Оно - Кинг Стивен - Страница 143

— Да, — кивнул Билл. — Но ты уверен, что раньше ничего не было, Ричи? Совсем ничего?

— Я… — Что-то мелькнуло в глазах Ричи. Он продолжил медленно. — Как-то раз Генри и его дружки погнались за мной… незадолго до окончания учебного года, и я оторвался от них в отделе игрушек Универмага Фриза. Я пошел к Городскому центру, посидел на лавочке в парке и подумал, что увидел… но возможно, мне это только померещилось.

— Что именно? — спросила Беверли.

— Ничего, — ответил Ричи почти что грубо. — Померещилось. Действительно. — Он посмотрел на Майка. — Я не возражаю против прогулки. Позволит убить время. Свидание с родными местами.

— Так мы договорились? — спросил Билл.

Все кивнули.

— А потом встретимся в библиотеке в… в котором часу, Майк?

— В семь вечера. Нажмите на кнопку звонка, если опоздаете. До начала летних каникул по будням библиотека закрывается в семь часов.

— В семь так в семь. — Билл вновь обвел всех взглядом. — И будьте осторожны. Постоянно помните: никто из нас на самом деле не знает, что мы де-е-елаем. Считайте, что это разведка. Если что-то увидите, в бой не вступайте. Бегите.

— «Я влюбленный — не задира», — прокомментировал Ричи мечтательным Голосом Майкла Джексона.

— Что ж, если уж мы собираемся это сделать, то пора начинать. — Легкая улыбка приподняла левый уголок рта Бена. Скорее горькая, чем веселая. — Хотя будь я проклят, если скажу в эту самую минуту, куда собираюсь пойти, раз уж Пустошь под запретом. Там мне было лучше всего… там — и с вами. — Взгляд его переместился к Беверли, задержался на мгновение и сдвинулся. — Я не могу назвать другого места, которое так много значит для меня. Вероятно, я просто поброжу пару часов, посмотрю на здания и промочу ноги.

— Ты найдешь, куда пойти, Стог, — возразил Ричи. — Посети магазины, где ты покупал еду, и подзаправься.

Бен рассмеялся:

— В одиннадцать лет я мог съесть гораздо больше, а сейчас так наелся, что вы можете выкатить меня отсюда.

— Что ж, я готов, — сказал Эдди.

— Секундочку! — воскликнула Беверли, когда они начали отодвигать стулья от стола. — Печенье счастья. Не забудьте про него.

— Да, — кивнул Ричи, — я могу представить себе, что найду в моем. «СКОРО ТЕБЯ СЪЕСТ БОЛЬШОЙ МОНСТР. ХОРОШЕГО ТЕБЕ ДНЯ».

Они рассмеялись, и Майк передал вазочку с печеньем счастья Ричи, тот взял одно и пустил вазочку по кругу. Билл заметил, что никто не разломал печенье, взяв его из вазочки; они сидели, держа маленькие, в форме шляпы, печенюшки в руках или положив на стол перед собой, и когда Беверли, все еще улыбаясь, подняла с тарелки свое печенье, Билл почувствовал, что из груди рванулся крик: «Нет! Нет, не делай этого, не надо, положи обратно, не ломай!»

Но он опоздал. Беверли разломила печенье, за ней — Бен, Эдди отковыривал кусочек вилкой, и буквально за миг до того, как улыбка Беверли сменилась гримасой ужаса, Билл успел подумать: «Мы знали, каким-то образом мы знали. Потому что никто не надкусил печенье счастья. Так делается всегда, но никто из нас этого не сделал. Как-то, какая-то наша часть по-прежнему помнит… все».

И обнаружил, что это подспудное знание ужасало больше всего; куда более красноречиво, чем Майк, это объясняло, сколь глубокую отметину оставило Оно на каждом из них… и отметина эта никуда не делась и поныне.

Кровь выплеснулась из печенья счастья Беверли, как из взрезанной артерии. Потекла по руке, потом на белую скатерть на столе, образовала на ней ярко-красное пятно, которое тут же выбросило в разные стороны жадные розовые отростки.

Эдди Каспбрэк издал сдавленный крик и так резко отодвинулся от стола, что едва не перевернулся вместе со стулом. Огромное насекомое, с хитиновым желтовато-коричневым уродливым панцирем, вылезало из его печенья счастья, как из кокона. Обсидиановые глаза слепо смотрели перед собой. Когда насекомое выбралось на тарелочку для хлеба, крошки дождем посыпались с его спины. Шум этот Билл ясно расслышал, и потом услышал еще раз, в своих снах, когда прилег вздремнуть во второй половине этого дня. Полностью освободившись, насекомое с сухим скрежетом потерло тонкие задние лапки, и Билл понял, что перед ними жуткий сверчок-мутант. Он доковылял до края тарелки и свалился с нее, упал на спину.

— Господи! — просипел Ричи. — Господи, Большой Билл, это глаз, дорогой Боже, это глаз, гребаный глаз…

Билл резко повернул голову и увидел, что Ричи смотрит на печенье счастья, губы его оттянулись, обнажив зубы в пугающей ухмылке. Кусочек печенья лежал на скатерти, из дыры пристально смотрел человеческий глаз, с россыпью крохотных крошек на карей радужке и белке.

Бен Хэнском отбросил свое печенье, не намеренно, а от неожиданности, как человек, внезапно обнаруживший, что держал в руке какую-то мерзость. А пока его печенье счастья катилось по столу, Билл увидел внутри два зуба, корни которых потемнели от запекшейся крови. Они торчали вместе, как семена во внутренней полости тыквы.

Билл снова посмотрел на Беверли, и увидел, что она втягивает в себя воздух, чтобы закричать. Ее взгляд не отрывался от насекомого, которое выползло из печенья Эдди: эта тварь, по-прежнему лежа на спине, теперь вяло шевелила лапками.

Билл уже не сидел на месте. Он не думал — только реагировал. «Интуиция, — мелькнула мысль в тот самый момент, когда он вскочил со стула и рукой зажал рот за мгновение до ее крика. — Вот я какой, действую интуитивно. Майк может мной гордиться».

Так что изо рта Беверли вырвался не крик, а сдавленное: «М-м-м-м!»

Эдди издавал свистящие звуки, которые Билл хорошо помнил. Но полагал, что проблемы в этом нет: один впрыск из сосалки для легких, и все у Эдди будет хорошо. Все будет идеально, как сказал бы Фредди Файрстоун, и Билл задался вопросом — не в первый раз, — почему у человека в такие моменты возникают столь странные мысли.

Он торопливо оглядел остальных, и что-то еще вдруг вернулось из того лета, что-то, прозвучавшее необычайно архаично, но совершенно уместно:

— Ни гу-гу! Вы все! Ни гу-гу! Просто молчите!

Ричи прошелся рукой по рту. Лицо Майка стало грязно-серым, но он кивнул Биллу. Все они отодвинулись от стола. Билл еще не вскрыл свое печенье счастья, но теперь видел, что его боковинки шевелятся — раздуваются и сдуваются, раздуваются и сдуваются, раздуваются и сдуваются — словно внутри кто-то сидит и пытается вырваться из заточения.

— М-м-м-м-м! — Дыхание Бев щекотало ему ладонь.

— Ни гу-гу, Беверли, — с этими словами он убрал руку.

Ее глаза, казалось, заняли все лицо. Рот дернулся.

— Билл… Билл, ты видел… — Взгляд Беверли сместился на сверчка и задержался на нем. Насекомое, похоже, умирало. Его шероховатые глаза посмотрели на Беверли, и та застонала.

— П-п-прекрати, — строго потребовал Билл. — Придвигайся к столу.

— Я не могу, Билли, не могу прибли…

— Можешь! Ты до-олжна! — Он услышал шаги, легкие и быстрые, приближающиеся по коридору с другой стороны бисерной занавески. Оглядел остальных. — Вы все! Придвиньтесь к столу! Разговаривайте! Держитесь естественно!

Беверли взглянула на него, в глазах застыла мольба, но Билл покачал головой. Сел и придвинул стул к столу, стараясь не смотреть на печенье счастья, которое лежало на его тарелке. Оно раздулось, будто нарыв, который все наполнялся и наполнялся гноем, но при этом продолжал медленно пульсировать, разжимался и сжимался. «А ведь я мог его надкусить», — с ужасом подумал Билл.

Эдди вновь нажал на клапан ингалятора, с долгим хрипящим звуком втягивая в легкие очередную порцию живительного тумана.

— Так кто, по-твоему, станет чемпионом? — спросил Билл Майка, лицо его перекосила дикая гримаса. В этот самый момент Роуз прошла сквозь занавеску, в глазах читался вопрос. Краем глаза Билл заметил, что Беверли придвинулась к столу. «Умница», — подумал он.

— Думаю, отличные шансы у «Чикагских медведей», — ответил Майк.

— Все хорошо? — спросила Роуз.