Чем вы недовольны? - Эдель Михаил - Страница 1

Михаил Эдель

Чем вы недовольны?

СВАДЬБА ОТКЛАДЫВАЕТСЯ

В Сухуми не хочется думать. Мешают праздничные улицы, каждая – филиал Ботанического сада; благородные лавры, магнолии, маслины, пальмы, декоративные бананы заняли тротуары и превратили город в парк.

Мешают манящие горы – поближе темно-зеленые, за ними снежные шапки второй гряды; круглосуточно воркующее море, величественная набережная с двухъярусными бордюрами мелколистного лавра, благоухающие клумбы, несмолкаемая медовая музыка с прогулочных теплоходов и из морского ресторана на сваях, шум великолепных фонтанов и… собственное настроение.

В Сухуми никто не спешит. Некуда. На лицах неторопливая беззаботность. Правда, этому способствует завидное отсутствие трамваев, троллейбусов и квартирных телефонов.

Если встречается запыхавшийся человек с гончим блеском в глазах, это курортник с железнодорожным билетом в кармане. Он в панике закупил центнер хурмы, айвы, яблок, мандаринов и не знает, как доставить на вокзал десяток ящиков с просветами (летом поймать такси в Сухуми – лотерейная удача), и сейчас нервно на ходу гадает, что он довезет в раскаленном вагоне до Красноярска – яблочное пюре или мандариновый джем? Думать курортник начинает уже в поезде. После штурмовой погрузки фруктовых ящиков его основательно тревожит, как прокормиться до Иркутска, имея в кармане два рубля сорок две копейки. Две копейки – о, счастье! – он обнаружил в табачной пыли кармана уже на перроне.

В красочный, как в цветном фильме, день, когда в город вторгаются насыщенные морем душные волны и, смешиваясь с ароматами десяти миллионов роз, гладиолусов, георгин, хризантем, дурманят головы, по-настоящему озабочены были два человека: Анатолий Эшба и Коста Джонуа, чьи предки десять тысяч лет назад поселились на этих берегах и назвали свою чудесную страну Апсны – Абхазия.

В черных костюмах, белоснежных рубашках с расстегнутой верхней пуговицей, печальные Эшба и Джонуа бродили по набережной от морского ресторана «Амра» до новой гостиницы, равнодушно минуя четырехэтажную пожарную каланчу. (Её соорудили на месте старинной сухумской крепости, очевидно как памятник крепостной архитектуре.)

Собственно говоря, печалился Анатолий, Коста – как истый горец горевал за компанию.

И вся печаль из-за прадеда Алиаса. Ох, этот прадед, непреклонный приверженец традиций и обычаев. Ох, этот прадед, современник А. С. Пушкина и космонавтов. (Алиас Эшба родился за два года до смерти поэта.)

Попробуй ослушаться прадеда, который ко всему ещё и председатель совета стариков в родном селе Акуа.

Попробуй ослушаться прадеда Алиаса, который неустанно твердит о неслыханных достоинствах праправнука Анатолия в разветвленном роду Эшба.

Во-первых, Анатолий старший лейтенант. К тому же инженер связи… И не какой-нибудь, а особой, именуемой «радиолокация».

На каждом заседании совета стариков Алиас Эшба прежде всего объясняет, что такое радиолокация. При помощи сверкающих глаз и яростных жестов он рьяно втолковывает ровесникам суть технического чуда. Осанистые, крепкие, как эвкалипты, важные, как члены дипломатического корпуса, старики дружно кивают головами и единогласно подтверждают:

– Да, да, Алиас, да… Радиолокация – это большая радость в твоей славной семье.

И, конечно, срочный отъезд Анатолия безусловно обсуждался на совете стариков. Разве без стариков может быть решен вопрос, имеющий морально-этическое значение?

Вчера прадед, высокий, в синей гимнастерке, подпоясанный наборным ремнем, седоусый, с ястребиным носом и взглядом, Алиас Эшба вернулся с заседания сонета стариков (под старым орехом во дворе сельского совета) невиданно официальный.

Прадед пригласил Анатолия на балкон второго этажа и объявил ему:

– Свадьба откладывается до твоего возвращения. Старики говорят, тебе надо спешить. Этого требует обычай.

ПО НОСУ НАС ВИДНО

Свернув с набережной и миновав суетливо-пыльную улицу, ведущую на вокзал, Анатолий и Коста вышли на проспект Ленина, к Ботаническому саду.

Не голубой дуб, не японская камелия, не лузитанский кипарис, не восемьсот невиданных представителей субтропиков, не три тысячи сортов цветов манили их в эти райские кущи.

Четыре дня назад, едва покинув лакированный душный вагон скорого поезда, до того как сесть в автобус и устремиться в родное село Акуа, Анатолий поспешил на сухумское радио и вытащил на улицу Косту Джонуа. Приятели направились в Ботанический сад, чтобы, не откладывая, как этого требует абхазская учтивость, навестить старшую сестру Косты, научного сотрудника дендропарка.

Пройдя через бамбуковый туннель, они у оранжерей увидели фотографа артели «Силуэт», галантно рекомендовавшего двум девушкам запечатлеть себя на фоне кактусовой горки. Одна из девушек была в белом платье в широкую цветную полоску. Девушки рассмеялись и ушли. Минуя Анатолия, девушка в белом чуть приподняла брови. Ей показалось, что она где-то встречала этого молодого человека с внимательно-печальными глазами.

– Чего стал? Девушка в белом – горянка. Отец, наверное, горец, а мать русская. По носу же видно. Вторая – нормальная курортница, – сказал Коста.

Вторично Анатолий Эшба встретил горянку на скачках. На аэродроме. Да, именно на аэродроме.

Три сельских района, давнишние соперники, устроили традиционные конно-спортивные состязания на местном аэродроме. Начальник аэропорта охотно разрешил конные состязания вблизи взлетной дорожки. Во время скачек лошади ноздря в ноздрю мчались рядом с приземляющимся самолетом. Полторы тысячи мальчишек визжали от счастья, если скакун на две секунды обгонял самолет.

Скачки, как гласили афиши, назначены на десять утра. К этому часу всё было готово: расставлены препятствия – заборы, плетни, шлагбаумы, замаскированы рвы с водой, сооружены ворота для конно-травяного хоккея – цхенбурти, возведена трибуна для почетных гостей, установлен микрофон для главного судьи, заготовлены грамоты для будущих победителей, – одним словом, всё, кроме пустяка…

В половине одиннадцатого выяснилось – забыли послать машину за главным судьей. Эта, как выражаются радиорепортёры, радостная весть облетела весь аэродром. Засуетились устроители, организаторы, руководители и исполнители всех степеней ответственности. Спокойными оставались только зрители. Зритель массовых культспортзрелищ стойко переносит неразбериху, путаницу, отсутствие указателей, буфетов и предельное количество барьеров, ограждений, закрытых ворот и дверей.

– Разве всё упомнишь! – суетился взмокший зампред райисполкома в длинном макинтоше и огромной велюровой шляпе, по степени самый ответственный организатор, имеющий право давать руководящие указания.

Он тут же приказал послать за главным судьей, проживающим в сорока километрах от аэродрома. После короткого, но жаркого совещания за судьей умчалась «Волга».

В одиннадцать ноль-ноль главный судья, ветеран-конноармеец, соскочил с попутного грузовика, отчаянно ругаясь. Столь выразительные слова он выкрикивал, когда вёл эскадрон через Сиваш на штурм Перекопа.

Он поднялся на трибуну, крытую туристскими палатками, и согнутым пальцем постучал по микрофону. Микрофон не реагировал.

– Тока нет, движок не заводится, – пояснил помощник главного судьи в кавалерийской фуражке бригады Котовского, которая была всего на двадцать лет моложе своего владельца.