Виктория и Альберт - Энтони Эвелин - Страница 18

– Всех до одной!

– И фрейлин?

– Всех! – повторила королева.

– Тогда я не знаю, как смогу сформировать правительство. Мне нужно посоветоваться с герцогом Веллингтонским, с вашего позволения, мадам.

Сэр Роберт поклонился, и королева кивнула головой Она наблюдала, как он вышел из длинной комнаты. Как только за ним закрылась дверь, Виктория подобрала юбки и побежала в свои покои. Здесь она тотчас засела за письмо своему дорогому лорду М. Она все подробно описала ему, резко подчеркивая слова, когда перечисляла несуразицы, предложенные ей сэром Робертом, и то, как она сама на них реагировала. Сначала она дрожала от ярости, но потом дрожь перешла в возбуждение.

«Тогда я не смогу сформировать правительство». Это были слова Учителя Танцев.

Как было бы чудесно, окажись они правдой. Если она заупрямится, несмотря на давление с разных сторон, даже со стороны самого Мельбурна, потому что он слишком благороден и справедлив к своим противникам, и если поставит этого одиозного маленького человечка в затруднительное положение, то, возможно, сумеет вернуть к себе Мельбурна! На секунду Виктория заколебалась, пытаясь найти нужные слова, потом продолжила писать четким стремительным почерком, который как нельзя лучше отражал ее характер:

«Я была спокойна, но весьма решительна. Мне кажется, что вы остались бы довольны, увидев мою собранность и твердость. Королева Англии не должна поддаваться подобным просьбам и намекам. Будьте готовы, вы вскоре понадобитесь».

Несмотря на просьбы Мельбурна и требования Пила и Веллингтона, королева не сдалась, и через несколько дней кризис по поводу придворных дам вернул вигов в Кабинет министров и к власти. Герцогиня Сатерленд, леди Тевисток, леди Норманби и все остальные остались под королевской крышей, а Лизен по-прежнему приходила в покои королевы для полуночных откровений. Лорд Мельбурн сидел на своем месте за обеденным столом, и в стране было правительство вигов. Чтобы отпраздновать свою победу, королева устроила бал и концерт в середине мая, пригласив на него только четырех членов партии тори, как, например, герцога Веллингтона, которых было просто невозможно не пригласить.

Несмотря на победу или, как твердили злые языки, именно из-за этого, характер королевы стал гораздо хуже. Слова становились колючими, а глаза весьма холодными, как только ей казалось, что кто-то ее даже слегка задевал. Она по-прежнему хорошо относилась к лорду М., но когда он не соглашался с ней, ее интонация становилась очень резкой, и он сразу вспоминал, что находится здесь только благодаря ее небывалому присутствию духа. Крохотная фигурка, казалось, даже стала выше – так прямо держалась королева, – и движения ее стали резче. Даже любезная ее сердцу герцогиня Сатерленд испытала укол недовольства ее величества, когда давала бал в Стеффорде в честь королевы и вышла ей навстречу в великолепном наряде, сверкая бриллиантами. Королева же приехала в простом бальном платье из муслина и, после того как увидела роскошную обстановку бального зала, сверкающие наряды дам и кавалеров, повернулась к хозяйке:

– Я прибыла из своего дома в ваш дворец, – произнес холодный детский голосок.

Летом 1839 года ее величество воспылала неприязнью к некоторым вигам, и барон Стокмар взволнованно сообщил в письме Леопольду, что Виктории срочно требуется сдерживающее влияние мужа. Немолодой Мельбурн полностью попал в плен к сильной личности королевы и не был способен спорить с ней, даже для ее пользы. Он молит Бога, писал барон, что когда ее кузены прибудут в октябре в Англию, она станет вести себя как подобает скромной девушке. Альберт ведь был весьма чувствительным юношей и очень высоко ценил женскую нежность. Кажется, волнения Стокмара подтверждались и тоном письма Виктории к дорогому дядюшке.

В нем английская королева ясно, причем в весьма суровых выражениях, дала понять, что предстоящий визит кузенов ни к чему ее не обязывает. Она никому не давала обещания и не считает себя чем-то связанной. Только при этих условиях она согласна их принять.

Странно, но только один человек правильно понял причины подобного поведения Виктории.

Мельбурн, несмотря на свой богатый опыт был только лишь поражен быстрой сменой ее настроения, вспышками злости и привычкой рыдать безо всяких видимых причин и даже оттенком злости, с которой Виктория относилась к жизни, зачастую маскируя ее весельем.

Стокмар, всегда так внимательно наблюдавший за ней и все подмечающий с педантичностью, присущей всем немцам, считал ее поведение следствием вседозволенности и отсутствия дисциплины.

И только Лизен, старая дева, инстинктивно понимала то, что очень умные люди никак не могли осознать. И помог ей свой собственный давний опыт, сейчас уже изрядно подзабытый, свое несбывшееся желание, которое нашло замену в ее заботе о маленькой Виктории.

Королева созрела для брака во всех смыслах. Она не могла найти себе места, страдала от постоянных перепадов настроения, потому что прежде приятное проявление внимания со стороны человека, который по возрасту годился ей в отцы, начинало раздражать ее, вместо того чтобы удовлетворять ее тщеславие.

Жизнь, раньше казавшаяся такой веселой и многообещающей, была испорчена безымянным чувством раздражения, и девушка, танцевавшая до зари и всего несколько месяцев назад наблюдавшая восход солнца с крыши дворца, теперь рано уходила из бального зала, садилась на постель Лизен и признавалась, что партнеры разочаровали ее и она устала.

Лизен ничего не говорила ей, она, как всегда, страдала от ревности. Любовь Виктории казалась ей недостаточной, и так будет продолжаться впредь. Ведь эта безвредная привязанность королевы к Мельбурну когда-нибудь сменится любовью к молодому и сильному сопернику. Она ревновала Викторию и одновременно испытывала к ней симпатию, потому что понимала: тяга королевы к независимости и нежелание подчиняться брачным правилам и узам вели в ее душе жестокую борьбу с женскими инстинктами и потребностями.

Приезд кузенов довел конфликт до критической точки. За два дня до их прибытия Виктория в ночной рубашке и халате разговаривала с баронессой. Лизен очень устала, и ей хотелось поскорее лечь спать, оказаться в своей теплой и удобной постели. С годами она все больше и больше желала отдыха, но в последнее время ее любимая Виктория взяла за правило призывать свою наперсницу к себе среди ночи, когда приходила в спальню после бала или официального банкета.

Как обычно, в тот вечер на ужине присутствовал лорд Мельбурн. Двор находился в Виндзоре, и герцогиня Кента, чьи отношения с дочерью остались весьма напряженными после смерти леди Флоры Гастингс, была приглашена туда для встречи с племянниками, дабы создалось впечатление о сплоченности семьи. Вечер прошел спокойно. Королева пригласила лорда Мельбурна в укромный уголок и молча сидела, пока он переворачивал страницы книги по искусству. Ему никак не удавалось развлечь ее, и под конец он оставил свои попытки. Когда королева поднялась, чтобы отправиться в свои покои, вся компания разошлась со вздохом облегчения.

– Сегодня было так скучно, так тоскливо! – заметила королева. – Даже лорд М. не блистал остроумием. Как ты думаешь, Лизен, почему?

Баронесса пожала плечами:

– Мне вечер показался весьма приятным, таким спокойным, любовь моя мадам. Вы, как мне кажется, просто очень устали. Послезавтра вам придется занимать ваших кузенов из Саксен-Кобурга, поэтому сейчас лучше лечь спать, чтобы как следует отдохнуть.

Виктория посмотрела на нее.

– Лизен, я не устала. Мне бы хотелось устать! Если я сейчас лягу, то не засну всю ночь. Ах, Лизен, лучше бы они вообще не приезжали сюда!

Баронесса поправила шаль и поджала губы.

– Им нужно приехать, чтобы разобраться со всем раз и навсегда. Тебе не будет покоя от дядюшки Леопольда, пока ты не примешь какое-либо решение. И потом, может, один из них тебе понравится, – с трудом добавила она.

– Но я не хочу выходить замуж! – Виктория так зло обрушилась на Лизен, что та чуть не подпрыгнула. – Я не хочу расставаться со своей свободой, не потерплю, чтобы муж командовал мною! В течение восемнадцати лет моей жизни я постоянно отвечала маме одним словом – «да». И теперь я должна распроститься с независимостью, выйти замуж и начать говорить «да» своему мужу?! Не желаю делать это, Лизен! Я не хочу ничего менять!