Белый какаду - Эберхарт Миньон Гуд - Страница 12

Вздохнув с облегчением, я обнаружил в своей комнате Марселя, который, помешав дрова в камине, поднялся с колен.

– Я пойду теперь, – сказал он. – Мсье ничего не желает?

– Ничего, Марсель, только уснуть и спокойно провести остаток ночи. Но скажи, кто взял кинжал с груди мертвеца и вложил его в часы?

Его блестящие черные глаза скрывали многое, в этом я был уверен.

– Я не знаю, мсье, – ответил он любезнейшим тоном. Но дойдя до двери, он обернулся и серьезно посмотрел на меня.

– Мсье, – медленно сказал он, – отважный, но очень глупый человек.

С этим ласковым замечанием он оставил меня одного.

– Наконец-то один! – утомленно подумал я. Я надеялся, что уже никто больше не помешает мне, и хотел запереть свою дверь. Однако Сю оказалась права: не было ни ключа, ни задвижки. Поглядев на опустевшую руку бронзового солдата, я пожалел, что не смогу запереться. Вплотную к двери я пододвинул стол, надеясь, что проснусь от шума, если кто-либо попытается войти.

Затем я лег в постель. Смутно помню, как подумал, что утро уже почти наступило, и посмотрел на часы. Убедившись, что минуло только три, я удивился, но не надеялся заснуть. Я ожидал, что ужасные, невероятные события этой ночи будут безумно витать в моем сознании, оживляя тысячи мелочей. Мне казалось, что я буду до утра обдумывать линию своего поведения и искать выход из своего сложного положения. Но от усталости я быстро заснул.

Проснувшись, я тотчас вспомнил, где я нахожусь и что произошло. Где-то, в этом пустующем крыле дома, послышались звуки, и, вероятно, в тот момент я снова заснул, так как утром у меня сохранилось об этом лишь смутное воспоминание.

Утро было холодное, и все еще дул ветер. Я встал поздно. Позвонил и, когда Марсель принес кофе, спросил его о новостях.

– Ничего, мсье, – ответил он. Выглядел он утомленным, под глазами были круги, но в глазах все еще горело возбуждение.

– Полицейские снова приходили, но уже ушли. Они ведут дознание.

– Установили, кто убитый?

– Нет, мсье, еще нет. Это очень скверная история.

– Скажите, Марсель, кто запирает на ночь ворота?

– Я. Это моя обязанность.

– Когда?

– Каждый вечер в одно и то же время: в одиннадцать часов.

– А вчера вы их заперли?

– Ну, конечно, мсье. Я хорошо это помню.

– А есть ли другой вход в отель? Он пожал плечами.

– Задняя дверь из кухни. Но она тоже запирается на задвижку. Когда повар Поль уходит, я запираю ее.

Поль ночует в своем доме.

– А окна?

– Они все со ставнями и на ночь запираются. Мсье желает, чтобы я развел огонь?

Это был странный день. Спустившись вниз, я увидел только Ловсхайма с его попугаем. Последний приветствовал меня криком и с любопытством смотрел на сигарету в моей руке, а Ловсхайм елейным тоном пожелал мне доброго утра. Он сразу дал понять, что наши довольно напряженные отношения минувшей ночью для него были забытым эпизодом.

– Хочу немного подышать свежим воздухом, – сказал я. – Есть ли какие-нибудь новости?

Он ответил, что новостей нет. При ярком дневном освещении он выглядел плохо, точно страдающий болезнью печени, но по-прежнему был учтив.

– Хорошо ли вы спали? – осведомился он слишком любезным тоном. Мне показалось при этом, будто он подобострастно потирает руки. Однако впечатление оказалось ошибочным: он этого вовсе не делал, лишь поглаживал белую шею попугая.

Пусси внимательно следил за моей рукой, как бы размышляя о вкусе сигарет и о том, что неплохо бы поклевать их. Убрав руку, я ответил кратко и правдиво, что спал хорошо. Такой ответ, видимо, разочаровал непоследовательного Ловсхайма.

– Американцы! – сказал он, забыв, что сам причислял себя к этой нации. – Вы подобны англичанам. Вы флегматичны. У вас нет нервов, нет чувствительности. А я – это комок нервов, хоть, глядя на меня, это трудно представить. Вы не поверите, какой я нервный. Я совсем не спал. Я не мог.

Я подумал про себя, что нечистая совесть обычно так и влияет на сон, и вышел во двор.

Днем двор не выглядел лучше. Он казался оголенным и холодным, и было удивительно, как могли уцелеть эти деревья и кусты, истерзанные ветром. Высокие чугунные ворота теперь были открыты, среди виноградных лоз виднелась маленькая винтовая лестница, а неподалеку стоял отец Роберт. Ветер трепал его рыжую бороду, вздымал широкие поля его шляпы. Он посмотрел на меня своими странными светлыми глазами.

Я сказал: «Доброе утро», он что-то пробормотал в ответ, и я вышел из ворот на светлую узенькую улицу.

Маленький городок был совершенно мне незнаком, однако осматривать его не хотелось. Я прошел по улице до моста через реку и на середине его нашел защищенное от ветра место. Облокотившись на перила, я стоял, смотрел на текущую реку, на городок, на его белую стену, построенную еще римлянами, на красные крыши со множеством шпилей. Я курил и пытался разобраться в ужасных загадках минувшей ночи.

Я не пришел к определенным заключениям. Несомненным было лишь то, что я нашел убитого человека, что кто-то стрелял в меня, притом очень настойчиво, и в глазах закона я находился в незавидном положении. Все остальное было только предположениями.

Постояв на мосту, я еще немного погулял и, будучи погружен в свои мысли, не заметил ничего особенного. Но когда приблизилось время ленча и я пошел обратно к отелю, то, обернувшись, обнаружил на почтительном расстоянии фигуру в голубой форме. Не знаю, как долго она следовала за мной, но должен признаться, что от этого открытия я ощутил неприятный холодок в спине.

И у меня несколько испортился аппетит, когда я обнаружил, что в мое отсутствие комната и мои чемоданы подверглись тщательному обыску. В комнате был беспорядок, а это означало действия полиции.

Марсель подал мне поистине прекрасный ленч, но в ледяной столовой я сидел один. Очевидно, отец Роберт уже поел, так как с его стола было убрано. Миссис Бинг, должно быть, еще не оправилась после своего припадка, а Сю Телли не показывалась. Я помедлил немного, испытывая вполне естественное желание увидеть ее снова. Ей была отведена такая большая и важная роль в сети моих домыслов и предположений, что мне очень хотелось видеть ее в бесстрастном и спокойном свете дня. Однако это случилось лишь перед вечером, когда она была в обществе Дэвида Лорна.

Дэвид Лорн прибыл днем. Мне надоело курить, сидя в пустом холле, смотреть журналы трехмесячной давности и думать о мучительных подробностях этого дела, в которое я оказался втянут. Я устал от полиции (она нанесла второй продолжительный визит сразу же после ленча) и от своей вынужденной бездеятельности. Вероятно, поэтому я с интересом наблюдал за прибытием Лорна, его регистрацией и шествием через холл в сопровождении Марселя. При других обстоятельствах я не уделил бы ему такого внимания. У меня, конечно, не было предчувствия, что ему предстоит быть активной и важной фигурой в поистине отвратительном деле, которое (если бы мы знали это!) только начиналось.

Это был человек, на которого при обычных обстоятельствах не обращают внимания с первого взгляда. Он был среднего роста, средней полноты, волосы имел каштанового цвета, лицо его было обыкновенное, и одет он был в обычный дорожный костюм из твида. Его чемоданы не имели никаких особых отличий – вообще в этом человеке не было ничего примечательного. Разве только его подбородок был меньше, чем можно было ожидать, судя по его носу и лбу. И мне показалось, что в его темных глазах была настороженность и скрытность. Когда он поднялся в маленьком лифте, я пошел посмотреть в регистрационном журнале имя этого незнакомца, осмелившегося остановиться в отеле, в котором только что произошло убийство.

Мадам Ловсхайм, невозмутимая и довольно красивая в облегающем ее фигуру зеленом платье, с качающимися в ушах круглыми серьгами, сидела за конторкой и следила, как я перелистывал регистрационный журнал. Попугай тоже следил за мной, и я чувствовал на себе взгляд его мудрых глаз.

Имя прибывшего стояло под моим. Остальная часть страницы была чистая. Его имя было Дэвид Лорн, место жительства – Нью-Йорк. Из этого я заключил, что он, вероятно, был американцем. Теперь, когда все осталось позади, я с удивлением вспоминаю, как много подлинных и мнимых американцев собралось в этом старом отеле в А... Все мы оказались втянутыми в сумасшедшую и ужасную борьбу, которая велась вокруг Сю Телли и до самого последнего момента оставалась такой беспощадной, загадочной и мрачной.