Флорентийка - Бенцони Жюльетта - Страница 66

Он посадил Фьору на большой камень и осторожно раздвинул ветки деревьев и кустов дикой малины, чтобы можно было наблюдать за происходящим. В дополнение к остальным мерам предосторожности молодая женщина, как и ее спутники, прикрыла лицо черной маской и на руки надела перчатки. Таким образом они были почти невидимы и открытые части тела были защищены от колючих кустарников.

Перед Фьорой простиралось поле, окруженное старинными монастырскими зданиями. Оно напоминало широкую скатерть, постеленную среди возвышений, которые вырисовывались неясными очертаниями. Вокруг все было тихо, лишь из соседнего леса трижды раздался крик совы, в ответ на поле послышался звук, напоминающий громкий вздох.

Вдруг из руин вышел человек с факелом в руках, он быстро зажег два костра, расположенных по краям поля, и сразу же середина его ярко осветилась, как сцена в театре, открыв зрителям устрашающие декорации.

Между двух костров стоял грубый стол, сделанный из двух камней и каменной плиты, позади него было небольшое возвышение, увитое плющом, на котором возвышалась статуя, раскрашенная с такой реальностью, что у Фьоры волосы зашевелились на голове. Туловище голого мужчины с козлиными ногами, сидевшего на корточках, было увенчано отвратительной головой. Острые уши, длинные закрученные рога и жесткая свисающая борода были взяты у козла, длинный, загнутый нос, красный гримасничающий рот и налитые кровью глаза были почти человеческие. Мужчина зажег три свечи, стоявшие на голове статуи между рогами, в когтистых руках статуи были в одной серп, а в другой золоченый кубок.

– Дьявол! – выдохнула Фьора, машинально перекрестившись.

Деметриос прикрыл ей рукой рот.

– Больше ни слова! – прошептал он ей на ухо. – Ты можешь выдать нас…

В свете костров стали видны призраки, сидевшие вокруг отвратительного идола, закутанные в темное. Они одновременно сбросили свои накидки и предстали перед наблюдавшими. В своих обносках когда-то богатых одежд они являли собой сборище кошмарных фигур, создать которые мог лишь воспаленный мозг, охваченный бредом.

Здесь были беззубые старухи с ввалившимися щеками, уродливые мужчины с воспаленными глазами, блестевшими из-под копны сальных волос, еще молодые, но потрепанные разгульной жизнью женщины. Те, кто пришел из Фонтелюченте и из других мест, стояли тихо и неподвижно немного поодаль, такие же отвратительные, как и их идол, которому они поклонялись.

В это время человек с факелом, воткнув его в землю, удалился и появился вновь с черным покрывалом в руках, набросил его на стол, поставил два железных подсвечника с черными свечами и зажег их. Черный зловонный дым поднялся кверху, к голове идола. Послышалась заунывная мелодия, которую затянули колдуны с закрытыми ртами, сначала тихая, но постепенно становившаяся все громче, мужчины и женщины принялись раскачиваться слева направо в такт ее медленному ритму, уставившись неподвижным взглядом перед собой и держа скрещенные руки на коленях. Над долиной вместе с тяжелыми облаками дыма поплыло мычание, лишь отдаленно напоминавшее пение. Постепенно поле стало оживляться…

Люди в масках выходили из леса или из руин монастыря. Когда они сняли свои плащи и накидки, Фьора, которая глядела широко раскрытыми глазами и не упускала ни одной детали, увидела среди них мужчин и женщин, молодых и старых, в черных истрепанных одеждах, чьи изможденные лица говорили о долгих ночных бдениях, проведенных в поисках решений нераскрытых тайн; увидела нищих, среди которых, ей показалось, она узнала Бернардино, крепких юношей, нескольких красивых девушек.

С изумлением Фьора отметила присутствие трех женщин в масках, роскошные туалеты которых говорили об их высоком положении, также было несколько мужчин в масках и в вышитых одеждах. Но самым удивительным был дух братства, который объединял всех этих людей, в глазах и благородной дамы, и грязного нищего, и крестьянина можно было прочитать одинаковое чувство ожидания.

Пламя костров, в которое бросили смолу, стало желтым и сделало все лица похожими. Колдуны продолжали раскачиваться, выводя медленную и мрачную мелодию, которой, казалось, не было конца, те, кто приходил вновь, подхватывали ее и также раскачивались, это монотонное движение стало всеобщим. Завороженная Фьора должна была ухватиться за ветки кустарника, чтобы не последовать их примеру, но тут она укололась о колючий куст, и наваждение прошло…

Вдруг послышался низкий, глубокий звук, похожий на удар гонга, и мгновенно наступила тишина. Из развалин появился кортеж…

Во главе, неся крест, к которому был привязан труп собаки, шел негр атлетического сложения, одетый в ярко-красного цвета рясу, с разрезами, через которые было видно его бронзовое тело, за ним шли две девушки, нагота которых была едва прикрыта прозрачными белыми туниками. На головах у них были венки из плюща, одна несла кадило, вторая держала двумя руками кубок, наполненный зернами пшеницы и черными маслинами. Мужчина, похожий на священника, заключал процессию.

На нем была одежда, точно такая, как у христианского священника. Только она была белая с красной подкладкой и вышивкой в виде длинных языков черного пламени. Вместо креста его грудь украшал какой-то странный амулет. На голове у мужчины было что-то похожее на небольшую каску с рогами, в руках он нес чашу, накрытую красным покрывалом. Колдуны поднимались и кланялись ему, когда он проходил мимо. Они отодвинулись от алтаря, если можно было назвать так это сооружение, и выстроились в два ряда с двух сторон.

Священник поставил чашу на алтарь, затем, пав на колени, воздел руки к демонической статуе и громко воззвал:

– Отец зла и греха, разврата и преступления, сатана, бог удовольствия и богатства, вечный источник мужественности и запретных страстей, хозяин тех, кто предается разврату, приди к нам сегодня ночью сюда, где мы собрались, чтобы почитать тебя и обожать!..

Несмотря на запрет Деметриоса, Фьора не выдержала и тихо спросила:

– Кто этот человек?

– Священник, лишенный сана, только бывший священник может служить эту мессу…

– Он…

– Замолчи и, что бы ты ни увидела, не произноси ни слова! – строго сказал Деметриос.

Церемония вошла в новую фазу: сначала колдуны, а затем и все присутствующие парами стали проходить перед статуей для приветствия. Они простирались ниц перед алтарем и перед статуей, затем возвращались на свое место. Последней оставалась одна женщина из тех трех, которые, должно быть, принадлежали высшему обществу. У нее в руках был серебряный поднос, на котором лежало что-то бесформенное. Встав на колени, она подала его священнику, который поднес блюдо к идолу:

– Прими, отец лжи и преступления, эти сердца, вырванные у лгуна и убийцы, которые преподносит тебе твоя служанка, чтобы ты одарил ее своими благими дарами. Она предлагает свое тело, чтобы мы на нем совершили обряд жертвоприношения.

Деметриос, почувствовав, как задрожала Фьора, обнял ее и снова закрыл ей рот рукой, боясь, что она может невольно вскрикнуть.

– Я говорил тебе, – прошептал он, – что придется спускаться в ад. Будь мужественной!

При свете костров женщина совершенно разделась и обнаженная легла на алтарь. Несмотря на маску на ее лице, Фьора уже узнала в ней Иерониму. С чаши на мгновение было снято покрывало, и ее поставили на живот женщины. Несмотря на то, что Иерониме было давно уже не двадцать лет, ее полное тело было еще крепким и могло привлекать мужчин, чем и объясняется власть, которую она имела над Марино Бетти.

Святотатство, которое для них было мессой, началось. У Фьоры шумело в ушах, и она почти ничего не слышала Она была загипнотизирована видом этой обнаженной женщины, длинные волосы которой, искусственно осветленные, свешивались до самой земли.

Вдруг произошло нечто такое ужасное, что Фьора прикусила себе губы до крови, чтобы не вскрикнуть. Из первых рядов присутствующих вышла женщина, лицо которой, искаженное экстазом, напоминало маску. Она держала в руках новорожденное дитя. Приблизившись, женщина протянула младенца бывшему священнику. Тот взял его, положил на тело Иеронимы и быстрым ударом ножа перерезал ему горло. Раздался слабый крик, все присутствующие вздрогнули. Фьора решила, что это объяснялось охватившим их ужасом, но на их лицах было лишь выражение тупой радости и животной грубости. Кровь привнесла тот необходимый элемент, которого не хватало в этом ужасном действе.