Мы еще увидимся, детка! - Эксбрайя Шарль - Страница 8

Эрмитедж так рванул с места, что машина чуть ли не прыгнула. Но это вызвало только насмешливое замечание Уильяма Уолнота:

— Джон, мой мальчик, уж не собираешься ли ты принять участие в Большом кроссе Ливерпуля на этой консервной банке?

Эрмитедж счел за благо не отвечать — он терпеть не мог площадной ругани, а ответить вежливо сейчас был не в состоянии. Понемногу его нервы стали приходить в норму, он признал, что был не прав, разозлившись из-за пустяка, и тут же почувствовал угрызения совести: зря он так скверно принял этого симпатичного парня. В виде извинения шофер вежливо осведомился:

— Все в порядке, сэр?

— Угу, скажите-ка, старина, а ведь это дьявольски большой город, а?

В наивности горца было что-то трогательное.

— Очень большой город, сэр…

И вдруг Джон представил себе, что Мэдж затерялась в этом огромном городе с его тысячами и тысячами жителей, число которых она собиралась увеличить по крайней мере на одного! И снова его охватила тревога, и захотелось хоть с кем-нибудь поделиться, успокоить взбудораженные нервы.

— Не стоит сердиться на меня, сэр, если я сегодня несколько резковат, сэр, но… дело в том, что я жду ребенка… то есть я, разумеется, хочу сказать, моя жена…

— Поздравляю, старина!

— Спасибо… Но это очень тяжелый момент.

— Правда?

— У вас нет детей, сэр?

— Ни жены, ни детей.

— В некотором смысле это хорошо. Я имею в виду заботы. Но, с другой стороны, это немного грустно, разве нет?

— Мне никогда не бывает грустно, старина.

— Кроме шуток? И как вам это удается?

— Когда я чувствую, что мне вот-вот станет тоскливо, я просто накачиваюсь и засыпаю. А проснувшись, снова оказываюсь в прекрасном настроении. Вы хотите мальчика или девочку, старина?

— Мальчика, у нас уже три дочери.

— Ну что ж, успокойтесь, у вас будет мальчик!

— Почему вы так думаете?

— У нас в Томинтуле кто угодно скажет, что только Малькольм Мак-Намара, осматривая беременную овцу, может определить, какого пола будет приплод.

Эрмитедж не ответил, поскольку не был уверен, не оскорбляет ли этот тип достоинство Мэдж, сравнивая ее с беременной овцой. Поэтому он только вздохнул.

— Да услышит вас небо, сэр!

— Не волнуйтесь, старина, сейчас мы это устроим!

Джон не понял смысла этого заявления. Понимание пришло через несколько минут, когда, выехав на Нью Оксфорд-стрит, Эрмитедж едва не попал в первую серьезную аварию за всю свою шоферскую жизнь. Он вел машину, внимательно следя за движением, очень оживленным в это время — кончился рабочий день. И вдруг у него за спиной, в нескольких сантиметрах от уха, раздались мощные гнусавые звуки волынки, играющей «Бэк о'Бэнахи». От неожиданности, смешанной с испугом, не понимая, в чем дело, Джон на мгновение выпустил руль из рук. По счастью, ему удалось спохватиться прежде, чем машина врезалась в автобус, водитель которого свирепо выругался. Такси вильнуло вправо, едва не задавив мотоциклиста, потом быстро дернулось влево и проскочило на волосок от грузовика. Эти странные курбеты сопровождались воем, скрипом тормозов, отчаянной руганью, и Эрмитедж, чье лицо заливал холодный пот, а глаза выдавали состояние, близкое к помешательству, был почти благодарен полисмену, когда тот, явно будучи не в восторге от всего этого содома, издал резкий свисток, требуя, чтобы таксист остановился. Все это время шотландец с полной невозмутимостью продолжал дуть в свою волынку, причем виртуозные маневры шофера нисколько не потревожили его вдохновения.

Полисмен подошел. Вид у него был не слишком любезный.

— Ну? В чем дело? Пьяны вы, что ли?

Джон через правое плечо указал большим пальцем на своего клиента. Обращаясь к энтузиасту игры на волынке, констебль вынужден был пустить в ход всю мощь своих легких:

— Не могли бы вы прекратить это?!

Мак-Намара перестал играть и с изумлением спросил:

— Вам не нравится, как я играю? Однако у нас в Томинтуле…

Эрмитедж всхлипнул.

— Я больше не могу, — пробормотал несчастный таксист, — пусть он выйдет!.. Заставьте его выйти, умоляю вас, заставьте его выйти!

Полисмен, совершенно не понимая, что происходит, начал нервничать.

— В конце концов, соберетесь вы рассказать мне, в чем дело, или нет?

Голосом, скорее напоминавшим хрип, Эрмитедж объяснил, что мирно вел машину, как вдруг у него над ухом грянула эта дикая музыка, и под действием шока он чуть не врезался в автобус.

Констебль бросил на Джона подозрительный взгляд.

— Что, рефлексы слабеют? Надо будет проверить вас, мой мальчик… Ну а вы, сэр, могу ли я узнать, почему вам вздумалось играть на волынке в такси?

— В честь его будущего ребенка!

Джону повезло. Оказалось, что полисмен только что стал отцом и сейчас чувствовал себя в ореоле этой новой славы. Узнав, что Мэдж вот-вот должна родить, он ощутил прилив братских чувств к шоферу.

— Согласен, это тяжелый для вас момент. Надо взять себя в руки, мой мальчик. А вы, сэр, подождите, пока вернетесь в свои края, и там продолжите этот концерт. Так всем будет гораздо лучше.

Эрмитедж хотел теперь только одного: как можно скорее высадить пассажира в первом попавшемся отеле и смыться. Он спустился по Черринг-Кросс, проскользнул на Олд Комптон-стрит и остановился у гостиницы «Каштан».

— Ну вот, — повернулся он к шотландцу. — Можете выходить, вы в Сохо. Но… Где же ваш инструмент, то есть я имею в виду волынку?

— В чемодане, старина.

Теперь Эрмитедж понял, почему багаж его пассажира выглядит так внушительно, и сказал себе, что если все обитатели Томинтула похожи на этого, то жизнь там, должно быть, полна неожиданностей. Шотландец, стоя на тротуаре, спокойно изучал фасад отеля.

— Решитесь ли вы наконец войти туда сегодня или так и будете стоять до завтра?

— Подождите меня, старина, я должен посмотреть, что делается там внутри.

И он решительным шагом направился в гостиницу. При виде улыбающегося гиганта портье аж подскочил.

— У вас есть комната?

— Вы… вы уверены, что вам достаточно одной?

— Не улавливаю.

— Простите, сэр. Да, у нас есть одна свободная комната с туалетом. Стоимость — фунт и десять шиллингов в день. Естественно, в счет входит и завтрак.

— Вы в самом деле сказали, что я должен платить фунт и десять шиллингов за ночевку и завтрак?

— Именно так, сэр.

— Боже милостивый! В Томинтуле на фунт и десять шиллингов можно прожить неделю.

— Везет тамошним жителям! Но мы-то в Лондоне, сэр.

Не отвечая, Мак-Намара повернулся и направился к такси.

— Скажите, старина, — обратился он к Эрмитеджу, — вы что, принимаете меня за миллиардера? Фунт и десять! Видно, в Лондоне легко зарабатывают денежки!

— Только не я! — простонал шофер.

Они снова пустились в путь, и на Лексингтон-стрит Джон решил, что в «Элмвуд-отеле», судя по его довольно обшарпанному виду, цены могут оказаться более приемлемыми для его пассажира. Здесь потребовали фунт и два шиллинга за комнату и завтрак. Шотландец не стал вступать в споры и вернулся к такси. Джон начал уже всерьез верить, что никогда не избавится от неудобного клиента. Рассердившись не на шутку, он рванул с места, вспомнив о жалкой гостинице на Варвик-стрит, носившей гордое название «Нью Фэшэнэбл». Если она и была новой, как того требовала логика вещей, то это относилось к столь отдаленным временам, о которых никто из жителей квартала уже и не помнил. Испещренный дырами ковер прикрывал пол крошечного холла, где похожий на слизняка человечек, примостившись за конторкой, по-видимому, поджидал не слишком взыскательную добычу. Не ожидая решения шотландца, Эрмитедж схватил чемоданы и скорее волоком, чем неся их, пошел к гостинице.

— Надеюсь, это вам подойдет, — сказал он пассажиру, — потому что во всем Лондоне вы не найдете ничего дешевле.

После этого Джон вернулся в машину. Узнав, что может получить комнату за восемнадцать шиллингов, Мак-Намара заявил, что это его устраивает, и добавил с тонкой улыбкой: