Лгуньи - Эксбрайя Шарль - Страница 4

— Да, ну и что?

— Откуда вы знали, что они там будут?

— Мы несколько дней следили за ними и знали, что в хорошую погоду по воскресеньям вся семья выезжала на перевал.

— Вся семья?

— Да. Ты к чему клонишь?

— А где была старая Базилия и трое малышей, когда Фред с приятелями устроили этот фейерверк?

— Откуда мне знать? Может, она осталась дома с детьми?

— Но обычно именно детей стараются вывезти за город… Гастон, а что, если твои болваны просто не заметили старухи с малышами, спрятавшихся где-нибудь в уголке?

— Боже мой!

— Да, вот это действительно было бы плохо!

Гастон снова вышел из себя.

— А когда я тебе говорил, что этого проклятого Фреда убить мало!..

— Ладно, ладно. Словами делу не поможешь. В конце концов, если Кабриса с компанией кто-нибудь видел, они будут в каталажке уже сегодня ночью, и тогда нам остается только надеяться, что они будут молчать.

В телевизионных новостях не упоминалось о происшествии, которое на следующее утро пресса назвала «резней на перевале Вильфранш».

Консегуд с женой уже собирались спать, когда заявились полицейские и сообщили, что комиссар Сервион желает побеседовать с Гастоном.

Как только дело приняло крутой поворот, старый пройдоха снова стал уверенным и собранным, каким был раньше. Он очень естественно разыграл удивление и поинтересовался, чем объяснить такое странное поведение полиции по отношению к мирному гражданину, давно уже отошедшему ото всех дел, хотя и прекрасно понимал, что ответа у своих «ангелов-хранителей» он не получит.

Была уже почти полночь, когда Кастелле вошел в маленькую комнатку, где Консегуд провел в тревоге более двух часов. Но если полицейские рассчитывали сломить сопротивление человека, который испытал на себе все полицейские методы, то они здорово ошиблись.

Они были хорошо знакомы друг с другом. Консегуд знал, что если Сервион вцепится в кого-нибудь, то не остановится, пока не добьется своего. А комиссар знал, что Гастон — самая хитрая бестия из всех, кого он когда-либо видел. Таким образом, хорошо зная друг друга, они подготовились к жестокой борьбе.

Гастон в любезных выражениях, без тени заискивания или наглости, высказал свое удивление.

— Позволю себе заметить, господин комиссар, что меня удивляет ваше отношение ко мне…

— Позволяйте.

— …и прошу объяснить мне, что вынудило вас вызвать меня сюда, когда я уже ложился в постель?

— Вы, видимо, сильно устали, если решили лечь так рано?

— По телевизору не было ничего интересного, и мы с Жозеттой решили почитать в постели. Должен вам признаться, я действительно немного устал. У нас почти целый день были в гостях наши друзья и соседи Мюграны. Господин Мюгран был ювелиром в Ницце, а сейчас ушел на покой. Мы играли в карты…

Оноре почти с восхищением следил за этим искусным маневром. В общем Гастон с невинным видом сообщает, что у него железное алиби, и свидетели его — люди безусловно почтенные. Чистая работа!

— Консегуд, вы ничего не знаете о трагедии, которая произошла сегодня на перевале Вильфранш?

— Нет, конечно.

— Убит один из моих сотрудников, а также его жена и отец.

— Боже мой! Я поражен и огорчен, господин комиссар!

— Фред Кабрис — ваш друг, если не ошибаюсь?

— Ну, друг — это сильно сказано… Когда-то… когда я еще не был примерным гражданином… да, признаюсь, я знал его.

— И Аскроса, и Пелиссана, и Бандежена, и Бероля?

— Где-то я слышал эти имена… но теперь не могу припомнить точно…

— У вас действительно плохо с памятью, Консегуд. Ведь это все люди из вашей банды.

— Ну… Скажем так: я предпочитаю не вспоминать об этом. И потом, это все в прошлом, это все было так давно…

— Я так не думаю.

— Вот тут вы ошибаетесь, господин комиссар. Но я думаю, вы пригласили меня сюда не затем, чтобы говорить о прошлом?

— Фред Кабрис и его дружки совершили сегодня тройное преступление.

— О! Не может быть!

— Это не просто «может быть», это факт!

Гастон задумался на минутку, потом сказал:

— Видите ли, господин комиссар, в те времена, когда мы были с ним знакомы, Фред Кабрис никогда не совершил бы ничего подобного! Простите меня, господин комиссар, но я не могу в это поверить… впрочем, если он сознался…

— Он еще не сознался.

— Да? Ну в таком случае… А свидетели есть?

— Нет, к сожалению.

— Значит, вы и сами не вполне уверены, что виноват именно Фред?

— В этом я как раз уверен. Он хотел отомстить за свою жену Анаис, которую Пьетрапьяна засадил в тюрьму.

— Господин комиссар, в мое время ни один настоящий мужчина не стал бы убивать полицейского только потому, что его жена попала за решетку.

— Стало быть, нравы изменились.

— Позвольте выразить сожаление… Это тот самый Пьетрапьяна, который жил в «малой Корсике»?

— Да.

— Я знал его… и его красавицу-жену… да и отца — старого Доминика… Неужели все убиты?

— Да.

— Надеюсь, бабушка и дети живы?

И тут Сервион испугался за Базилию и детей. Хитрый Консегуд сразу сообразил, что если убийцы не видели Базилию, это еще не значит, что ее там не было. Он вполне допускает, что она могла спрятаться где-нибудь и видеть все.

— Кастелле, оставьте нас.

Инспектор вышел, и Гастон почувствовал себя очень неуютно. Почему полицейский не хочет свидетелей? Он вдруг вспомнил, как его избивали когда-то в полиции…

— Консегуд, запомните хорошенько то, что я вам сейчас скажу, — с угрозой произнес комиссар.

Гастон почувствовал, что у него вспотели руки.

— Я очень любил Антуана Пьетрапьяна… и его жену… и отца…

— Я верю вам…

— Пьетрапьяна — корсиканцы, как, впрочем, и я. А мы, корсиканцы, всегда «платим долги»!

— Господин комиссар, я…

— Вы не понимаете, зачем я говорю вам это? Все очень просто, Консегуд. Я знаю, что моих земляков убил Кабрис со своей компанией. А вы — их главарь, что бы вы там ни говорили. Следовательно, вы тоже замешаны в этом деле. Я даже не удивлюсь, если узнаю, что организовали все это именно вы.

— Клянусь вам, господин комиссар, я…

— Заткнитесь! Это я вам клянусь, что если мне удастся доказать вашу причастность к этому делу, вы проведете свою старость не в Мон-Бороне!