Ее все любили - Эксбрайя Шарль - Страница 9

— После всего, что я услышал, я так не думаю.

— Мне приятно отметить, что ваше мнение совпадает с моим. После разговора с мадемуазель Танс я пришел к выводу, что это серьезно.

— Это лишь осложняет дело. Будучи католичкой из очень верующей семьи, мадам Арсизак никогда бы не пошла на развод.

— А отсюда убийство, которое было единственным выходом?

— Я вам этого не говорил!

Гремилли улыбнулся.

— Ну, скажем, слегка намекнули.

— Мне бы не хотелось, мсье комиссар, чтобы вы думали, будто я питаю какую-то антипатию к Арсизаку. Напротив, я всегда считал его своим другом и был бы просто счастлив, если бы вам удалось найти доказательства его невиновности, поскольку я с ужасом представляю себе тот день, когда мне придется выдвинуть против него обвинение в предумышленном убийстве.

— Ну, до этого еще далеко.

— Вы в этом уверены? Вы сами признали, что нас пытались убедить в том, будто речь идет о «гастролере», которого, к его несчастью, застукали на месте преступления. Вы сами заявили, что возврат по почте так называемых украденных денег — детские уловки. Наконец, не вызывает сомнения и то, что мадам Арсизак знала убийцу и совершенно его не опасалась. И после всего именно муж — естественно, случайно — обнаруживает труп своей жены…

— Вполне естественная ситуация, вы не находите?

— Возможно… Во всяком случае, мне кажется, мы не можем долго затягивать с обвинением.

— Боюсь, мсье следователь, что все может оказаться гораздо, гораздо сложнее, чем вы полагаете. Я признаю, что все говорит не в пользу Арсизака, но одновременно это «все» служит ему и оправданием.

Следователь хотел возразить, однако Гремилли его опередил:

— Любовная связь Арсизака, его хрупкое алиби, неуклюжая хитрость с этим грабежом и возвратом денег, вскрытый без взлома сейф, очевидная безмятежность жертвы — все буквально кричит о том, что убийцу следует искать среди близких к дому людей. А зная о целомудрии мадам Арсизак, нетрудно предположить, что таким человеком может быть только ее муж.

— Вот видите!

— Однако кажется очень странным, что такой умный и сведущий в криминальных делах человек, как прокурор, не приготовил себе какое-нибудь убедительное алиби и устроил этот спектакль, несерьезность которого он не мог не видеть.

— В этом, дорогой мой, вы основываетесь на предположениях, а я предпочитаю доверять фактам.

— И я тоже, мсье следователь. Почему мадам Арсизак симулировала свой отъезд в Бордо? И если ей захотелось уличить своего супруга в измене, то почему она не поехала непосредственно на улицу Кляртэ? Что помешало прокурору, если ему было неизвестно о приезде жены, не возвращаться домой до утра? К тому же, если считать, что он виновен, элементарное чувство осторожности должно было заставить его после содеянного вернуться к любовнице и «обнаружить» труп своей жены, к примеру, в семь утра.

— Да, не знаю…

— А нельзя ли допустить, что поездка в Бордо вовсе не ловушка для мужа и она была вынуждена ее неожиданно прервать по каким-то другим причинам, которые нам пока неизвестны?

— Я хочу вам сказать, что, согласно данным из Бордо, мать Элен Арсизак, живущая в доме престарелых для состоятельных особ, не видела свою дочь и сама уже встревожена ее отсутствием. Она пока ничего не знает.

— Ну вот, все, как нарочно, усложняется.

Телефонный звонок прервал беседу. Следователь выслушал и сказал коротко:

— Жду вас.

Положив трубку, он сообщил:

— Мне что-то хочет сказать Арсизак. Сейчас он придет.

Гремилли поднялся.

— В таком случае…

— Нет, нет, останьтесь. Если речь идет о том деле, которое нас интересует, вы не должны помешать прокурору.

Вскоре Арсизак, такой же непринужденный и уверенный в себе, вошел в кабинет. Может, это просто притворство? Полицейский много бы отдал, чтобы узнать правду. Арсизак поздоровался со следователем:

— Спасибо, что согласились меня принять так быстро, дружище.

Гремилли обратил внимание на то, что Арсизак при этом не подал руку Бесси.

— Здравствуйте, мсье комиссар.

— Здравствуйте, мсье прокурор.

В разговор вступил следователь:

— Если вы пришли поговорить о том, что нас всех сейчас занимает, то, надеюсь, мсье комиссар нам не помешает?

— Ну конечно… Впрочем, я ненадолго, дружище. Мне известно — и мсье комиссар это может подтвердить, — что на мне висят серьезные подозрения. Поэтому, доверяя правосудию, я хочу сказать, что можете со мной не нянчиться. Относитесь ко мне как к любому другому подозреваемому. Я хотел было попросить отпуск, но подумал, что это может смахивать на какой-то маневр или даже признание. Я не намерен бежать куда бы то ни было и от кого бы то ни было.

Следователь откашлялся, прежде чем ответить:

— Арсизак, я питал самые теплые чувства и огромное уважение к вашей жене. Поэтому я считаю своим долгом — прежде всего как магистрат, потом как друг — не пренебрегать ничем в поисках ее убийцы. Не буду скрывать от вас — и говорю вам это с тяжелым сердцем, — что в настоящий момент на вас падают самые что ни на есть серьезные подозрения. Тем не менее мсье комиссар не до конца верит в вашу виновность.

— А вы?

— Мне хотелось бы разделять чувства комиссара.

— Надеюсь, что вы по крайней мере…

— Не буду лукавить. Все говорит не в вашу пользу. Я знаю вас как блестящего и честного магистрата, но, мой бедный друг, вы не первый, кто теряет голову от любви. Поэтому, Арсизак, если убили вы, то признайтесь в этом прямо и… и я дам вам несколько часов, чтобы… ну, в общем, чтобы вы привели свои дела в порядок.

— Мсье следователь, я признателен вам за то, что вы так защищаете честь магистратуры, но, представьте себе, у меня нет ни малейшего желания покончить с собой, тем более теперь, когда я свободен и могу начать новую жизнь.

— А это, мсье прокурор, как раз то замечание, которое может сыграть роковую для вас роль в ходе следствия.

— Неужели вы меня считаете таким идиотом, что, будь я виновен, стал бы говорить подобное? Я не прощаюсь с вами, мсье, ибо нам предстоит часто встречаться в эти дни. Кстати, мсье комиссар, я забыл вам сообщить вчера во время нашей встречи, что накануне убийства, около одиннадцати — одиннадцати тридцати вечера, к мадемуазель Танс заходил доктор Музеролль и мы оставались втроем до часу ночи. Я ушел от мадемуазель Танс вскоре после моего друга.

Комиссар осведомился с иронией в голосе:

— По сути дела, вы забыли свое алиби?

— Обстоятельства, разумеется, объясняют этот провал памяти.

— Позвольте мне, мсье прокурор, сказать вам откровенно, о чем я сейчас подумал.

— Прошу вас.

— Не надумали ли вы над нами посмеяться?

— Да уж, для меня сейчас самое время паясничать.

С этими словами Арсизак вышел. Следователь растерянно пробормотал:

— Если Музеролль подтвердит свой визит…

— Он его подтвердит, мсье следователь, будьте уверены.

— Откуда такая уверенность?

— Мадемуазель Танс работает у него секретаршей.

— Этого врача я знаю давно, мсье комиссар. Это не тот человек, который способен пойти на лжесвидетельство, даже если речь идет о спасении друга.

— Мне хотелось бы в это верить, мсье следователь.

Доктор Музеролль жил за Дворцом правосудия в роскошной квартире, где все, казалось, было предназначено услаждать взгляд и говорило о том, что здесь обитает истинный сибарит. Старые предметы из олова, амурные гравюры восемнадцатого века, тонкий фарфор и старинные духовые инструменты украшали салон для гостей. Сюда Гремилли провела молоденькая симпатичная служанка. Ее талию элегантно опоясывал фартук, кружева которого гармонично перекликались с кружевной лентой в волосах. Несомненно, врач старался окружить себя не только изящными вещами, но и очаровательными людьми. И полицейский его прекрасно понимал.

К Гремилли вышла мадемуазель Танс.

— Здравствуйте, мсье комиссар.

— Здравствуйте, мадемуазель.

— Вы пришли к доктору?