Философские сказки для обдумывающих житье или веселая книга о свободе и нравственности - Козлов Николай Иванович - Страница 3

Только разглядев внутренний план действий другого, мы можем понять, насколько нереалистично большинство наших к нему ожиданий и требований.

Он безудержно (но не вовремя) смеется, вы его дергаете: «Прекрати немедленно!» Нет, к тонкой энергии его сознания сейчас обращаться бессмысленно: он сейчас купается в брызжущем потоке хохота, выплыть из которого пока просто нет сил. Ситуация аналогична той, как если бы ребенок был зажат между двумя бетонными плитами, а родители требовали бы: «Быстро беги сюда!»

Что делать? Или подождите, пока стихия утихнет, или «клин клином»: опрокидывайте его смех чем-то еще более внушительным…

А если он сейчас отчаянно врет – не возмущайтесь, а пожалейте его, потому что во внутреннем плане он безвыходно прижат и, если отчаянным рывком не вывернется, будет растоптан…

И кстати, так прищемили его именно вы. Вы видели это?

А теперь —

Трудная жизнь Внутреннего Человечка

За внешностью, за оболочкой тела человека мне всегда видится человек внутренний, и почти всегда это маленький, жалкий ребенок. Иногда ребенок рано состарившийся, с потухшими, усталыми глазами и повисшими, вялыми ручками. Иногда – в синяках, ранах и ссадинах маленький звереныш, затравленно озирающийся и насмерть бьющийся с только ему видимыми Врагами.

Печальное это зрелище – наблюдать, насколько Внутренний Человечек слаб и беспомощен… На одного бычка, наделенного природной животной силой, приходится обычно десять дистрофиков, не способных стоять на собственных подкашивающихся ногах и не выдерживающих никакого давления.

Они действительно слабы, но еще более любят это представить. Их игра в Слабого – игра, дающая возможность избегать ответственности и нагрузок. Видели бы вы, какую богатырскую силу и недюжинное упорство проявляют они, доказывая при случае свою слабость и беспомощность!

Вместо того чтобы учиться стоять и ходить самостоятельно, они собираются в пары и кучи, что, конечно, устойчивее. Называют они это дружбой и очень ценят. В таком симбиозе они почти не падают, хотя, привыкая к поддержке, скоро отвыкают от самостоятельного хождения и все в большей степени становятся инвалидами.

Они рядом еще и потому, что замерзшим так хочется согреться. Прижавшись, а то для надежности и привязавшись, им становится действительно теплее, но теперь им мешают локти.

Спокойно пребывающих в их рядах практически не встретишь, постоянно заметно какое-то колыхание. Кого-то потянуло к свету, другого пошатнул ветер, третьего толкнули окружающие – они постоянно трепыхаются. Но когда дергается один, то, как правило, толкает локтями и дергает привязанных к нему других – близких. Те дергаются в свою очередь – и так по бесконечной живой цепочке.

Кроме того, что бестолково, это достаточно болезненно.

Так они и живут, как стадо дикобразов: порознь – холодно, а вместе – колко, постоянно натыкаешься на иголки ближнего…

Они обычно голодны, и их вечно пустой желудок требует постоянного заполнения. Соответственно, в их широкие рты, открытые всем ветрам и мусору, постоянно что-то вливается, эпизодически пережевывается и частично переваривается, что-то усваивается, хотя и плохо. Наполнившись, а то и обожравшись, они успокаиваются, но теперь в них начинается процесс брожения, и результаты плохого душевного пищеварения в той или иной форме выходят наружу.

Люди это называют «Я переполнен и не могу не поделиться».

Как лепешки из коров или пар из чайника без крышки, из них постоянно что-то выходит или вываливается. Если из одного что-то вывалилось (мысль, желание, переживание, в том числе острое) и задело (а то и оцарапало или толкнуло) другого, то теперь в действие приводится получивший. Откачнувшись и взболтав свое внутреннее содержание, на обратном махе он выплескивает что-то тому в ответ, запуская теперь его гидравлические процессы, и т. д.

Если расплескивалось дерьмо, то такое взаимодействие называется руганью, а если сладкая вода, то приятным разговором. Обычно же консистенция смешанная.

Большинство предпочитают поглощать все что угодно, лишь бы не оставаться голодными. Оставшееся меньшинство старается дурно пахнущие продукты не есть, но трудность в том, что свой постоянно открытый рот почти никто из них закрывать не умеет. Поэтому если кто-то от ближнего не увернулся, то все выплеснутые ему гадости он все равно вынужденно съедает.

Гадости нередко оказываются просто ядовитыми. Тогда существа мужского пола, то ли более закомплексованные, то ли в заботе об экологии, пытаются переварить все это внутри себя, результатом чего является их более ранняя смертность. Существа женского пола, более раскрепощенные и не затрудняющие себя ненужными размышлениями, вываливают все на окружающих. В результате вокруг них – грязно, но им – хорошо.

А в целом получается даже как-то гармонично.

Друг без друга человечкам тяжело, но и к совместным действиям они приспособлены плохо. Неуклюжие и постоянно пребывающие в каком-то полусне, они постоянно задевают друг друга, в упор этого не замечая. Когда же задевают их, они отвечают крайне агрессивно, чуть что – стараются бить наотмашь и желательно по самым больным, уязвимым местам. От этого тонкая кожа их всегда в синяках и царапинах, как будто в постоянном раздражении, и раны могут не затягиваться годами.

Многие с упрямым лицом Жертвы ковыряют себе в ране сами.

Почти единственное и прекрасно действующее лекарство, оно же универсальная общеоздоравливающая процедура для них – это поглаживания, но, как ни странно, поглаживания среди страдающего населения там практикуются крайне редко.

То ли они об этом лекарстве не знают, то ли считают его чем-то неприличным…

Пытаясь защитить себя от тычков окружающих, они прячут свое тельце в защитную скорлупу, умело лишая себя при этом и царапин, и поглаживаний, и вообще живого потока жизни. Некоторые подвижные панцири с набором социальных шаблонов, надо признать, очень удобны, плюс по внешности напоминают вполне живого человека.

О том, что это панцирь, догадываешься только по его механичности и потому, что рядом с ним всегда холодно.

Жалкий внешний вид Внутреннего Человечка, опутанного, как мумия, веревками с ног до головы, связанного с другими да еще привязанного к массе вещей вокруг него, довершают тяжелые Очки на глазах плюс плотный Колпак поверх всего.

Что касается Колпаков, то, надвинув их на глаза, каждый может видеть нарисованные на них Реальную Картину Мира и Правильные Маршруты Жизни. Колпак называется Умом, и каждая мумия постарше торопится поплотнее нахлобучить его тем, кто пробует смотреть на мир своими глазами.

Парадокс: при этом тех, у кого Колпак порвался и на кого сквозь дырки и щелочки хлынул свет мира, они называют счастливыми.

Очки же на глазах – вещь гораздо более индивидуальная. Они позволяют Реальную Картину Мира исказить в любом желаемом для человека направлении: например, увидеть мир в скорбных красках при желании попечалиться или сделать его радужным при требовании устроить праздник.

Линзы-светофильтры в очках человечки меняют своими собственными руками, но самое удивительное то, что именно этого они и не видят. И мир для них остается Объективный, а не произвольно ими же Раскрашенный.

Обязательным – и одновременно престижным – для каждого Внутреннего Человечка считается приобретение Воспитанности. Внешне-конструктивно Воспитанность выглядит как бесчисленные Запреты и Предписания, которые, аккуратно переплетаясь и окружая человечка со всех сторон, образуют своеобразную клетку-тюрьму. При этом каждый владелец своей Тюрьмой очень гордится, считает ее самой Правильной Тюрьмой на свете и заботливо протирает прутья ее решетки, с негодованием отвергая предложения оставить ее и жить свободно.