, Автоном, он, если можно так вы­разиться, стал супругом всея Руси. Какая ответственность?!

Автоном Сигизмундович. А какое приданое? Что с тобой?

Валериан Олимпович. Дядюшка, у меня кружится…

Те же и Настя.

Настя. Вот я, господа, и оделася и обулася.

Олимп Валерианович. Ваше высочество, кареты уже готовы.

Настя. Едемте, едемте.

Настя, Олимп Валерианович и Валериан Олимпо­вич уходят.

Автоном Сигизмундович, Агафангел.

Автоном Сигизмундович. Уж не занялся ли ты, Агафангел, политикой?

Агафангел. Зачем же мне, ваше превосходительство, политика, если я на всем готовом живу.

Автоном Сигизмундович. Что это у тебя?

Агафангел. «Всемирная иллюстрация», ваше превосходитель­ство, со снимками.

Автоном Сигизмундович. А ну, покажи! Какая была печать! Опять же и мысли, и твердый знак. А почему? Люди были ве­ликие. Ну вот, скажем, к примеру, Сытин. Печатал газету «Рус­ское слово», и как печатал. Трехэтажный дом для газеты по­строил и во всех этажах печатал. Зато, бывало, как мимо проедешь, сейчас же подумаешь: «Вот оно – оплот Россий­ской империи, трехэтажное „Русское слово“. Его величество государь император. Смирно! Где ты его достал?

Агафангел. В уборной, ваше превосходительство.

Автоном Сигизмундович. А там еще никого не было?

Агафангел. Был, ваше превосходительство.

Автоном Сигизмундович. Кто?

Агафангел. Бельгийский король Альберт среди своего народа, в красках, ваше превосходительство.

Автоном Сигизмундович. Где же он?

Агафангел. Виноват, ваше превосходительство. Недосмотрел и использовал, ваше превосходительство.

Автоном Сигизмундович. Истинно, можно сказать, король-страдалец. (Смотрит картинки.) Верховный главнокомандующий Николай Николаевич под ураганным огнем не­приятеля пробует щи из котла простого солдата. Где теперь такие герои? Подумать только, какой пример. Каждую мину­ту мог умереть, но не дрогнул и пробовал щи под огнем не­приятеля. Что ты на это? А?

Агафангел. Так точно, мог умереть, ваше превосходительство, потому как солдатские щи хуже всякой отравы, ваше превос­ходительство.

Автоном Сигизмундович. Агафангел, клей!

Автоном Сигизмундович, Агафангел с клеем, Анатолий.

Автоном Сигизмундович. Анатолий!

Анатолий. Я, дядюшка.

Автоном Сигизмундович. Сейчас мы с тобой вот эту кар­тину на толстый картон наклеим.

Анатолий. Это, дядя, папа той женщины, которая была в сун­дуке?

Автоном Сигизмундович. Да, Анатолий, самодержец Рос­сии.

Анатолий. Дядюшка, я самодержца уже помазал, на что же его наклеивать?

Автоном Сигизмундович. Агафангел! Пойди отыщи кар­тон.

Агафангел уходит.

Автоном Сигизмундович и Анатолий.

Анатолий. Куда же мне его положить, дядюшка?

Автоном Сигизмундович. Пока положи на стул.

Анатолий кладет портрет Николая на стул кверху клеем.

Те же, Надежда Петровна с граммофоном, Варвара Сергеевна в подвенечном платье,

Павел Сергеевич с портфелем.

Надежда Петровна. Вот мы к вам, слава богу, и переехали, Автоном Сигизмундович.

Автоном Сигизмундович. Вот незадача. Как же мне им все­го дипломатичнее отказать.

Надежда Петровна. Автоном Сигизмундович, вот мои дети.

Автоном Сигизмундович. Мне вас искренно жаль, Надеж­да Петровна, я в этом, ей-богу, не виноват.

Надежда Петровна. А где же жених, Автоном Сигизмундо­вич?

Варвара Сергеевна. Мамаша, не говорите такие слова, мне совестно.

Автоном Сигизмундович. Я с вами солидарен, сударыня, лучше об этом не говорить.

Анатолий. Если вы про моего брата говорите, то он с папой по­ехал венчаться.

Надежда Петровна. Святители! Мы здесь о всякой ерунде разговариваем, а они нас давно в церкви дожидаются. Павел! Напудри Варваре нос. Едемте, Автоном Сигизмундович, едемте.

Автоном Сигизмундович. Видите ли, Надежда Петровна, я вам должен сказать… Как же всего дипломатичнее – сказать… свадьбы… не будет.

Павел Сергеевич. Как – не будет?

Автоном Сигизмундович. Совсем не будет.

Варвара Сергеевна. Мне кажется, маменька, меня опозо­рили.

Надежда Петровна. Как это, то есть совсем? Почему не бу­дет?

Автоном Сигизмундович. Это я вам сказать не могу.

Надежда Петровна. Господи, что же это такое делается. Опо­зорили нас, так и есть – опозорили. Чем же мы, господин Автоном Сигизмундович, Валериану Олимповичу не потра­фили? Кажется, дочь у меня барышня кругленькая и ничем осрамиться не может. А если ему думается, что Варюшенька носом не вышла, то она и без носа для супружеской жизни очень приятная.