Жвачка и спагетти - Эксбрайя Шарль - Страница 21

– Погодите!.. Я припоминаю... Я был так раздражен поведением этого надоедливого клиента, что действительно выехал немного прогуляться... Совсем из головы вон! Это глупо...

Тарчинини заметил холодно:

– Вернее сказать, странно... Вы забываете факты и вспоминаете тогда, когда их вот-вот выяснят...

Маттеини, сжав кулаки, подошел к следователю.

– Мне не нравится ваш тон! Что вы на меня возводите?

– Ничего не возвожу, синьор, только констатирую.

– Ваши констатации мне не нравятся!

– Знали бы вы, до чего мне это безразлично, дорогой синьор Маттеини... У меня к вам предложение.

– Предложение?

Комиссар приказал:

– Сядьте, Маттеини!

– Но...

– Садитесь!

Парикмахер сдался и сел. Тарчинини наклонился к нему.

– Я надеюсь уйти отсюда с твердой уверенностью, что вы непричастны к смерти Эуженио Росси...

– Но я же вам говорил...

– Я уже давно не принимаю на веру то, что мне говорят... Так вот, одно из двух: или вы посидите тут с моим коллегой, пока я все осмотрю, или отправитесь с нами в комиссариат, и, пока с вас снимут показания, я выправлю ордер на обыск и мы вместе вернемся сюда. Выбирайте.

Маттеини, казалось, испугался. Забившись в кресло, он переводил взгляд с одного посетителя на другого и наконец простонал:

– Да в чем же дело, что вы ко мне привязались?

– Как вы решили?

– Делайте что хотите, но имейте в виду, завтра я подам на вас жалобу!

– До завтра, Маттеини, еще много всего может случиться. Побудьте с ним, Билл, я тут пошарю.

Комиссар ушел в кухню и закрыл за собой дверь. Лекок сунул в рот плитку жвачки и принялся за нее с видом человека, для которого время не существует. Парикмахер проворчал:

– Интересно, что он там ищет?

– У комиссара свои методы.

– Но то, что он тут говорил... это что, шутка?

Сайрус А. Вильям беззастенчиво солгал:

– Вы знаете, он по самой своей природе неспособен шутить.

– Значит, он подозревает, что я убил Росси?

– Он подозревает каждого.

– Это глупо.

– Комиссар Тарчинини считает, что, только делая глупости, можно в конце концов прийти к разумному результату.

Они замолчали, заметив Тарчинини, вошедшего с очень серьезным видом.

Глава VII

Что-то сразу изменилось в атмосфере помещения. Следя за движением комиссара по салону, Маттеини недолго сохранял самообладание и скорее выкрикнул, чем сказал:

– Ну? Вы что-нибудь нашли?

Тарчинини глянул на парикмахера, но не ответил, продолжая обследовать комнату, открывая шкафы, переставляя предметы и шаря повсюду. Винченцо раздраженно спросил:

– Может, если вы скажете, что вам надо, я бы помог?

– Где вам стирают здешнее белье?

Удивленный парикмахер ответил:

– Но... у Чильберти, в Сан-Панкрацио.

Следователь не спеша подошел ближе.

– Вам его приносят, я полагаю, выглаженным и готовым к употреблению?

– Разумеется! За такие-то деньги!

Лекок понял, что в следующую минуту что-то произойдет; он почти перестал дышать, а Тарчинини, взявшись за подлокотник кресла, где сидел Винченцо, наклонился к самому его лицу.

– Тогда откуда у вас в кухне халат и салфетка, выстиранные, но не глаженые? Вы что, развлекаетесь стиркой от нечего делать? И что это за частицы обгорелой ткани, которые я нашел в...

Маттеини подскочил с криком:

– Вы лжете! Там не может быть обгорелой ткани, потому что...

Он осекся и испуганно вытаращил глаза, словно представив себе то, что чуть не сказал. Комиссар не отступался:

– Потому что... Ну, синьор Маттеини?

– Оставьте меня в покое! Вы доведете меня до того, что я наговорю невесть каких глупостей!

– Эти глупости, синьор, я называю признаниями...

– Не понимаю!

– Да нет же, прекрасно понимаете! Вы знаете, что я не мог найти кусков салфетки, от которой вы избавились, скорей всего, бросив ее вместе с чемоданом Росси в Адиче... Салфетку, пропитанную кровью вашей жертвы!

– Неправда!

Сайрус А. Вильям встал и, подойдя в свою очередь к парикмахеру, объявил:

– На этот раз попались, Маттеини!

– Нет.

Усугубляя смятение противника, Тарчинини неумолимо развивал свою мысль:

– Вы убили его здесь, в кресле, затем перетащили труп в кухню...

– Докажите!

– А с наступлением ночи отвезли на берег.

– Вы лжете!

– Ваша машина будет подвергнута лабораторному исследованию и, хоть вы ее, конечно, вычистили, там найдется достаточно улик, чтоб упрятать вас под замок до конца дней!

Винченцо взревел, как зверь:

– Я не хочу!

– А Росси что же, хотел умирать?

– Это не я!

Капли пота стекали по лицу Маттеини, съежившегося в кресле, а Тарчинини и американец, наседавшие с двух сторон, напоминали гончих около загнанного оленя.

– Вы попались, Маттеини!

– Нет.

– Признайтесь, и вас оставят в покое.

– Нет.

– Почему вы не признали фотографию?

– Почему вы стирали это белье в кухне?

– Почему?..

– Почему?..

Под градом вопросов Винченцо только крутил головой, как полуоглушенный боксер, который уже не понимает толком, где находится. Сыщикам казалось, что он вот-вот сдастся, как вдруг парикмахер, схватившись за голову, закричал:

– Хватит! Хватит! Хватит!

– А ведь вы вовсе не похожи на убийцу, Маттеини! Почему же вы убили Росси? Он вам угрожал?

Сайрус А. Вильям выдержал паузу и, словно говоря сам с собой, заметил:

– Зарезать бритвой! Какая гнусность!

Парикмахер, забывшись, крикнул:

– Это не брит...

Но тут же застыл с раскрытым ртом, а Тарчинини тронул его за плечо:

– А вы откуда знаете?

И бесчеловечная травля возобновилась:

– А ну, живей, отвечайте!

– Вы выдали себя! Почему не признаться?

– Признайтесь, и тогда сможете отдохнуть.

– Признайтесь, Маттеини, вам это зачтется.

Парикмахер затравленно озирался на своих мучителей, потом упорство его сломилось, и он беззвучно проговорил:

– Ладно... Я вам все расскажу.

Воцарилась тишина, особенно глубокая по контрасту с недавней горячкой. Комиссар выпрямился, как дровосек, который, свалив дерево, разминает натруженную спину. Лекок перестал жевать свою резинку. Он налил Маттеини стакан воды, к которому тот припал так жадно, что капли потекли по подбородку. Когда он отставил стакан, Тарчинини уселся напротив.

– Теперь объясните нам, почему вы его убили?

– Я не убивал его.

– Э, нет, Маттеини! Вы опять за свое?

Парикмахер покачал головой с видом человека, принявшего окончательное решение. Он взглянул на комиссара и спокойно сказал:

– Я не убивал Росси, но доказать этого не могу; так что результат выходит тот же.

Его страх, казалось, рассеялся, и сыщики были поражены внезапной перемене, в этом человеке.

– Клянусь, что я не убивал его, но, повторяю, мне никто не поверит, а тем более вы.

– Не предоставите ли нам самим судить об этом?

– Дней так двенадцать – пятнадцать назад мне начали приходить анонимные письма...

– А! Так-так... И о чем в них шла речь?

– Это такая давняя история... – начал Маттеини не без колебаний. – Дело было в то время, когда немцы оставляли Италию, и фашисты спасались бегством... Я боялся, что и те, и другие предадут огню и мечу все на своем пути, будут брать заложников... Я покинул Верону с женой Антониной и дочерью Марией, которая присоединилась к нам со своим сыном, пятилетним малышом, когда мой зять ушел в партизаны – там он и погиб. Мы нашли убежище в домике, доставшемся мне в наследство от матери, недалеко от Роверето, по дороге на Бреннер. Однажды вечером мужчина лет сорока с четырнадцатилетним мальчиком попросился на ночлег...

Он вздохнул:

– Лучше бы я им отказал! После ужина, когда мальчик уснул, мы разговорились. Мы выпили, и вино развязало языки. Этот человек был фашистом, который бежал, унося с собой все свое богатство в чемоданчике голубой кожи, с которым ни на минуту не расставался, – это меня с самого начала заинтриговало. Он признался, что там у него на шестьдесят миллионов лир... Я был безработный парикмахерский подмастерье...