Орлы летают высоко - Энтони Эвелин - Страница 13

5

Эрфурт был прекрасным старинным городком в Тюрингии, с причудливой архитектурой, древними городскими стенами и узкими, мощенными булыжниками улочками. Двадцать седьмого сентября он содрогнулся от артиллерийской канонады, залпы которой служили приветствием русскому царю и французскому императору в тот самый момент, когда они въезжали в Эрфурт во главе величественной кавалькады. Можно было видеть войска наполеоновской гвардии в роскошных мундирах, высокомерных ветеранов его великих кампаний, важно шагавших вдоль по улице, подобно тому, как они это проделывали во многих городах мира, вместе с эскадронами казаков в их ярких одеяниях и солдатами русской императорской гвардии.

Приказы, отданные русским силам, были строги: никаких выпивок и беспорядков и как можно меньше контактов с французскими войсками. Александр хорошо знал нрав своих людей и не хотел никаких случайностей.

Мелкие немецкие князьки, которых Наполеон сделал королями, собрались в Эрфурте, чтобы отдать ему дань уважения. Это было забавное, недостойное скопище людей, предавших свои народы и даже не сознавших, что их предательство вызвало бурю негодования. Несмотря на флаги, приветствия, буйство красок, которое заполнило спокойный немецкий городок, среди его жителей чувствовалось какое-то беспокойство. Они смотрели на Наполеона с ненавистью и уважением, но по Эрфурту, как, впрочем, и по всей Европе, уже прошел слух: «Помните об Испании».

Испания, обнищавшая и униженная перед всем миром, восстала против тирана и успешно противостояла ему. Да еще англичане под предводительством генерала Уэльслея, будущего Веллингтона, высадились в Португалии. Возобновилась торговля с Англией, и ситуация настолько осложнилась, что, по слухам, Наполеон сам собирался в Испанию, чтобы руководить военными действиями.

Вся центральная Европа, так долго парализованная под пятой завоевателя, казалось, глубоко вздохнула. Самое большое недовольство шло со стороны немецких княжеств, возглавляемых Пруссией, которую лишили ее земель и обложили данью в сто сорок миллионов франков.

При первом взгляде Александр был поражен происшедшей с Наполеоном переменой. Они, как обычно, обнялись с торжественными заявлениями, что в восторге от встречи друг с другом, царь весь изогнулся перед своим крошечным союзником, отметив при этом, что суровый молодой победитель времен тильзитской встречи за один год превратился в очень полного неприятно выглядевшего человека, с таким болезнено желтым цветом лица, что казалось, будто он заразился желтухой.

На следующее после торжественного обеда утро открылась конференция. Одним из первых, кто склонился и поцеловал руку Александра, был князь Беневентский, Шарль Талейран.

Уже через несколько дней Наполеон послал в Санкт-Петербург за своим послом. Когда он вошел в комнату, он понял, что Наполеон был в ярости. Император ходил взад и вперед по комнате, сцепляя и расцепляя руки за спиной. Когда он увидел Коленкура, то повернулся к нему.

– Чем вы там, в Петербурге, занимаетесь, черт бы вас побрал? – требовательно спросил он.

Коленкур начал заикаться.

– Чем, сир? Я не понимаю…

– А все эти доклады, неделя за неделей, в которых мне сообщали, что царь дружески относится к Франции, предан мне, а на самом деле ничего подобного! – вскричал Наполеон. – Вы идиот! Тупоголовый болван! Этот человек ко мне расположен не более, чем король Англии!

– Но, сир, – запротестовал Коленкур. – Сир, он не переставал хвалить вас. Мы беседовали часами, и он оказывал мне всяческие знаки внимания с того самого момента, как я прибыл. Допускаю, что общество Петербурга настроено по отношению ко мне враждебно, но царь предан идее союза с Францией. Сир, уверяю вас, он неоднократно говорил мне…

– Мне все равно, что он вам говорил, – рявкнул Наполеон. – Вы полный идиот, и ему это хорошо известно. Это совсем не тот человек, с которым я имею дело в Тильзите; этот не согласен ни с чем!

Коленкур заметил весьма мудро.

– Теперь он гораздо сильнее, чем был в Тильзите!

Глаза Наполеона сверкали.

– Тонкое наблюдение, мой дорогой Коленкур. Жаль, что за время своего пребывания в России вы не сделали других таких же проницательных наблюдений. А вы знаете, что он практически отверг мое предложение жениться на его сестре Екатерине?

– Я знаю об этом, сир. Я разговаривал с ним по этому поводу вчера, по вашему приказанию, и он ответил, что право выбора мужей для своих дочерей остается за матерью, вдовствующей императрицей. Он ничего не может обещать без ее согласия.

– Ба! Именно это он говорил мне сегодня утром. Что ж, хорошо, ответил я. Если не Великая княгиня Екатерина, пусть это будет ее младшая сестра Анна. Если он – любовник своей сестры, как об этом говорят, это может и быть объяснением его отказа. Но, Боже мой, он практически сказал нет и по отношению Анны. Это уже не ревность, Коленкур, это политика! Он изменил свое отношение ко мне. Он по-прежнему очарователен, да, но это ровным счетом ничего не значит. Я это понял в результате двух встреч на протяжении двенадцати месяцев, а вы, слабоумный вы человек, не смогли раскусить его, видя его каждый день перед собой!

– Мосье Талейран предложил поговорить с ним, – решился вставить Коленкур.

– Эта змея? – Наполеон выдержал паузу. – А почему бы и нет? Бог свидетель, он достаточно коварен, чтобы обхитрить самого сатану и остаться в выигрыше. Что ж, хорошо, пошлите его ко мне. А теперь можете идти. И повторяю, Коленкур. Вы показали себя полным идиотом!

Посол поклонился и вышел.

Этим вечером Талейран нанес визит в штаб-квартиру русских. Актеров Comedie Francaise специально доставили в Эрфурт, чтобы они дали представление перед императорами, и у Александра оставался всего час до посещения театра. Он принял французского министра в частной гостиной.

В первые минуты Талейран рассматривал его. Он решил, что царь был очень красивым, с огромным очарованием, с мягким, серьезным выражением лица, человеком, к которому тянулись мужчины, и который очаровывал женщин, и все же человеком неискренним, как и показывали его поступки; человеком, способным на жестокости, ведь он убил собственного отца и сохранял свой трон при весьма рискованных обстоятельствах; отважным и долго помнящим обиды. Министр решил, что разумнее всего поближе узнать Александра, так как, если тот сможет победить Наполеона, то он станет самым могущественным правителем в мире.

Талейран начал беседу должным образом, говоря о своей любви к Франции. Александр, слушая, кивал головой. Далее француз заметил, что, по его мнению, Наполеон ведет страну к абсолютному краху своими неумеренными амбициями и желанием завоевать весь мир. В результате его слуги вынуждены, как это ни прискорбно, выбирать между их личной преданностью и своим долгом перед Францией.

– Я выбрал Францию, ваше величество, – спокойно заметил Талейран.

– Я приветствую ваш выбор, мосье, – отозвался Александр. – Почему же он послал вас ко мне?

– Попытаться убедить вас согласиться с его предложениями. Он легко выходит из себя в последнее время и боится, что может сорваться, если вынужден будет сам настаивать на некоторых из, них.

– А с чем он хочет, чтобы я согласился? – поинтересовался Александр.

– С его женитьбой на одной из ваших сестер, с признанием его брата Жозефа королем Испании, с призывом к англичанам сделать то же самое. Кроме этого, он хочет, чтобы вы оказали давление на Австрию, которая сейчас перевооружается, так как пока он не хочет с ней войны. Он также считает, что как только Англия увидит слабость Австрии, она тут же уйдет из Португалии. Если же будет война, тогда он хочет гарантии русской военной поддержки против Австрии.

Александр налил в стакан еще вина и предложил его Талейрану.

– А что вы мне посоветуете?

– Я бы посоветовал, чтобы вы ничего ему не обещали в отношении женитьбы или угроз Австрии. Это две самые серьезные уступки. С другими вы можете сделать вид, что соглашаетесь. Ваше признание Жозефа королем Испании никоим образом не подействует ни на испанцев, ни на англичан, если они будут знать, что Австрия вот-вот вступит в войну. Что касается помощи, которую вы можете пообещать в случае войны, то оставляю этот вопрос на ваше усмотрение, ваше величество.