Фиора и король Франции - Бенцони Жюльетта - Страница 63

— К вам пришли с визитом! Надеюсь, вас это порадует.

Широко открыв дверь, он впустил в комнату Леонарду, которая держала на руках маленького Филиппа. Вид счастливой пленницы вызвал на глазах почтенного тюремщика слезы умиления, и он некоторое время постоял в комнате, с радостью наблюдая прелестную картину, которую представляла собой Фьора с ребенком на руках.

— Мой малыш! Моя любовь! Мое сокровище!

Она покрывала страстными поцелуями ручки, лицо и вьющиеся темные волосики. Мальчик, непривычный к таким бурным ласкам, захныкал. Фьора испугалась:

— Я что, сделала ему больно?

— Нет, — ответила со смехом Леонарда, — но вы его чуть не задушили! Теперь отпустите его. А вы, мессир Филипп, поздоровайтесь со своей матерью так, как я вас учила!

Ребенок неловко поклонился, что привело Фьору в восторг.

— Здравствуйте, мама! — важно произнес он. — Как вы себя чувствуете?

Но поскольку Фьора наклонилась, чтобы быть ближе к нему, мальчик не утерпел и бросился к ней на руки:

— Мама, мама! Я так скучал без вас!

— А он ведь так мало меня знает, — проговорила Фьора через голову сына.

— Он знает вас лучше, чем вы думаете. Ему о вас постоянно рассказывали, и в своих молитвах он просит господа поскорее вернуть ему его мать!

— И папу тоже! — добавил малыш. — Мама, когда он к нам вернется?

— Не знаю, дорогой. Твой отец уехал в далекое путешествие, но ты правильно делаешь, что просишь господа о том, чтобы он возвратился!

— Давайте не будем расстраиваться, — сказала Леонарда, — оставьте пока этого молодого человека и обнимите меня: я вижу, что вы про это совсем забыли!

Женщины тепло обнялись, и старая дама сообщила хорошую новость: маленькому Филиппу и ей разрешили приходить к Фьоре каждый день.

— Король решил скрасить мои последние дни? — вздохнула Фьора. — Я ему за это очень признательна.

— Вы думаете, что король собирается отрубить вам голову, а те, кто вас любит, позволят ему это сделать?

— Тому, кто меня любит, не позволяют защитить меня, и я не знаю никого, кто бы мог вступиться за меня, рискуя при этом собственной жизнью.

— А ваш супруг, мессир Филипп? Ведь вы его нашли?

— И да и нет. Я его видела, но он теперь навсегда потерян для меня!

Очень подробно Фьора рассказала о том, что произошло в Брюгге, затем о том, каким чудом она нашла Филиппа там, где совсем не ожидала. И о том, что между ними произошло и почему он решил остаться в монастыре.

— В монастыре! Он? Полное безумие! Так он вас больше не любит!

— Любит… по крайней мере, он так сказал, но я не уверена, что это правда. Он сам себя обманывает или делает вид, чтобы пощадить меня. Видите ли, Леонарда, я была лишь эпизодом в рыцарской жизни графа де Селонже. Мгновением, за которое ему стыдно, но он согласился на это из преклонения перед герцогом. А теперь тот мертв, Бургундия потеряна и его больше ничего не интересует. Не будем больше говорить об этом. Я бы хотела знать, что случилось с Хатун?

— Если бы я сама знала! — вздохнула та.

Молодая татарка исчезла из Рабодьера в день приезда туда Леонарды. Узнав, что Фьора не собирается возвращаться, а, напротив, едет во Фландрию в сопровождении слуги, Хатун закрылась в своей комнате и не выходила оттуда даже к столу.

А утром обнаружили, что она сбежала через окно, связав три простыни.

— И она ничего не написала, хотя бы несколько слов? — удивилась Фьора.

— Ничего! Перонелла мне рассказывала, что она в последнее время нашего долгого отсутствия встречалась с молодым прекрасно одетым господином.

— Это Лука Торнабуони, мой давний поклонник, который после заговора Пацци хотел отдать Хатун палачам во Флоренции. Если бы я сама не слышала слов этого негодяя, я бы ни за что на свете не поверила!

— О! Я узнала много такого, что вполне объясняет это удивительное событие, — сказала Леонарда. — Хатун и Флоран были… очень близкими друзьями. Кроме этого, она считала, что занимает в доме не то место, которое ей бы полагалось, и ревновала ко всем.

— Разве я не доверила ей своего сына? Это самый большой знак уважения, который я могла придумать!

— Уважения? Она хотела любви… но при этом никакой ответственности! Верите вы или нет, но Хатун создана для праздной жизни в гареме, для жизни, полной безделья и ласк!

— Я могу с трудом поверить, что она найдет все это рядом с Лукой! Он законченный эгоист. Если бы мы только могли знать, где она сейчас!

— Нет, Фьора! Не рассчитывайте на меня в ее поисках, — поджала губы Леонарда. — Она уже достаточно взрослая, чтобы жить самостоятельно, и только что сделала вам подлость.

— Это ничто по сравнению со многими годами преданности.

О, Леонарда! Я так беспокоюсь за нее…

Леонарда не стала говорить, что пусть уж лучше Фьора мучается из-за Хатун, а не из-за себя самой. Это дело с божественным правосудием ей абсолютно не нравилось. Но она была еще далека от того, чтобы начать паниковать, потому что ей пришла в голову одна мысль: написать письмо принцессе Жанне в замок Линьер и попросить ее вмешаться. Конечно, у принцессы не было особо сильного влияния на своего отца, но старая дама знала, что порой ее по — настоящему ангельского взгляда было достаточно, чтобы отец одумался. Это великодушное сердце можно было просить обо всем на свете. За неимением под рукой Мортимера, которого накануне король послал с поручением, и Коммина, от которого отделались таким же способом, Леонарда решила доверить письмо Арши Эрли, тому шотландцу, который обучал Флорана верховой езде. Это был храбрый парень, который частенько заходил в Рабодьер выпить вина. Если он сам не сможет поехать в Линьер, то найдет способ послать туда Флорана. А встретить Эрли Леонарде было совсем просто: она часто видела его, когда выходила в сад с маленьким Филиппом в сопровождении стражника.

Дуэль должна была состояться во вторник, 28 июня, в день празднования памяти святых Петра и Павла. Людовик XI прекрасно знал церковный календарь и специально выбрал этот день, из-за того, что папа, наследник святого Петра, был втянут в эту неясную и неприятную историю через своего племянника.

Король никогда не упускал возможности посоветоваться с господом или призвать небесные силы себе на помощь. Со своей стороны, Леонарда, которая была не менее набожной, чем король, добавила имена этих двух князей церкви к длинному списку обитателей рая и молилась о даровании своей любимице покоя и счастья.

Но по мере того, как мелькали дни, сон начал бежать от Леонарды. Она написала письмо, и Арчи Эрли охотно согласился его отвезти. К тому же ей пришлось принять тысячи предосторожностей при его передаче в саду, единственном месте, где она пользовалась хоть какой-то свободой. С тех пор она больше не видела шотландца и не знала, дошло ли ее послание до адресата.

Леонарда и сама находилась под строгим наблюдением и покидала свою комнату только вместе с маленьким Филиппом и всегда в сопровождении стражника. В одиночку ей было запрещено выходить. Она могла общаться только с тем стражником, который водил их с Филиппом на свидание к Фьоре, и двумя служанками, которые были к ним приставлены. Короля она не видела ни разу, но часто слышала во дворе звуки собиравшейся охоты. Из окон комнаты она могла наблюдать тех, кто входил и выходил, но она не знала никого по именам, и эти передвижения ей ни о чем не говорили. В те часы, которые Леонарда не проводила с Фьорой или ребенком, она безмолвно смотрела на противоположную стену с маленьким зарешеченным окном, через которое к пленнице проникал дневной свет, и молилась о том, чтобы достойный рыцарь согласился бы рискнуть своей жизнью, а молодая женщина не потеряла бы свою.

Фьора же преисполнилась какого-то безразличия, а положилась на судьбу и совсем перестала бояться возможной скорой смерти — той же самой, которая постигла когда-то ее отца и мать. Она даже не испытывала никакой ненависти к Людовику XI, который придумал эту жестокую игру. Она знала, что король с течением лет все больше боялся смерти, но если мужество ему не изменяло на поле боя, то он все сильнее страшился именно убийства исподтишка. Все это происходило, возможно, потому, что за восемнадцать лет царствования — и даже в ту пору, когда он был еще наследником престола, Людовик ненавидел своего отца, Карла VII, и благодаря своему острому уму избежал множества ловушек и измен. А в злополучном письме говорилось об убийстве… В сущности, он и так проявил большую снисходительность, предложив эту странную дуэль, а мог бы просто тайком казнить обвиняемую или отправить ее гнить в какую-нибудь свою секретную тюрьму.