Выживших не было - Эхерн Джерри - Страница 6

Но отъявленнейшие и опаснейшие преступники — это те, кто скрывается под личиной законного вооруженного формирования — президентских «Ударных отрядов». Эти люди — обычные уголовники, собранные из всех тюрем строгого режима Соединенных Штатов — стали тайной полицией и тайной армией, которой страшатся в любом уголке страны.

Я издал распоряжение, согласно которому все выжившие сотрудники этой организации должны будут отбыть полный срок по приговору, отмененному при их вступлении в отряды. Я также распорядился, чтобы отдельные высокопоставленные офицеры предстали перед сенатским комитетом по чрезвычайным ситуациям, где они будут допрошены — без предложения помилования за предыдущие преступления. — Слушающие встали все, как один, аплодируя и радостно крича. Когда шум стих, он продолжил. — Без предложения помилования за предыдущие преступления эти лица будут сурово допрошены для того, чтобы выявить сеть агентов, которыми располагали «ударники». И все, принимавшие участие в организованной президентскими «Ударными отрядами» кампании террора — как в качестве информаторов, так и в какой-либо другой форме — будут навсегда высланы из Соединенных Штатов. Если Конгресс не даст мне такого права, я издам президентский указ и сам буду иметь дело с Конгрессом.

Вновь прогремели аплодисменты.

Он увидел, как сидящий в первом ряду Лютер Стил улыбается, кивая седой головой…

Лютер Стил двинулся к входу в пещеру. Что же он делал здесь?

Конечно, боролся за свободу. Сперва он думал, что это лучше всего делать в рядах ФБР. Но теперь из-за Маковски и главного президентского палача Хобарта Таунса Лютер Стил оказался вне закона, а директор Федерального бюро расследований Рудольф Серилья — убит. Когда Серилья в первый раз сказал ему об этом плане, он не знал, как отнестись к нему. Это не чисто служебное дело, а возможность творить историю. Однако предприятие опасное. Имея жену и детей, надо хорошенько все взвесить.

Стил стоял у входа в пещеру, глядя на густо падающий снег и ощущая порывы ветра.

Рокки Сэдлер охранял его близких. Порой Стил звонил из телефона-автомата и Сэдлер соединял его с женой — несколько драгоценных минут простых слов и детского смеха, а затем разговор с Рокки:

— Как у них на самом деле? Ты уверен, что за тобой не следят? Дети не слишком страдают от разлуки?

Потом — торопливое «пока» жене, не зная, доведется ли снова говорить с ней, видеть ее, обнимать ее.

В таком же положении были все люди из спецгруппы Метроу. Их единственной задачей было установить посредством Серильи связь между ячейкой «Патриотов» из Метроу и президентом для того, чтобы укрепить свои позиции в войне с ФОСА и положить конец насилию. Вышедший с «Узи» на плече, Раннингдир стал рядом с ним. Стил оглянулся.

— Что, Билл?

— Думаю, я здесь и подохну.

Лютер Стил посмотрел на друга, не зная, что ему ответить, и отвернулся.

Глава шестая

Дмитрий Борзой закурил сигарету, встал, разминая затекшие ноги, и двинулся в сторону пруда.

— Тэд, эта история с твоей девушкой очень прискорбна. И ты знаешь, что я очень глубоко тебе соболезную.

— Спасибо, мистер Джонсон.

— Послушай, — Борзой улыбнулся, пожимая широкими плечами. — Слова не трудно сказать. Но я действительно имею в виду то, что говорю. Потеря любимой — это страшное горе.

Керни подумал, что согласен с этим.

Ветер развевал волосы Борзого, раздувал рукава его рубашки. Солнце светило ярко, но воздух еще оставался прохладным, и Керни был рад, что на нем летная куртка из козьей кожи. Борзой вновь заговорил:

— Для нас открылась возможность, Тэд. Я не предполагал, что тебе так скоро придется выступить в новой роли — лидера ФОСА, и, когда узнал об этом, подумал, стоит ли рассказывать тебе все сейчас, когда твоя потеря так свежа в памяти каждого.

— Все нормально, мистер Джонсон. Она бы гордилась мной.

Борзой улыбнулся, судя по всему, искренне, и, пристально взглянув на Керни, произнес:

— Я получаю заряд бодрости, общаясь с тобой, Тэд. Думаю, что мы сделали правильный выбор. У тебя тот имидж, который лучше всего воспримет американский народ. — Керни показалось забавным, что на роль общеамериканского символа подобрали его, англичанина. — Так вот о какой возможности я говорил, Тэд. Президент Маковски предложил ФОСА выступить по национальному телевидению. Мы поймали его на слове. Время эфира и все прочие подробности я улажу очень быстро. Твою речь уже пишут. Учить ее наизусть не обязательно. Ты будешь читать с телетекста, но я не хочу, чтобы казалось, что ты читаешь.

— Все будет сделано, мистер Джонсон.

— С этой речи ты стартуешь в будущее, Тэд. В будущее, где есть все, о чем только может мечтать человек.

— Я часто мечтаю, мистер Джонсон. — Он мечтал об убийстве…

Керни, положив руки в карманы модного пальто, сидел рядом с Лютером Стилом в первом ряду кресел, покрывавших Капитолийский холм. Ветер развевал его светлые волнистые волосы.

— Особо мы благодарны за вклад в победу нашему историческому союзнику, Великобритании. Несмотря на обилие собственных проблем, она не смогла игнорировать горестей друга, — он знал, что Керни исполнял свою миссию в британской разведке по необходимости, а не из альтруизма, что, однако, не уменьшало значения его работы. От матери и отчима он научился не доверять альтруизму.

Лилли Тубирс отложила книгу. Дом был прибран, а грандиозный обед стоял на плите. Она чувствовала усталость: вчера пришлось допоздна печь торт, а сегодня вставать чуть свет, чтобы приготовить завтрак Мэтью и Уиздому.

Чашечка кофе поправит положение.

В хижине было прохладно, несмотря на горящий камин (хорошо, что Мэтью и Уиздом так позаботились о ней, оставив дров не на день, а на целую неделю), и Лилли поплотнее закуталась в шаль.

Она пошла на кухню и принялась готовить кофе. На стене напротив раковины, над прибором для сушки посуды висела маленькая фотография Уиздома и Мэтью Лилли взглянула на нее. Уиздом как-то ее спрашивал:

— Почему матери делают то, что они делают?

— Не понимаю, что ты имеешь в виду, Уиздом.

— Ну… Вы так рано встаете ради нас и работаете ради нас целый день напролет. Разве это не альтруизм?

— Нет. Ничуть нет.

— Но ведь это все не ради себя.

— О, ты рассуждаешь не как родитель, Уиздом. На самом деле здесь чистейший эгоизм. Мне доставляет удовольствие что-либо делать для тебя и Мэтью, поскольку я люблю вас обоих. Да, конечно, я устаю, и мне хочется завалиться в постель и вдоволь поспать. Но я получаю удовольствие, заботясь о вас двоих, об этом доме и обо всем остальном. Это доставляет мне гораздо больше удовольствия, чем лишний сон. Потому что я люблю вас. И встать рано, чтобы приготовить завтрак или сделать что-либо другое, для меня способ сказать, что я люблю вас. Мне это приятно. Понимаешь?

— Думаю, что да.

Порой она думала, действительно ли он понимает это, но в последние месяцы Уиздом перестал сомневаться. Ведь именно из такой любви они, уезжая на сегодня, оставили ей огромную груду дров. Именно поэтому Мэтью передал свой карабин Уиздому.

Встречая в книгах слова «неэгоистичная любовь», она удивлялась. Без «эго», без «я» и любви быть не может.

Люди, не понимавшие, что такое любовь, считали ее совершено неэгоистичной, тогда как в реальности любовь была наиболее эгоистичным чувством в мире, прекрасно эгоистичным.

Чайник, в котором она кипятила воду для растворимого кофе, стал свистеть. Машинально она положила чайную ложку с небольшим верхом на дно чашки и залила ее кипящей водой.

«Уиздом — уже почти взрослый человек, — сказала Лилли себе, — и Мэтью скорей умрет, чем допустит, чтобы с ним что-либо случилось». Такого чувства люди по-настоящему не понимали. Мэтью умрет, чтобы спасти Уиздома, потому что тот фактически был для него сыном.

Она научила Уиздома многому, но Мэтью научил его еще большему, особенно в том, что касалось чисто мужских дел. И оба они научили его прежде всего одному: нельзя ценить что-либо, не ценя себя. Вот почему доктор Холден эфбээровец Стил и Билл Раннингдир, так же, как и индейцы, она и Уиздом, сражались с ФОСА и президентскими «Ударными отрядами». Они так ценили личную свободу, что были готовы умереть за нее, ибо для них чувство свободы было органичной ценностью, а не неким приятным ощущением, ради которого не стоило отдавать жизнь.