Видео Иисус - Эшбах Андреас - Страница 107

Великолепная теория. Если бы ещё была полиэтиленовая плёнка да жестяная банка, а кроме того, время и энергия рыть эту ямку и потом часами сидеть подле неё в ожидании воды.

Они сошлись на том, что в первую очередь надо не потеть. Это значило: двигаться медленно, одежду не снимать, выискивать тень. А как только солнце поднимется, находить укрытие, где можно провести остаток дня, а вечером и ночью продолжать путь. Всё очень просто. Кроме того, через несколько километров они непременно должны были наткнуться на Синайскую дорогу.

Словоохотливость проходила по мере того, как светило поднималось всё выше у них за спиной. Слова словно испарились. И, как назло, именно теперь они тащились через ландшафт, ровный, как сковородка, здесь не было ни трещины, ни щели, ни большой скалы, ни какого бы то ни было образования, которое хотя бы отдалённо годилось, чтобы укрыться от дневного зноя.

– Таков разрыв между теорией и практикой, – проворчал Стивен пересохшими губами и огляделся с нарастающим чувством беспокойства. Вся эта местность выглядела, как брошенная гигантская парковка.

И солнце палило, как обезумев.

Шаг за шагом. Одна нога перед другой. Глаз не сводить с точки на горизонте. И жажда. Он, в конце концов, сделал так же, как Юдифь, и взял в рот маленькую, гладкую гальку, чтобы обсасывать её. Можно было воображать, что это утоляет жажду, по крайней мере, чуть снижает мучительную потребность.

Больше всего Стивена удивляло то, что их никто не преследовал. А ведь это было легче лёгкого: здесь они как на ладони. Тут негде спрятаться, негде укрыться. Лишь плоская, как блюдо, земля и испепеляющая жара, которую невозможно было больше выносить.

Перед ними, на невообразимом отдалении, в дрожащем сиянии солнца мерцали очертания резких, загоревших до черноты гор. Каждый шаг должен был приближать их к этой горной гряде, в которой наверняка отыскались бы тенистые расселины, а то и сырые места. Но кто-то поставил эти горы на колёса и оттягивал их всё дальше с такой же скоростью, с какой они к ним приближались.

Только не останавливаться! Он точно знал: если они остановятся, то больше не смогут двинуться с места, и это будет конец.

Он то и дело ощупывал сумку, – там в мягко выстланной упаковке покоилась камера. Он сунул эту сумку под рубашку на грудь – и мягкий свёрток постепенно пропитался его потом. Столетия этот прибор провёл в прохладном, влажном тайнике – больше тысячи лет в каменном блоке храмовой стены, а остальное время в ящике пустынного монастыря. И вот теперь Стивен тащит его сквозь палящий зной пустыни Негев. Хорошо ли это для прибора? А вдруг в нём что-нибудь повредится из-за экстремального изменения температуры?

Юдифь, которая в это время как раз шла впереди, остановилась, повернулась к нему и бессильным жестом указала в направлении, почти перпендикулярном их маршруту, примерно на юг. Стивен посмотрел, куда она показала, и испугался, как высоко уже стоит на небе солнце, как ярко оно полыхает, как будто разъярилось и решило их уничтожить.

– Что? – прохрипел он, поскольку ничего не увидел. Лицо у неё страдальчески осунулось.

– Не знаю, – еле выговорила она. – Машина, что ли.

Теперь и он увидел – тёмный, прямоугольный, металлический предмет. Машина! В радиаторе машины ещё может быть вода. И у машины есть аккумулятор. Аккумулятор! Двенадцать вольт напряжения, с этим уже можно кое-что сделать. Он сможет увидеть, что снято на кассету.

– Идём! – сказал он, а может, не сказал, а лишь издал какой-то звук.

Он пошёл вперёд. Безумный смешок пробивался сквозь дальний уголок его сознания: только он подумал давеча, что эта часть пустыни похожа на парковку от горизонта до горизонта, – и вот тебе, пожалуйста, и автомобиль припаркован!

То действительно была брошенная машина, маленькая легковушка, которая когда-то – до того, как над ней поработало солнце, – была, наверное, белой: между тем краска на всех местах, подставленных солнцу, приобрела неопределённый грязно-коричневый цвет. «Фольксваген», насколько Стивен мог судить. Всё, что было в этой машине хромированного, отсутствовало, в том числе и надпись на крышке багажника. Световой рефлекс исходил от разбитого бокового стекла, от остальных стёкол ничего не осталось, не было ни шин, ни сидений, ни руля, ни рычага переключения передач – вообще не осталось ничего, что можно было открутить от этой развалины, вынуть и где-нибудь для чего-нибудь применить.

С недобрым предчувствием Стивен поднял неплотно закрытый капот. Там тоже кто-то уже бесцеремонно похозяйничал. Но радиатор был на месте, и блок цилиндров, и аккумулятор – судя по всему, они оказались слишком тяжелы для мародёров.

Причина, по которой не сняли радиатор, была, к сожалению, очевидна: он лопнул. Юдифь издала тихий, полный боли стон, когда открутила крышку радиатора и убедилась, что внутри он сух. Стивен с усилием сглотнул, подвигал пересохшим, потрескавшимся ртом.

– Может, потому она здесь и осталась, – сказал он, – что лопнул радиатор.

А аккумулятор? Стивен почувствовал, как задрожали его пальцы, когда он выкрутил одну пробку батареи, преодолевая скрипучее сопротивление. Пусто. Маркировка, показывающая нормальный уровень кислоты, была уже коричневой. Абсолютно пустой и сухой аккумулятор. Он выкрутил и остальные пробки – всюду то же самое.

Это было бессмысленно, и Стивен знал, что это бессмысленно, но всё же достал видеокамеру, потратил бесконечные четверть часа на то, чтобы оборвать оставшиеся провода, оголить концы, соединить их с полюсами аккумулятора и подвести к соответствующим контактам на камере. Заглянул в видоискатель, глубоко вздохнул, полный безумной надежды, что, вопреки очевидному, вопреки всем техническим и физическим законам эта высохшая аккумуляторная батарея ещё выдаст один импульс, хотя бы такой, чтобы на мгновение осветить крошечный экран в окуляре видеокамеры и показать ему то, что тридцать пять лет назад увидел брат Феликс. Неужто он требовал чересчур многого для этой страны чудес? Неужели он ждал слишком многого от этой пустыни, в которой когда-то Господь просыпал манну небесную для своих? Милях в пятидесяти отсюда плещется Красное море, которое расступилось когда-то перед Моисеем. Для себя Стивен этого не просил. Всё, чего ему хотелось, – ток на одну секунду.

Он нажал на кнопку воспроизведения.

Чуда не произошло.

В огорчении он опустился на землю рядом с Юдифью, которая сидела в слабой тени автомобиля. Горячее железо жгло спину. Это было совсем не то, что тень скалы, но и это было хорошо – по крайней мере, хоть на минутку уклониться от знойного, немилосердного света. Юдифь посмотрела на него. Он помотал головой: ничего не вышло.

Как бы ему хотелось хоть на несколько часов исчезнуть из палящего зноя, чтобы передохнуть, набраться сил, всё обдумать. Особенно думать ему становилось всё тяжелее. Мысли всё больше и больше запутывались, как в болезненном бреду. Он уже не мог точно сказать, что для него важнее – найти батарею или воду. Смутные, безумные картинки колыхались в сознании, он видел самого себя, как он изнемогает и умирает в пустыне. Всё было так, будто он больше не бодрствовал, а спал с открытыми глазами. От этих видений он испуганно встрепенулся, на какой-то миг пришёл в ясное сознание – и его обуял страх, великий и непостижимый, что он умрёт, так и не увидев запись, которую несёт с собой. Этого не могло быть. Подобной несправедливости не бывает. Ведь всё было уже так близко и реально, – невозможно, чтобы он потерпел поражение у самой цели.

– Скажи, – прошептал он наконец, – ведь опасность всё же не смертельная, а? Ведь мы всё время идём на запад; должна же где-то тут быть Синайская дорога, а?

Она вначале никак не отреагировала, безучастно глядя перед собой.

– Я больше не знаю, где мы, – ответила она через некоторое время.

– Но не могли же мы перейти эту дорогу, даже не заметив её, а?

Сколько лет плутал по пустыне народ Израиля? Сорок, насколько он мог припомнить.