Виктория и Альберт - Энтони Эвелин - Страница 15

Она не обращала внимания ни на какие увещевания лорда Мельбурна. Он приводил ей множество резонных аргументов, но она смотрела на него ледяным упрямым взглядом, и если бы Мельбурн любил ее меньше и не был бы так ей предан, то ее равнодушие к страданиям и унижению невинной женщины привело бы его в ужас!

А вот многие люди при дворе и вне его и в самом деле ужаснулись. Сентиментальный флер, окутывавший маленькую королеву, сильно пострадал от этого. От одного конца страны до другого, в самых бедных хижинах и роскошных домах Викторию обвиняли в том, что она – бесчувственная кокетка, отдавшая на съедение безгрешную английскую леди своей немецкой наперснице.

Во все время бури Лизен пряталась за юбками своей госпожи. Она пыталась держаться с достоинством, постоянно жевала тмин и уверяла Викторию, что та права и не должна сдаваться. Время от времени она принималась рыдать и заявляла, что, может, ей лучше изгнать бедную старую Лизен, как этого требуют ее враги. Сэр Джеймс Кларк, плохо образованный и полный предрассудков человек с жуткими манерами, также оставался в королевском окружении. А дама, ставшая источником волнений, продолжала служить у герцогини Кента, хотя с трудом выполняла свои обязанности: у нее сильно изменилась внешность и она еще больше распухла.

Через несколько месяцев стало ясно, что леди Флора не только не несла в себе плод незаконной любви, но и умирала от злокачественной опухоли печени. Возмущение, оскорбления и обвинения, которые посыпались на голову королевы, привели в ужас Мельбурна и ее советников. Некоторые из них были неприятно поражены тем железным спокойствием, с которым девятнадцатилетняя королева встречала бурю. Ее маленький решительный подбородок был постоянно напряжен, стальные глаза блестели от возмущения и злости. Публичное осуждение достигло апогея, когда Викторию встретили шиканьем в Аскоте. Но никакого публичного заявления так и не было сделано, и доктор, чья роль в случившемся разрослась до неприличных размеров, оставался при дворе королевы. Когда Флора Гастингс умерла, королева ограничилась тем, что отменила в тот вечер бал в Букингемском дворце.

Легкие облака непопулярности, появившиеся до коронации, теперь собрались у трона черной грозовой тучей. Даже предстоящий визит двух братьев из Саксен-Кобургской династии не улучшили настроения королевы. Ей следовало волноваться, но вместо этого она кипела от ярости. Кроме того, она была поражена, так как пришло вежливое, но твердое письмо от ее младшего кузена Альберта. Он ставил Викторию в известность, что, если она не позволит ему приехать в Англию и не придет к какому-либо решению, ей придется разъяснить свое положение перед всем миром. Иными словами, ему надоело унижение и постоянная отсрочка визита, и коль скоро так будет продолжаться, он перестанет претендовать на ее руку.

Эта угроза возымела большее действие, чем все упреки и уговоры дядюшки Леопольда. Она и представить себе не могла, что какой-то молодой человек способен отказаться от нее! Будет лучше, если он и Эрнест на короткое время прибудут в Англию, а потом она сама откажет им!

Весьма сдержанно, даже почти невежливо она назначила дату визита на октябрь. Задолго до визита в стране разразился политический кризис, поразивший Викторию в самое сердце. Правительство Мельбурна пало в мае 1839 года.

Этому правительству всегда было сложно удержать в руках власть. Администрацию вигов раздирало противоборство английских политиков. Лорды-виги, явные индивидуалисты, никогда не могли прийти к соглашению даже друг с другом. В то время, когда тори под предводительством лорда Веллингтона всеми средствами боролись за проведение реформ, а оппозиционеры-радикалы требовали почти республиканских мер, партия вигов пыталась оставаться посередине.

Правительство Мельбурна постоянно подвергалось нападкам двух оппозиционных групп и, что еще хуже,

было разрознено внутри. Люди, подобные лорду Джону Расселу, разделявшему умеренные взгляды, постоянно воевали с людьми типа лорда Дурхема, который приближался к радикалам. Здравый смысл индивидуалистов, к которым принадлежал лорд Элторп, не находил поддержки у обладавшего взрывным темпераментом министра иностранных дел Пальмерстона. Возглавляя подобное правительство, сам лорд Мельбурн был большим парадоксом, чем все его члены вместе взятые. Обязанности премьер-министра были ему скучны и не доставляли удовольствия. Половина проектов, направленных на реформы, которые ему приходилось принимать во имя авторитета своей партии, ему самому казались опасными и ненужными. Ему была неприятна несгибаемая напористость Пальмерстона, Дурхема и их друзей, которая не соответствовала его собственной сдержанной философии, позволяющей ему решать любую проблему, оставляя ее нетронутой.

В прежние времена Мельбурн с радостью подал бы в отставку и уехал в свое великолепное имение в Брокет. Там были его любимые книги, ужины в Холланд-Хаус, изредка можно наносить визиты в Лондон, посещать палату лордов, когда там было что-то для него интересное или, если бы ощущение беспокойства подтолкнуло его принять участие в дебатах, чтобы произвести там фурор и вызвать волнение среди членов палаты.

Но приход к власти Виктории круто изменил его жизнь. Если он лишится своего поста, то ему не придется видеть королеву. Возмужание Джона Рассела, странные манеры и устаревшие принципы – причина того, что он нажил больше врагов, чем друзей. Пустая бравада Дурхема, который всегда с восторженными воплями поддерживал самые экстремистские меры, излишняя самоуверенность и напористость Пальмерстона, не умеющего вовремя остановиться, чтобы избежать неприятностей, и сводящая с ума неумелость Гленелга, совершавшего одну ошибку за другой и на которого Мельбурн совершенно не обращал никакого внимания, не считая важным Министерство колоний, – все это лорд считал незначительными булавочными уколами по сравнению с удовольствием и радостью, которую он получал, проводя время с королевой.

В последнее время она стала весьма колючей, но Мельбурн обожал ее еще больше, без меры, без границ, как когда-то любил свою жену Каролину и защищал ее, когда она ставила себя в дурацкое положение. Он делал вид, что защищает и королеву, хотя признавался сам себе, что у нее отсутствовали дикие идиотские черты, присущие Каролине, и что ноги его идола из стали, а не из глины. Она сделала его жизнь полной, завладела его сердцем. И если за дружеские отношения с Викторией нужно расплачиваться неприятными обязанностями, то он будет счастлив делать это, только бы не расставаться с ней.

Впервые его чуть не постигла катастрофа в начале года, когда он послал слишком раздражительного Дурхема погасить восстание в Канаде. Правительство подвергалось сильнейшим нападкам со стороны тори, которые обвиняли его в том, что канадцам дано слишком много прав, и не менее резкой критике радикалов, утверждавших прямо противоположное. Дурхем окончательно потерял голову и ничего не смог сделать, когда колония стала требовать самоуправления.

Многие члены кабинета министров подали бы в отставку, не дожидаясь, пока разразится буря, но партия вигов держалась, опираясь на небольшое преимущество в палате. Скандал с леди Флорой Гастингс обеспечил Мельбурну могущественных врагов с тяжелой дубинкой, которой они немилосердно пользовались. Радикалы и тори постоянно нападали на премьер-министра за то, что он не использовал свое влияние на неопытную девушку, не смог предотвратить случившегося, и теперь королеву и ее двор немилосердно склоняют за границей. Газеты упорно повторяли, что было бы нечестным, чтобы Виктория одна отвечала за жестокое обращение с бедной леди Флорой, чью репутацию полностью обелила ее ужасная смерть.

В этом следовало винить Мельбурна и его советников при дворе.

Только миновал кризис из-за положения в Канаде, как начались очередные волнения. Против своей воли Мельбурн согласился на освобождение рабов в королевской колонии Ямайка. Он считал эту меру преждевременной и опасался, что ее следствием могут стать волнения, однако давление со стороны радикалов в парламенте и реформаторов в его собственной партии заставили Мельбурна дать свое согласие. И оказалось, что он был прав – через несколько недель остров охватили волнения.