Жвачка и спагетти - Эксбрайя Шарль - Страница 17

Чтобы скоротать вечер, Сайрус А. Вильям отправился в какой-то кинотеатр, где крутили старый фильм "Примавера", полный юмора, здоровой эротики и веселой безнравственности. С первых же кадров он хотел встать и уйти, но не решился беспокоить соседей и скоро, заразившись всеобщей эйфорией, уже смеялся вместе с остальной публикой. А где-то в тысячах километров отсюда Валерия, не в силах уснуть, читала Библию и проглядывала список приглашенных на свадьбу – не забыла ли она кого-нибудь.

Выйдя из кино и не испытывая желания сразу идти в отель, Сайрус А. Вильям принялся бродить по улицам, быстро пустевшим в этот поздний час. Он шел по виа Сотторива, как вдруг заметил довольно далеко впереди торопливо идущую молодую женщину. Вдруг какая-то фигура отделилась от стены и кинулась на нее, стараясь вырвать из рук сумочку. Незнакомка отбивалась, нападающий повалил ее. Не успел хулиган завладеть добычей, как Лекок схватил его, приподнял и резким ударом в челюсть отшвырнул, полуоглушенного, в сторону. Американец помог молодой женщине подняться. Обнимая этот стройный стан, Лекок почувствовал легкое волнение, к тому же малютка оказалась форменной красавицей. Она пролепетала:

– Он ушел?

Лекок показал ей на злоумышленника, начинавшего приходить в себя.

– Я так испугалась...

– Теперь это уже позади.

– Спасибо вам, синьор.

Хулиган неуверенно поднялся, потом кинулся наутек и скрылся в темноте. Опираясь на руку своего спасителя, синьора постепенно успокаивалась. Она объяснила:

– Я была в кино с подружками, потом еще поболтали...

– Вы мне позволите проводить вас?

Он почувствовал, как она насторожилась, и поспешно добавил:

– Всего несколько шагов, пока вы окончательно не оправитесь?

Она слегка отстранилась.

– Вы очень добры, синьор...

Они двинулись в путь бок о бок. Лекок украдкой поглядывал на нее и думал, что она явно порядочная и гораздо моложе, чем ему сначала показалось. Немного встревоженный тем, что с ним творилось, он попытался уцепиться за образ Валерии, но это не помогло: Валерия растаяла, как дым, перед очарованием девушки.

– Далеко вы живете?

– Нет, не очень... А вы иностранец?

– Да.

– Вы очень хорошо говорите по-итальянски.

– Я изучил ваш язык в Гарварде.

Он заметил, что название знаменитого университета явно ничего не говорит его спутнице, и уточнил:

– Я американец.

– Правда? Вот смешно!

Слегка уязвленный, Лекок спросил:

– Позвольте узнать, почему?

– Вам не понять.

– Представьте, я и сам начинаю так думать?

Некоторое время они шли молча, затем Сайрус А. Вильям снова заговорил:

– Вы замужем, синьорита... или синьора?

– Нет.

Лекок не мог бы сказать, почему, но ответ его обрадовал. На пьяцца Бра Молинари девушка остановилась.

– Здесь нам надо расстаться, синьор. Я вам очень признательна...

– Это невозможно!

– Что невозможно?

– Чтобы мы уже расстались!

– Но, синьор, я задержалась, и мои родители ждут и волнуются. Мама, конечно, не отходит от окна, и если она увидит, что меня провожают, будет скандал!

– Послушайте, синьорина... Не знаю, как бы это получше сказать, но если то, что я американец, само по себе вам не противно... я бы очень хотел снова увидеться с вами.

– Не знаю, синьор...

– Прошу вас!

Она колебалась, но он казался таким славным...

– Я работаю у Маджина и Хольпса на виколо Сорте... Может быть, встретимся завтра у Гробницы?

– Вы назначаете свидание на кладбище?

Она залилась звонким и свежим смехом, совершенно очаровавшим Сайруса А. Вильяма.

– Да нет же! У гробницы Джульетты!

– А! Хорошо.

– До свиданья!

– Доброй ночи, синьорина!

Она легко пустилась бежать, но Лекок окликнул ее:

– Синьорина!

Она обернулась.

– Скажите хотя бы ваше имя!

– Джульетта!

Ну конечно...

Сайрус А. Вильям, окончательно побежденный, больше не боролся с обаянием Вероны, которое с самого его приезда в город подтачивало его упорство, как ни был он уверен в себе. Он не мог не признать, что счастлив сейчас, как никогда в жизни. Он не задавался вопросом ни о своем отношении к Джульетте, ни о том, как увязать свое восхищение этой девушкой с официальной преданностью Валерии Пирсон, только жалел, что не с кем поделиться переполнявшей его радостью. Но редкие прохожие, которые ему попадались, так спешили домой, что Легко было угадать, как мало улыбается им роль наперсников, даже предложенная с величайшей учтивостью.

Однако ангел, хранивший его (ангел, несомненно, веронский) привел его в маленькую улочку недалеко от пьяцца Эрбе, где синьор Атилло Чирандо, проводив последнего клиента, закрывал окна ставнями. Сайрус А. Вильям, поклонившись, обратился к нему:

– Синьор, неужели вы откажете в стакане граппы человеку, нуждающемся в друге, с которым он мог бы чокнуться?

У Атилло было доброе сердце, и он признал, что, несмотря на время и закон, нельзя отклонить подобную мольбу, не подвергнув серьезной опасности спасение своей души. Он впустил симпатичного клиента в пустое кафе, прошел за стойку и, налив два стакана граппы, чокнулся с неожиданным гостем.

– Синьор, за ваше здоровье!

– За ваше, синьор, и за здоровье прекраснейшей девушки Вероны!

Они выпили, но когда Сайрус А. Вильям хотел заплатить, тот отказался от денег.

– Нет, синьор, это будет нарушением закона, ведь в такой час заведение уже закрыто. В вашем лице я принимаю не клиента, а друга!

В Бостоне ни один хозяин бара не проявил бы подобной чуткости. Растроганный Лекок вынул из бумажника банкноту в тысячу лир со словами:

– Разрешите, синьор, вручить вам эти деньги для ваших нуждающихся друзей.

Хозяин взял бумажку и торжественно объявил:

– Синьор, вы истинный джентльмен! Прошу вас считать эту бутылку граппы своей!

Полчаса спустя, почти осушив бутылку, новые друзья потеряли представление не только о времени, но и о всей вселенной, которую они окончательно презрели. Не сойдясь, однако, во мнениях, кого считать прекраснейшей девушкой Вероны – что еще затруднялось полным отсутствием общих знакомых – они так расшумелись, что полицейский Тино Валеччиа, совершая обход, заинтересовался несвоевременным криком и светом, пробивающимся из кафе, вошел и сказал Чирандо:

– Что это тебе, Атилло, Рождество, чтоб всю ночь торговать?

Вторжение представителя власти в разгар страстного спора с американцем показалось верхом наглости:

– Если б сейчас было Рождество, Валеччиа, Господь не допустил бы, чтоб уроды вроде тебя мозолили глаза честным людям!

Полицейский, вошедший без всяких враждебных намерений, был оскорблен таким приемом. Озлившись, он двинулся к стойке:

– Повтори, Атилло, что ты сказал?

– Что ты урод? Пожалуйста!

Он призвал Лекока в свидетели:

– Урод он или кет?

Сайрус А. Вильям важно оглядел представителя власти и подтвердил:

– Не подлежит ни малейшему сомнению, что он урод.

Рассерженный неожиданной атакой, Валеччиа принялся за Лекока:

– Ваши документы!

– Я гражданин Соединенных Штатов!

– Это не помешает мне упрятать вас в кутузку!

Атилло поспешил на защиту своего гостя:

– Смотри, Валеччиа! Ох, смотри! Что это ты затеваешь? Думаешь, раз ты в форме, тебе все можно? Ты собираешься нарушить Атлантический Пакт!

Полицейский оторопел, стараясь понять, какое отношение имеет Атлантический Пакт к тому, что Атилло Чирандо нарушает правила содержания питейных заведений. Видя его растерянность, Атилло таинственно добавил:

– А кое-кто может решить, что ты работаешь на Советы!

Валеччиа подскочил.

– Ты оскорбил меня при свидетеле, Атилло! Ты обвинил меня в измене родине! Это тебе даром не пройдет!

Он перегнулся через стойку, пытаясь достать противника, но тот отскочил, схватил бутылку и предупредил:

– Я человек мирный, Валеччиа, но предупреждаю тебя: если ты не перестанешь валять дурака, быть беде!