Голубая звезда - Бенцони Жюльетта - Страница 4

Морозини ничего не оставалось, кроме как улыбнуться: он ожидал подобного ответа. Объяснить это было довольно трудно, но Чечина, как правило поощрявшая любовные авантюры Морозини, почему-то возненавидела Дианору Вендрамин. Разумеется, она не была с ней знакома, но рыночных сплетен и того факта, что Дианора – иностранка, для Чечины было вполне достаточно. Несмотря на космополитизм Венеции, ее маленький народ испытывал к «северянам» антипатию, которая частично объяснялась долгим периодом австрийской оккупации, а Дианора была датчанкой.

Этой девушке, дочери разорившегося барона, не было и восемнадцати лет, когда она пробудила безумную страсть в душе одного из самых знатных патрициев в Лагуне; он женился на ней, хотя был на добрых сорок лет старше невесты.

Через два года Дианора стала вдовой: ее супруга убил на дуэли румынский господарь, покоренный нордической прелестью и аквамаринового цвета очами молодой женщины.

Альдо Морозини познакомился с ней за несколько месяцев до объявления войны, в рождественскую ночь 1913 года, на праздничном ужине у леди Грей, известной красотки, которая принимала в своем дворце Лидо космополитическое, довольно разношерстное, но элегантное и зажиточное общество. В этот вечер графиня Вендрамин впервые появилась в свете после трехлетнего отсутствия, связанного со смертью ее супруга. Столь скромное поведение позволило ей избежать многих унизительных ситуаций: поговаривали, что румын был ее любовником и что именно она придумала такой способ избавиться от богатого, но осточертевшего ей мужа.

При ее появлении – молодая женщина приехала поздно, как раз в тот момент, когда гости готовились пройти к столу, – все разговоры сразу оборвались, настолько сильное впечатление произвела она на присутствовавших: молодой модельер Пуаре облачил ее в бледно-серый шелковый панбархат с синим отливом, будто инеем усыпанный мелким хрустальным бисером, плавные линии платья с высоким лифом, перетянутым под грудью, облегали стройное тело, никогда не знавшее корсета; молодая женщина была похожа на цветок, чуть тронутый морозом. Платье сужалось книзу, стягивая лодыжки, достойные танцовщицы, и точеные ножки, которые выглядывали из-под запаха, слегка приоткрывавшего их и переходящего в шлейф. Длинные и узкие рукава доходили почти до пальцев, унизанных бриллиантами, а глубокий остроконечный вырез декольте, заканчивающийся только у лифа, позволял оценить восхитительные плечи и заметную округлость прелестных грудей. Диадема в две сотни каратов, сочетающаяся с колье, украшавшим шею и подчеркивавшим ее хрупкость, увенчивала шелковистую массу льняных волос, уложенных по-гречески. Действительно, в зал вошла настоящая королева, и каждый – особенно каждая! – прекрасно осознал это, но никто не был так потрясен, как князь Морозини, который сразу оказался рабом этих прозрачных глаз. Дианора Вендрамин была так красива, что даже затмила ослепительную княгиню Русполи, надевшую в тот вечер фантастические жемчуга, принадлежавшие когда-то Марии Манчини.

Обнаружив, что снежная сильфида оказалась его соседкой за столом, Альдо потерял голову от счастья и почти не прислушивался к общему разговору. Он весь погрузился в созерцание и был так ослеплен ее красотой, что часом позже не мог вспомнить, о чем он с ней беседовал. Морозини слушал не слова, а лишь музыку этого низкого, глуховатого голоса, который задевал его нервы, как смычок струны скрипки.

В полночь, когда слуги в напудренных париках открыли окна, чтобы был слышен рождественский звон колоколов и гимны в исполнении детей, заполнивших гондолы, Альдо поцеловал руку Дианоре и пожелал ей такого же светлого Рождества, какое благодаря ей переживает сам. На это молодая женщина ответила ему улыбкой.

Позднее они танцевали, а затем она позволила ему проводить ее до дома, и тогда срывающимся голосом, какого у него никогда не было, Морозини осмелился заговорить о любви, попытавшись выразить в словах ту страсть, что она успела зажечь в нем. Дианора слушала его молча, с закрытыми глазами; разомлев в мягкой нежности своей накидки из шиншиллы, она была так неподвижна, что Альдо решил, будто она уснула. И, глубоко удрученный, замолчал. Тогда она приподняла свои длинные ресницы над светлыми озерами глаз и, склонив сверкающую драгоценностями головку ему на плечо, прошептала:

– Продолжайте! Мне нравится слушать вас.

В следующее мгновение он припал к ее губам, а несколько позже, в Кампо Сан-Поло, где находился старинный дом, принадлежавший молодой женщине, он уже сбрасывал с нее платье лунного цвета и, уткнувшись лицом в каскад мягких как шелк распущенных белокурых волос, не мог поверить в сказочный рождественский подарок, преподнесенный ему судьбой, – близость с Дианорой в ту же ночь, когда они впервые встретились.

Прошло несколько месяцев; то была вспышка безумной страсти, нашедшей приют в благоухающих апельсиновых садах виллы в Сорренто, которые спускались прямо к морю, где они, обнаженные, любили купаться вдвоем под звездами, а затем в маленьком дворце, спрятавшемся под олеандрами на берегу озера Ком. Влюбленная парочка бежала из Венеции от тысяч слишком любопытных, а то и осуждающих взглядов. Кроме того, Альдо не хотел беспокоить мать, ибо знал, что она была противницей связи с этой женщиной, которую считала опасной.

Тем не менее, опьяненный любовью, он с первых дней предлагал Дианоре стать княгиней Морозини, но молодая женщина отказалась, приведя довольно разумный довод – время для брака было не совсем подходящим. Вот уже несколько месяцев со всех концов Европы доносились зловещие слухи о том, что сгущаются тучи, предвещающие бурю. И, судя по всему, они уже находили подтверждение в реальности.

– Может случиться так, что вам придется драться, мой дорогой, а у меня нет никакого желания испытывать тревогу. И еще меньше меня прельщает перспектива оказаться в роли вдовы, которую я уже исполняю и о которой вы помогаете мне забыть...

– Вы могли бы совсем избавиться от этой роли, и если вы действительно меня любите, то тревогу вам придется испытать все равно, независимо от того, замужем вы за мной или нет.

– Возможно, но, по крайней мере, никто не будет говорить, что я принесла вам несчастье. И, кроме того, став вашей женой, я буду чувствовать себя обязанной страдать, а с вами мне не хочется переживать ничего, кроме счастья.

28 июня 1914 года, в то время как эрцгерцог Франц-Фердинанд, наследник австро-венгерского престола, и его супруга были сражены пулями Гаврилы Принципа, Дианора и Альдо совершали лодочную прогулку по озеру. Страстная поклонница Стендаля, молодая женщина любила отождествлять себя с герцогиней Сансевериной, чьей жизненной энергией, вольнолюбием и страстностью она восхищалась. Альдо это немного раздражало.

– Для такой роли у вас не тот возраст, – с иронией говорил он, – да и я не могу соперничать с юным Фабрицио... который, кстати, никогда не был любовником Сансеверины! К ее большому сожалению! А я – твой, моя красавица, принадлежу тебе и чрезвычайно влюблен. Вот почему я с сожалением вспоминаю о Сорренто, где мы не слишком предавались романтическим грезам любви, чтобы все не кончилось плохо...

– Все имеет свой конец...

– Я не хочу слышать этого слова, когда речь идет о нашей любви... и мне очень жаль, что вы захотели покинуть Сорренто, предпочтя ему это великолепное, но навевающее легкую меланхолию озеро... Я предпочел бы видеть вас в лучах солнца, в одежде из одних волос!

– Какой варвар! А я-то хотела угодить вам...

В течение всей прогулки она не позволила ему приблизиться к себе. Он не настаивал: подобные капризы, разжигающие желание, иногда были ей необходимы, и Альдо охотно терпел их, зная, что награда окажется соразмерной искушению, которому он стоически противился.

Так случилось и в ту ночь. Дианора отдавалась неистово, как никогда, без передышки требуя все новых ласк, будто никак не могла насытиться любовью. Быть может, догадываясь, что их волшебные часы уже сочтены, молодая женщина хотела просто подарить своему возлюбленному незабываемое воспоминание, но Альдо не знал этого или не хотел знать.