Чем вы недовольны? - Эдель Михаил - Страница 6

В октябре 1945 года Клавдия Турбина вышла замуж. За одаренного дирижера и композитора, прибывшего в Ломоносовск из Ленинграда. Некоторые грани дирижерского характера невыносимо выпирали и не поддавались шлифовке. Дирижер непрестанно острил, неустанно лгал и непрерывно пил.

Последние две грани лишили его уважения, любви и прописки в квартире Турбиных.

Дирижер покинул берега Северной Двины в нетрезвом состоянии и очутился на Дальнем Востоке в качестве руководителя ансамбля музыкальных эксцентриков. Пригодилось его стремление острить. Номер эксцентриков длится девять минут, и не пить в это время может каждый.

ВИДЕЛА?

На крыше ресторана «Амра» располагается кафе с тем же названием. Столики защищены от сухумского солнца пестрыми тентами. Изредка посетители кафе наблюдают цирковую игру дельфинов. Иных примет у «Амры» нет. Её не прославляют ни обходительность официантов, ни качество кофе. Нормальное курортное кафе. Отдыхающий, добравшись до Сухуми, приехал дышать, загорать, купаться, а не питаться – это отлично усвоено трестом ресторанов.

Катя и Ася завтракали в нарядной «Амре», окруженной с трех сторон Черным морем, недалеко от пляжа, где плещутся волны и курортники.

Именно в тот момент, когда Катя и Ася спускались с крыши, Илона, Курбский и Кутин ступили на бетонированный мол.

Илона Голицына нечаянно взглянула на девушку в легком костюме цвета переспелой малины и почувствовала некое досадное беспокойство.

Подобное беспокойство появляется у известной актрисы в связи с дебютом талантливой, притом красивой, со сценическим обаянием молодой артистки. Угасающей актрисе остается либо, содрогаясь, покровительствовать восходящему таланту, либо выживать его из театра. По-разному бывает. Чаще второе.

Илона вспыхнула. На один миг, вполне достаточный, чтобы возненавидеть незнакомку. Уж слишком приметна была её внешность – глаза, осанка, гордый профиль.

Курбский улыбнулся:

– Обратите внимание… Девушка в малиновом… Просто двойник «Неизвестной» с картины Крамского.

– Сравнили, – осмелился заметить исполняющий должность супруга доцент Кутин. В его обязанности входило раболепие перед номинальной супругой.

– Эта девушка серьезный конкурент вам, Илона, – вторично усмехнулся Курбский.

Курбский презирал человечество в целом, не делая исключения даже для Илоны Голицыной, своего помощника. И не упускал случая, чтобы побесить её.

– Прошу меня никогда и ни с кем не сравнивать.

Илона вторично вспыхнула и отказалась завтракать в ресторане «Амра», где Курбского знали как «известного ученого, академика». Для него накрывали стол в маленьком зале за музыкальной эстрадой. Особые блюда для него готовил лично шеф-повар. Илона заявила, что возвращается домой. Немедленно.

– Я остаюсь. Буду обедать один.

– В этом кабаке? – уронила Голицына.

– Лучшем в этой местности.

Кутин по положению не имел права высказывать своего мнения, он досадовал на Илону, как лакей, тайком.

С каким наслаждением Голицына собственноручно швырнула бы в море встреченную незнакомку, на которую обратил внимание её шеф, незнакомку с гордой осанкой и независимым взглядом. Илона, как радар, уловила дерзкую силу Катиных глаз.

– Чем вы недовольны? – вдруг спросил Курбский, чтобы ещё больше досадить Илоне.

– Как можно быть довольной? Что за курорт, какая публика? И вообще – что за жизнь?!

– Видела? – спросила Ася Катю, когда они миновали Голицыну и сопровождающих её лиц.

– Видела. Сверкает, как цирковая актриса на манеже при свете юпитеров, – ответила Катя.

Сегодня сухумский пляж уже не прельщал Бура, не стал загорать и Воробушкин. Шикарный Богдан нынче выглядел иначе. Его курортный облик изменила усмешка Воробушкина, оглядевшего накануне костюм Бура, его туфли и сорочку цвета бычьей крови.

– Вам не нравится мой общий вид, – понял Бур.

– Ей не понравится.

– Вы знаете эту девушку?

– Да.

– Завтра я буду другим.

Сегодня Бур предстал перед Воробушкиным в ином виде: в легком светло-сером костюме, белой рубашке. Оба рассмеялись.

– Человек, очищающий душу, меняет кожу, – сказал Богдан.

– Согласен. Куда пойдём? Вам хочется увидеть Катю Турбину? Постараемся её встретить.

– Кто она?

– Начинающий следователь прокуратуры. В городе, где я работаю.

– В Ломоносовске? Опять указание свыше. Там живет и пока здравствует некий Филимон Гаркушин.

– Рубщик мяса на рынке.

– Всё знаете! Я вам расскажу о нём. Едем в Ломоносовск!

– Поедем. А пока поищем Екатерину Турбину.

– Евгений Иванович, вы чуткий человек.

Напрасно Бур и Воробушкин ревизовали пляж, обозревали крышу «Амры», прочесывали Ботанический сад, караулили прогулочные теплоходы. Нет Кати Турбиной.

– Не заметить её невозможно, – повторял Бур. – Неужели она уехала?

– Не огорчайтесь, впереди Ломоносовск.

Через два дня Воробушкин и Бур покинули Сухуми.

СКОЛЬКО ПРОСИШЬ?

В управлении милиции города Ломоносовска, прямо скажем – в ОБХСС, Бур в свойственной ему манере излагал свою одиссею-модерн.

– Что вас привело к нам? – спросил его майор, начальник отдела.

– Мой отец, его честь, о которой я временно забыл. Командир эскадрона Ибрагим Бур погиб на Кавказе, сражаясь с фашистами. Когда ко мне вернулась совесть, я поклялся отомстить тем, кто заставил меня позабыть и свою честь. Еще до встречи с Евгением Ивановичем я приобрел билет, чтобы встретиться с вами.

– С какой целью?

– Просить вас устроить мое свидание с Филимоном Гаркушиным. Он наверняка знает, где находится некий Джейран, который, вероятно, проживает под другой фамилией.

– Послушаем Богдана Ибрагимовича? – спросил майор своего заместителя старшего лейтенанта Воробушкина.

– По-моему, следует, – улыбнулся Евгений Иванович.

– Итак… позвольте начать. Заранее прошу прощения за вольный стиль изложения и, возможно, неясную композицию грустной повести моей. Излагать буду чисто эмоционально.

– Мы привыкли к разным стилям и эмоциям, – сказал майор.

– Начну с того, что сманил меня с ясного пути на тропку жуликов двоюродный брат моей матери, Пухлый Матвей Терентьевич.

Подробно о Пухлом потом. Итак, первое его поручение: лететь из Ростова в Ялту. Пухлый вручает мне пакет и паспортную фотокарточку.

В условленном месте, в точно указанное дядей время я должен был вручить пакет лицу, изображенному на паспортном фото.

Как любитель аттракционов, я заглянул в пакет. Два часа трудился над вскрытием и закрытием. В пакете я узрел два новеньких паспорта; один – на имя Джейрана Яна Петровича, якобы уроженца Ростова, другой – на имя Курбского Леона Константиновича, якобы уроженца Астрахани, первый прописан в Бердянске, второй в Тбилиси. Сработал эти паспорта несомненный специалист.

За паспортом явился именуемый Джейраном. Среднего роста, с любвеобильными глазками, теноральным убаюкивающим голосом – ни дать ни взять протестантский пастор, христов проповедник. И верно – в прошлом Джейран пел в соборном хоре в Ломоносовске, позже окончил театральное училище и служил в театре актером. Впоследствии я убедился: двуликий Ян – отличный артист и душегуб в равной мере. Однажды я провинился, нарушил правила. В одном городе познакомился с девушкой и задержался на несколько дней. Небесные глазки побелели, улыбочку добродушного пастора затмил роковой взгляд инквизитора.

«За недорогую цену, милый кавалер, – сказал он мне, – тебя укокошат в разыгранной драке. Проверенное средство. Больше увещевать не стану. Знай, я против лирики. Всякой».