Скорость, маневр, огонь - Иванов Анатолий Степанович - Страница 42

В ученье, как в бою

По сравнению с другими кубанскими станицами, Тихорецкая оказалась довольно крупным населенным пунктом, расположенным на равнине, утопающим в садах и виноградниках. Полк разместился на окраине.

Рядом с жилыми зданиями – столовая, штаб. Недалеко от гарнизона – полевой аэродром. К нему через огромное поле подсолнухов протоптана тропа.

Подсолнухи уже вымахали выше человеческого роста. Идешь, бывало, через них, словно сквозь густой лес пробираешься. Остановишься на минуту и невольно заслушаешься: тишина. Только неутомимые труженицы-пчелы жужжат. Благодать! Будто и войны нет.

В любой дом зайдешь и тебя напоят холодным молоком прямо из глечика. Нередко предложат и добрый кухоль вина. Боже упаси, предложить хозяйке деньги за угощение – обидится. Добрые и гостеприимные здесь люди. Словом, попали мы в окружение благодарных людей, которые старались проявить к воинам всяческую заботу, окружали нас вниманием. Для нашей боевой учебы была самая благоприятная обстановка.

Даже не верится, что прошли два месяца невероятного напряжения в жарких боях на Кубани и остались мы ~живы и невредимы. Вспомнилось, как однажды мы с Виктором Савченко вечером, еще не остывшие после боя, шли в общежитие и разговорились о своих судьбах.

– Мечемся каждый день между жизнью и смертью, – вздыхает Савченко.

– Если переживем это кубанское пекло, то и черт нам будет не страшен, – подбадриваю Виктора.

– Как сказать. А знаешь, Толя, давай загадаем: если переживем, значит доживем до самой победы.

– Ну, что ж, давай загадаем.

И вот пережили. Правда, у Савченко пулей насквозь шея пробита, но он жив и поправляется. У меня от невероятных перегрузок нервной системы на теле начали появляться волдыри. Врачи говорят, что необходимо вводить внутривенно хлористый кальций и полковой врач каждый день мне колет руки. Начал чувствовать себя лучше.

Благотворно действует и спокойная обстановка в Тихорецкой. Хорошо бы вызвать сюда Сашу, жену из Баку. Два месяца мы с ней не виделись. Перед отлетом полка на Кубань она хотела поехать в Карачалу и проводить меня на фронт.

– Не надо, – запротестовал я тогда. – Проводить мужа на фронт, говорят, нехорошая примета. Сам улечу, сам и прилечу. И обязательно!

Саша поплакала, но я был неумолим. Теперь прилететь я к ней не мог и настрочил телеграмму: «Все в порядке, жив, здоров, выезжай в Тихорецкую»…

Быстро изучили новый истребитель. Самолет, хотя и отличался от предыдущих машин некоторыми изменениями в конструкции, но особых трудностей для освоения летчиками не представлял.

К началу переучивания в полк прибыло пополнение из молодых летчиков. Нам предстояло побыстрее их ввести в строй. С этой целью к каждому прикрепили одного, а то и двоих новичков. Мне тоже определили способного молодого парня, Сашу Морозова. Я должен был его подготовить к боевой работе и в дальнейшем вместе летать на выполнение заданий.

От успехов в учебе зависело выполнение предстоящих полетов на фронте и жизнь каждого, поэтому мы прилежно учились сами и учили других.

Новые самолеты с каждым днем становились все послушнее. Мы как бы срастались с ними. Без этого нельзя: человек и машина в воздухе должны быть едины, В любых условиях самолет должен быть послушен летчику, в этом весь смысл учебы.

Боевой опыт пополнился рядом новых приемов, которые теперь уже были известны не только из рассказов, а из личных наблюдений за полетами Покрышкина, братьев Глинки и многих других летчиков соседних полков, летавших вместе с нами, крыло в крыло.

На первых порах молодежь заметно уставала, да и нам, старослужащим, было не совсем легко. Дни стояли знойные, с утра до заката на небе ни облачка. Чуть подует ветерок, но и он горячий. А трудиться надо.

Когда летчик «влетан», то есть систематически производит полеты и сложные маневры, он, как спортсмен, постоянно находится «в форме», все видит, мгновенно соображает и, главное, быстро реагирует на всякие изменения ситуации в воздухе.

Зная эти неписаные законы летной жизни, для тренировок использовали любую возможность.

– Полетим, Саша, с тобой в паре на отработку маневра, – говорю Морозову, – а затем проведем воздушный бой.

– Слушаюсь, товарищ старший лейтенант! – отвечает Морозов.

Взлетаем. Вижу, держится хорошо. Начинаю маневрировать в горизонтальной плоскости, вначале без перегрузок, затем увеличивая их, доводя до предельно возможных величин.

– Молодец, – говорю по радио Морозову. – Теперь давай на вертикаль. Сначала со снижением, а потом с набором высоты.

– Вас понял.

Плавно перевожу самолет к земле, а потом круто набираю высоту. Саша держится молодцом.

– А теперь расходимся для боя.

– Понял.

Разошлись, по команде развернулись и идем друг другу навстречу, в лобовой атаке Морозов не сворачивает. Потом потянули на вертикаль. Выполняю подряд три петли с незначительным креном и с максимальной перегрузкой и я уже в хвосте у самолета Морозова.

– Я уже сбил тебя, Саша, – говорю по радио. – Сбил, слышишь?

Он меня не видит, разворачивает свой самолет то вправо, то влево.

– Саша, не крутись, я у тебя в хвосте, и ты давно сбит. Теперь становись ко мне в хвост и держись так, чтобы не выпустить меня из прицела.

– Понял, – отвечает Морозов, но уже не так уверенно.

Я выхожу вперед и начинаю маневрировать, повторяю тот же маневр: три петли с креном и созданием максимальной перегрузки. Морозов опять оторвался.

– А теперь пошли на посадку.

Сели, Морозов вылез из кабины мокрый до нитки. Я тоже не сухой.

– Ну, как, понял что-нибудь?

– Понял, товарищ старший лейтенант. Вы все умеете, а я вот никуда не гожусь.

На глазах у Морозова слезы обиды, и мне стало жаль этого, еще не обстрелянного летчика-юношу. Не научи его летной премудрости, и он вполне может стать жертвой какого-нибудь фашистского бандита.

– Саша, ты не огорчайся! Полтора года назад мы тоже на умели воевать, однако со временем пришел опыт. Наши соседи по оружию рассказали о премудростях боевых полетов. Командиры учили подчиненных летчиков и, таким образом, из нас, молодых необстрелянных пар. ней, вышли неплохие мастера своего дела.

Уметь только летать – на войне это меньше чем полдела. Выполняя боевую задачу, надо, прежде всего, научиться грамотно мыслить, быстро оценивать обстановку и действовать так, чтобы постоянно владеть инициативой.

К примеру, выходить из боя пикированием на «спитфайре» – смерти подобно, потому что самолет этот легкий и пикирует плохо. «Мессершмитт» моментально настигнет его и расстреляет.

Следовательно, надо противника «тянуть» на вираж и обязательно на правый, потому что у «мессершмитта» воздушный винт мотора левого вращения и самолет правый вираж выполнит хуже левого.

Зная эту особенность, мы долгое время тренировались в выполнении глубоких правых виражей.

Результаты налицо. Именно на правых виражах наши летчики сбили не один фашистский истребитель.

Так что учеба, брат, необходима для всех без исключения. Запомни это и никогда не падай духом.

Нам было гораздо труднее, потому что и драться, и учиться приходилось одновременно. Я думаю, что тебе в этом смысле будет полегче. И не волнуйся – обязательно научу! Только давай по порядку разберем твои ошибки и посмотрим, что надо сделать, если все-таки фашист зайдет к тебе в хвост. Ну, а если ты к нему пристроишься, то тут же надо его бить наверняка, а не упускать!..

И мы стали с Морозовым разбирать ошибки. Все по полочкам разложили.

Слушал Саша внимательно, по ходу разбора задавал вопросы. Говорили минут сорок, пока не подошел техник и не доложил:

– Самолеты готовы к вылету.

– Ну, что, полетим?

– Есть, товарищ старший лейтенант! – бодро отвечает Саша.

И так по четыре-пять полетов каждый день, в самую жаркую пору лета. Похудели, стали поджарыми.

Молодые летчики быстро вошли в строй, каждый старался освоить тонкости боевых полетов. Понимали: от этого зависит их жизнь и будущая победа над врагом.