Сверстники - Ролингс Марджори Киннан - Страница 30

Вот он добежал до высоких деревьев Острова. Они испугали его, потому что говорили, как близко он теперь к цели. Он явился живой, и он боялся. Он боялся Форрестеров. И потом, если даже они откажут в помощи и отпустят его подобру-поздорову, куда он пойдёт? Он задержался на минуту в тени дубов, раздумывая.

Было сумрачно, но он знал, что час темноты ещё не настал. Дождевые облака, словно и не облака вовсе, пропитывали собою небо и заполняли его целиком. Лишь на западе светилась зелёная полоса, цвета оленьего мяса, всосавшего яд. Ему пришло в голову позвать Сенокрыла. Друг услышит и выйдет к нему, и тогда можно будет приблизиться к дому и всё объяснить. У него отлегло от сердца, когда он подумал об этом, представил ласковые глаза друга, полные печали о нём. Он сделал глубокий вдох и опрометью ринулся по тропинке, осененной дубами.

– Сенокрыл! – закричал он. – Сенокрыл! Это я, Джоди!

Теперь лишь выждать немного – и друг выйдет к нему, сползёт на четвереньках по шатким ступенькам крыльца, как он вынужден делать всегда, когда спешит. Или появится из кустов, а следом за ним енот.

– Сенокрыл! Это я!

Никто не отвечал. Он ворвался на подметённый, посыпанный песком двор.

– Сенокрыл!

В доме светился ранний огонь. Из трубы клубами валил дым. Двери и ставни были закрыты на ночь от комаров. Но вот дверь распахнулась. В освещённом квадрате проёма он увидел, как Форрестеры один за другим поднимались на ноги – точно гигантские деревья в лесу вздымались на своих корневищах и шевелились навстречу ему. Он застыл на месте. На крыльцо вышел Лем. Он избычил голову, всматриваясь в пришельца.

– Это ты, стервёныш. Чего надо?

– Сенокрыл… – запинаясь, проговорил Джоди.

– Он захворал. Ты так и так не можешь видеть его.

Это было слишком. Он разрыдался.

– Отец… Его укусила змея… – всхлипывал он.

Форрестеры спустились с крыльца и обступили его. Он громко плакал от жалости к отцу и к себе самому и ещё оттого, что наконец-то он здесь и теперь покончено с тем, ради чего он сюда явился. По собравшейся вокруг кучке мужчин прошло движение – словно закваской всколыхнуло поставленное на пироги тесто.

– Где он? Какая змея?

– Гремучка… Большая… Он пошёл домой, только не знает, доберётся ли.

– Он опух? Куда она его укусила?

– В руку. Она уже сильно вздулась. Прошу вас, съездите за доктором Вильсоном. Прошу вас, съездите за ним поскорее. Я больше не буду помогать Оливеру. Прошу вас…

– Комар обещает не кусаться, – усмехнулся Лем.

– Похоже, тут уж ничем нельзя помочь, – сказал Бык. – Человек, укушенный в руку, умирает скоро. Наверное, он помрёт до того, как доктор осмотрит его.

– Он подстрелил олениху и вытягивал яд печенью. Прошу вас, съездите за доктором.

– Я съезжу за ним, – сказал Мельничное Колесо.

Облегчение нахлынуло на Джоди, словно поток солнечного света.

– Большое спасибо.

– Оставь свои «спасибо» при себе. Я и собаке помог бы, будь она укушена змеей.

– Я выеду по дороге и подберу Пенни, – сказал Бык. – Негоже быть на ногах человеку, когда его укусила змея.

Он и Мельничное Колесо с мучительной медлительностью отправились на скотный двор седлать лошадей. Эта неторопливость была страшнее любой горячки. Если бы для отца оставалась надежда, они бы спешили. А они двигались так медленно и спокойно, как будто выезжали не на помощь, а на похороны. Джоди как потерянный стоял на месте. Остальные Форрестеры вошли в дом и закрыли за собой дверь. Джоди охватил панический страх, что они вовсе не собираются выручать их из беды. Он остался один, и отец тоже остался один. Но вот показались верхом Бык и Мельничное Колесо, и Бык вовсе не враждебно махнул ему рукой.

– Не изводи себя зря, малыш. Мы сделаем всё, что можем. Мы не держим зла на людей, попавших в беду.

Они ударили пятками в бока лошадей и понеслись. Свинцовая тяжесть на душе сменилась лёгкостью. Стало быть, враг один только Лем. Выждав, когда стук копыт затих вдали, он отправился домой по той же дороге.

Он гадал, за какое время Мельничное Колесо доберётся до Семимильного притока. Гадал не о том, будет ли доктор пьян, потому что это было заведомо так, а о том, насколько он будет пьян. Если доктор Вильсон был в состоянии сесть в постели, его считали возможным везти к больному. Когда за ним приходили, он с трудом поднимался и шёл делать своё дело, нетвёрдый на ногах, но с добрыми руками и сердцем. Его знали повсюду и считали, что он умеет лечить, пьян он или не пьян…

Джоди свернул на дорогу, идущую в восточном направлении, к их росчисти. Ему ещё оставалось пройти четыре мили. По твёрдой почве он мог бы покрыть их немногим более чем за час. Но под ногами у него был рыхлый песок, и сама темнота, казалось, удерживала его и сбивала с ровного шага. Хорошо, если он доберётся до дому за полтора часа, а возможно, на это уйдёт и целых два. Временами он переходил на мелкую рысцу. Сияние в воздухе было поглощено тьмою зарослей, как река поглощает нырнувшую змеешейку. Растительность всё теснее приступала к дороге с обеих сторон, суживая проход.

На востоке загрохотало, и вспышка молнии заполнила небо. Он прибавил шагу и шёл теперь, торопясь и спотыкаясь. Ему почудился вдали волчий вой, но это мог быть и шум ветра. А ветер разгуливался. Его слышно было издалека. Казалось, он дует над мрачной бездной в каком-то совсем другом мире. Потом он вдруг стал нарастать. Слышно было, как он движущейся стеной подходит всё ближе и ближе. Вот замолотили ветвями деревья впереди. Затрещали и приникли к земле кусты. Раздался оглушительный рёв, и гроза обрушилась на Джоди, словно удар.

Он нагнул голову и вступил с нею в борьбу. В одно мгновение его вымочило до нитки. Дождь струями тёк по его затылку, затекал в штаны. Одежда тяжело обвисла на нём и мешала идти. Он стал спиной к ветру, поставил ружьё у обочины, снял штаны и рубашку и связал их в узелок. Затем взял ружьё и нагишом пошёл дальше сквозь грозу. Прикосновение дождя к обнажённой коже давало ощущение чистоты и свободы. Сверкнула молния, и белизна собственного тела удивила его. Он вдруг почувствовал себя беззащитным. Он был один, голый, во враждебном ему мире; потерявшийся и забытый среди мрака и грозы. Что-то бегало позади и впереди него. Что-то крадучись ходило по зарослям, словно пантера. Что-то огромное и бесформенное, и это что-то было его врагом. По зарослям разгуливала Курносая…

В свете молнии он увидел впереди открытое пространство: это была заброшенная росчисть. Он стремглав бросился к ней и притулился под старой изгородью, ища хотя бы минутного укрытия. Но плещущий над ним ветер был холоднее дождя. Дрожа от озноба, он встал и пошёл дальше. Остановка лишь ещё больше настудила его. Ему хотелось бы побежать и согреться, но сил хватало только на то, чтобы тащиться медленно нога за ногу. Песок схватило дождем, и идти стало легче. Ветер ослаб. Проливной ливень перешёл в равномерный дождь. В тупом отчаянии он продолжал идти вперёд и вперёд. И как раз в тот момент, когда ему уже казалось, что он обречён идти вечно, он миновал провал и увидел, что он на росчисти.

Дом был ярко освещён свечами. Ржали лошади и рыли копытами песок. Их было три, привязанных к дощатой изгороди. Он прошёл в калитку и вошёл в дом. Все, что следовало сделать, было уже сделано, – он не встретил никакой суматохи. Бык и Мельничное Колесо сидели у пустого очага и о чём-то болтали. Джоди не посмел задать роковой вопрос и прошёл мимо них в спальню отца. Мать сидела с одной стороны постели, доктор Вильсон – с другой. Он не повернул головы. При виде его мать молча поднялась, подошла к комоду и достала ему чистые штаны и рубаху. Он бросил мокрую одежду и медленно подошёл к постели.

«Если он ещё жив, он не умрёт», – подумал он.

Пенни пошевелился. Сердце кроликом прыгнуло в груди Джоди. Пенни застонал и натужился: его тошнило. Доктор быстро наклонился, подставил ему миску, поддержал голову. Лицо Пенни потемнело и вспухло. Его рвало мучительно, как человека, которого тошнит и тошнит, несмотря на то что желудок его пуст. Тяжело дыша, он откинулся на подушки. Доктор пошарил рукой под одеялом, достал завернутый во фланель кирпич и протянул его матушке Бэкстер. Она пошла на кухню подогревать его.