Оно - Кинг Стивен - Страница 138

— Боже мой, — выдохнула Беверли.

— …и подвержен галлюцинациям. Но они не отпускали Эрла, и еще тремя днями ранее Рейдмахер считал его главным подозреваемым. Восемь человек рылись на участке и в лачуге Эрла в поисках отрубленных голов, абажуров, сделанных из человеческой кожи, и еще бог знает чего…

Майк замолчал, наклонил голову, потом продолжил. Голос его чуть подсел.

— Я сдерживался и сдерживался. Но после последнего случая позвонил. И пожалел, что не сделал этого раньше.

— Выкладывай, — буркнул Бен.

— Следующей жертвой стал еще один ученик пятого класса. Учился вместе с Фьюри. Его нашли рядом с Канзас-стрит, около того места, где Билл прятал велосипед, когда мы играли в Пустоши. Мальчика звали Джерри Беллвуд. Его разорвали на куски. То, что от него осталось, нашли у подножия бетонной стены, которую возвели чуть ли не вдоль всей Канзас-стрит лет двадцать назад, чтобы остановить почвенную эрозию. Это полицейская фотография участка стены, под которым нашли Беллвуда. Сделали ее менее чем через полчаса после того, как останки увезли.

Он передал фотографию Ричи Тозиеру, который, посмотрев, отдал ее Беверли. Она бросила на фотографию короткий взгляд, поморщилась, отдала Эдди, который долго и жадно смотрел на нее, прежде чем передать Бену. Бен протянул фотографию Биллу, лишь мельком взглянув на нее.

По бетонной стене тянулась надпись:

Билл мрачно посмотрел на Майка. Если раньше он испытывал замешательство и страх, то теперь ощутил первые шевеления злости. И обрадовался. Злость — не такое уж хорошее чувство, но все лучше, чем шок, лучше, чем безотчетный страх.

— Надпись сделана чем я и думаю?

— Да, — кивнул Майк. — Кровью Джерри Беллвуда.

Майк собрал фотографии. Он предполагал, что Билл может попросить первую, с Джорджем, но Билл не попросил. Фотографии он убрал во внутренний карман, и едва они исчезли, все, в том числе и Майк, почувствовали облегчение.

— Девять детей, — говорила Беверли очень тихо. — Не могу в это поверить. То есть… я верю, но не могу поверить. Девять детей, и никакой реакции? Совершенно никакой?

— Не совсем так, — ответил Майк. — Люди раздражены, люди испуганы… или так кажется. Невозможно определить, когда человек проявляет истинные чувства, а когда только прикидывается.

— Прикидывается?

— Беверли, ты помнишь, когда мы были детьми, как ты кричала, зовя на помощь, а человек сложил газету и ушел в дом, когда?

На мгновение что-то проглянуло в ее глазах — ужас и воспоминания. Потом осталось только замешательство.

Нет… когда это было, Майк?

— Не важно. Со временем все вернется. Теперь же я могу сказать следующее: внешне в Дерри все так, как и должно быть. Столкнувшись с чередой таких жутких убийств, люди делают все, что от них можно ожидать, и по большей части повторяют то, что делали в пятьдесят восьмом, когда дети сначала пропадали, а потом их находили убитыми. Вновь собирается комитет «Спасем наших детей», только не в средней школе Дерри, а в начальной. В городе работают шестнадцать детективов из прокуратуры штата и группа агентов ФБР. Я не знаю, сколько их, и думаю, Рейдмахер, пусть и пыжится, тоже этого не знает. Опять введен комендантский час…

— Да, комендантский час. — Бен медленно потирал шею. — Он творил чудеса в пятьдесят восьмом. Это я помню.

— …и есть материнские группы сопровождения, стараниями которых каждого ребенка от первого до восьмого класса отводят из школы домой. За последние три недели редакция «Ньюс» получила две тысячи писем с требованием решить проблему. И, разумеется, люди начали уезжать из города. Я иногда думаю, это единственный способ определить, кто действительно хочет остановить убийства, а кто — нет. Те, кто искренне этого хотят, боятся и уезжают.

— Люди действительно уезжают? — спросил Ричи.

— Это случается всякий раз, когда начинаются убийства. Точно определить, сколько уезжает людей, невозможно, потому что с 1850-го или около того ровно в год убийства не укладываются. Но приблизительные расчеты есть. Они бегут, как дети, которые обнаружили, что в доме действительно обитают призраки.

— Возвращайтесь домой, возвращайтесь домой, возвращайтесь домой, — повторила Беверли, а когда оторвала взгляд от своих рук, посмотрела на Билла, а не на Майка. — Оно хотело, чтобы мы вернулись. Почему?

— Оно может хотеть, чтобы мы все вернулись. — Голос Майка прозвучал чуть резче. — Конечно, может. Оно, возможно, хочет отомстить. В конце концов, однажды мы заставили Оно отступить.

— Отомстить… а может, вернуть заведенный порядок, — внес другое предположение Билл.

Майк кивнул:

— Заведенный порядок ушел и из ваших жизней. Никто из вас не уехал из Дерри целым и невредимым… без отметины Оно. Все вы забыли случившееся здесь, и ваши воспоминания о том лете до сих пор отрывочные. И надо бы отметить еще один в определенной степени любопытный факт — вы все богаты.

— Да брось ты, — отмахнулся Ричи. — Едва ли это…

— Не кипятись, не кипятись. — Майк поднял руку, улыбнулся. — Я же ни в чем вас не обвиняю, только пытаюсь излагать факты. Вы богаты по меркам библиотекаря маленького городка, который в год получает чуть меньше одиннадцати штук после уплаты налогов, так?

Ричи неловко пожал плечами в дорогом костюме. Бен отрывал узенькие полоски от своей салфетки и, казалось, с головой погрузился в это занятие. Никто не смотрел на Майка, за исключением Билла.

— Никто из вас, конечно, и рядом не стоит с Г. Л. Хантом,[203] это точно, — продолжил Майк, — но вы зарабатываете очень неплохо даже по меркам американского верхнего среднего класса. Мы все здесь друзья, поэтому не кривите душой: пусть поднимут руку те, кто указал в налоговой декларации за 1984 год сумму меньше девяноста тысяч.

Они переглянулись, смущенно, чуть ли не виновато, как всегда случается с американцами, если им прямо указывают на их успешность: как будто деньги — сваренные вкрутую яйца; если съесть их слишком много, без пердежа не обойтись. Билл почувствовал, как кровь приливает к щекам и ничего не мог с этим поделать. Ему заплатили на десять тысяч больше упомянутой Майком суммы за первый вариант сценария «Комнаты на чердаке». Ему обещали заплатить по двадцать тысяч за каждую из двух доработок сценария, если они потребуются. Плюс еще роялти… и весомый задаток по только что подписанному контракту на две книги… и какую сумму он указал в налоговой декларации за 1984 год? Почти восемьсот тысяч долларов, так? Достаточную, чтобы она выглядела чудовищно большой в сравнении с одиннадцатью тысячами годового дохода Майка Хэнлона.

«Значит, столько они платят тебе за то, чтобы маяк не погас, старина Майк, — подумал Билл. — Господи Иисусе, в какой-то момент тебе определенно следовало попросить прибавку!»

— Билл Денбро, — продолжал Майк, — успешный романист в обществе, где романисты наперечет, и только некоторые из них настолько удачливы, что полученных за продажу романов денег хватает на жизнь. Беверли Роган — дизайнер женской одежды. Этот бизнес притягивает многих, но чего-то добиться удается единицам. Ей удается. Если на то пошло, сейчас она — самый востребованный дизайнер в центральной трети этой страны.

— Это не моя заслуга. — Она нервно засмеялась, зажгла новую сигарету от дымящегося окурка предыдущей. — Это все Том. Только Том. Без него я бы ушивала блузки и подрубала подолы. У меня нет никакой деловой жилки, даже Том это говорит. Это только… вы понимаете, Том. И удача. — Она глубоко затянулась и тут же затушила сигарету.

— Моя думать, дама слишком уж протестовать, — лукаво заметил Ричи.

Она быстро повернулась к нему и одарила суровым взглядом. Кровь бросилась в лицо.

— И что ты хочешь этим сказать, Ричи Тозиер?

— Не бейте меня, миз Скавлет! — заверещал Ричи высоким, дрожащим Голосом Пиканинни, и в этот самый момент Билл с пугающей ясностью увидел мальчишку, которого знал; не ту оттесненную тень, что иной раз проступала сквозь взрослый образ Рича Тозиера, но человека, еще более реального, чем нынешний Ричи. — Не бейте меня! Позвольте мне пренисти вам исчо адин мятный джулеп,[204] миз Скавлет! Вы выпить его на крыльце, где чуть прохлаже! Не порите бедного малчыка!