Валентина - Энтони Эвелин - Страница 9

Граф вошел сразу же за лакеем, доложившем о его приходе, на нем еще были плащ и перчатки, он снял их и бросил в руки лакея, затем обратился к жене:

– Вы куда-то собрались? Позвольте поинтересоваться, куда именно?

– Просто покататься, – объяснила ему Валентина. – Я устала, и у меня болит голова.

– Это понятно. Вчера вы вернулись очень поздно. – Он сел на диван и вытянул ноги. – Отмените свое решение и отошлите карету. Мне нужно с вами поговорить.

Она вызвала лакея и попросила его отослать карету.

– Сядьте. Меня раздражает, когда вы ходите по комнате взад-вперед.

Он явно был чем-то рассержен, лицо было бледно, а рот сжался в узкую щель. Валентина уселась напротив него, она сцепила руки, чтобы не было заметно, как они дрожат.

– И каких успехов вы добились вчера вечером с маршалом Мюратом?

– Я с ним ужинала. Он был очень любезен. Затем он уехал с императором, вот и все. Почему вы сердитесь, Тео? В чем дело?

– А после того, как уехал маршал, чем вы занимались почти до трех часов ночи? – Он не смотрел на нее, он смотрел на какую-то точку поверх ее головы, и в его отрывистых вопросах слышалось глубокое презрение.

– Я была с полковником Де Шавелем из Императорской Гвардии. Он привез меня домой. Тео, как я поняла, мне надо подружиться с французскими офицерами и докладывать обо всем, что я от них услышу. Разве не этого хочет от меня граф Потоцкий? Почему вы разговариваете со мной в таком тоне?

Он выпрямился и наконец-то взглянул ей прямо в глаза. Ее поразило выражение неприязни в его взгляде.

– Я никогда не считал вас особенно умной, дорогая, но все же я полагал, что вы не лишены природной сметливости, ею обладает большинство женщин, мне трудно поверить, что вы являетесь исключением. Неужели вы полагаете, что эту миссию будет лучше выполнить, поменяв маршала Франции на обычного. гвардейского полковника? Как вы думаете, с кем из них важнее сблизиться? Или, может быть, дело в том, кто из них понравился вам больше? Ну, разумеется, полковник! А вы знали, что я ждал вас почти до часу ночи?

– Яна мне говорила, – промолвила Валентина. – Она сказала, что вы не сердитесь.

– Нет, конечно. – Теперь в его голосе слышалась насмешка, а она боялась его насмешек гораздо больше, чем прямых оскорблений… – Я-то думал, что вы с пользой проводите время. Я думал, что вы с Мюратом.

– Я же говорила вам, что он уехал.

– Очень на него не похоже, думаю, что вы небыли достаточно активной. Однако завтра вечером у вас будет возможность исправить свою оплошность. Он ужинает у нас. И вы, моя дорогая, будете оказывать ему знаки внимания. Вы будете чрезвычайно любезной по отношению к этому выдающемуся человеку, и я позабочусь о том, чтобы никакие красавцы полковники вас не отвлекали от дела. Я все знаю про то, как вы провели прошлую ночь. Я могу даже сказать, сколько танцев вы протанцевали с этим кавалером. Надеюсь, вам было весело. И, к слову сказать, вы больше никогда не увидите его и не будете с ним разговаривать ни при каких обстоятельствах. Это вам понятно?

– Да, – тихо сказала она. – Мне это понятно. Но это предупреждение совершенно излишне. Вы оставили меня на балу совершенно одну, и полковник привез меня домой в моей собственной карете, вот и все. Если вас беспокоит моя репутация, то вам скорее следует опасаться кого-либо вроде Мюрата.

– Правда? – с издевательским смешком произнес он. – Боюсь, что вы меня не понимаете, дорогая моя. Меня меньше всего в данном случае заботит ваша репутация. А что касается того, чтобы опасаться Мюрата, то вы хоть представляете, насколько сложно было нам представить вас ему? Этот план был продуман еще несколько недель тому назад. От вас требовалось только поддерживать его интерес к себе, вместо того чтобы следовать собственным интересам и флиртовать с рядовым полковником, чья репутация, между прочим, гораздо хуже, чем у Мюрата! Потоцкий просто в ярости. Сегодня утром у меня был с ним очень неприятный разговор. Я сказал ему, что вы исправите свою ошибку, я дал ему слово! – И опять его холодные злые глаза устремились на нее, однако она все же собралась с духом и спросила:

– Тео, вы не говорите мне всей правды, разве не так? Что это за план, который вы продумали относительно Мюрата? Какую все-таки роль я должна во всем этом исполнять?

– Роль, которую исполняют женщины намного лучше вас, – сказал он. – Нам нужна информация на самом высоком уровне. От этой дуры Валевской толку никакого. Так что самым лучшим способом является подложить женщину к кому-либо вроде Мюрата, он много говорит и хвастает, особенно, когда пьян. И вы, моя дорогая Валентина, должны войти к нему в доверие. Если потребуется, позвольте себя соблазнить. И вы будете рассказывать мне обо всем, что увидите и услышите во время своих встреч. Я достаточно ясно выразился?

Она встала. Лицо ее было таким же бледным, как и кружева ее ворота.

– Да простит вас Бог, – сказала она. – Если бы мой отец был жив и узнал бы об этом, он бы вас убил!

– Ваш отец продал вас мне за высокий пост, – рассмеялся граф. – И не сомневайтесь, он продал бы вас и Мюрату, если бы предложили хорошую цену!

– Я этого не сделаю. – Ей показалось, что она произнесла эти слова очень спокойно, однако голос ее дрожал, и она была готова расплакаться. – Я не стану торговать собой, что бы вы или Потоцкий мне ни говорили. Ему должно быть стыдно!

– Вы слишком высокого мнения о собственной персоне, – медленно произнес он. – У женщины в этой жизни есть два предназначения – ублажать мужчину и дарить ему детей. Почему вы так высоко цените свое бесплодное тело? Послушайте меня, Валентина. Вы сделаете то, что вам говорят. Вы обворожите этого солдафона, будете с ним спать и в постели выжмите из него все, что можно, – любую информацию. И вы это сделаете. Можете рыдать и говорить о своей чести, если хотите. Но вы это сделаете.

– Нет. – Она произнесла это совершенно спокойно. – Ничто на свете не заставит меня это сделать.

– Нет, вы это сделаете, – сказал он. Он встал, и они оказались лицом к лицу. – У вас, дорогая моя, есть сестра, наполовину русская. Сегодня утром Потоцкий вспомнил о ней. Если вы откажетесь, ее арестуют и обвинят в шпионаже в пользу царя. Я сам прослежу, чтобы ее повесили и чтобы вы стояли у подножия виселицы. И это не пустые угрозы. Я предполагал, что вы начнете ломаться, и Потоцкий сказал мне, что если вы не выполните того, что от вас требуется, то жизнь вашей сестры Александры не будет стоить и медного гроша.