Змеиное яйцо - Бергман Ингмар - Страница 13

Абель. А как я отсюда выберусь?

Герр Солтерман. В обеденный перерыв за вами зайду я или доктор Фукс. Можете на нас положиться. Мы про вас не забудем. (Смеется, затем вновь принимает серьезный вид.) Да, кстати, чуть не забыл. Нелишне уведомить вас, что все материалы, хранящиеся в этой комнате, сугубо секретны. Их нельзя отсюда выносить, и вы не должны читать или пытаться расшифровать документы, проходящие через ваши руки. У нашей клиники, герр Розенберг, давние гуманистические традиции, и забота о благе человечества всегда была для нас законом. Все коричневые папки полны свидетельств о невообразимых человеческих страданиях, о битвах, сопутствовавших развитию науки, о ее победах и поражениях. Здесь сосредоточены ошеломляющие открытия, затрагивающие самые недоступные области человеческой природы.

Абель. Вы сами читали то, что собрано в этих папках?

Герр Солтерман. Естественно. Я прочел все, что есть в наших архивах. Не правда ли, доктор Фукс?

Доктор Фукс кивает в знак согласия.

Оба удаляются, закрывая за собой массивную железную дверь. Их шаги замирают в коридоре. Абеля оставляют одного в комнате, которая, как ему кажется, герметически изолирована от окружающего мира. Пытаясь справиться с неприятным чувством клаустрофобии, он надевает висящий возле доски объявлений серый рабочий халат и приступает к работе.

Он сразу же обнаруживает, что в каждой папке лежат папки потоньше. На каждой стоит кодовый номер, включающий цифру и букву. Осторожно раскрывает одну из папок потоньше. В ней – пачка скрепленных вместе убористо отпечатанных страниц. На первой странице любого из досье значатся имя и ряд определенных данных, а также три фотокарточки: одна анфас, две в профиль. Следующие страницы заполнены пространными наблюдениями, изложенными на немецком языке и по-латыни и перемежающимися указанием дат.

23

В обеденный перерыв Абель направляется к больничной прачечной; она помещается в квадратном кирпичном корпусе возле котельной с высокой трубой. Из вентиляторов, вмонтированных в высокие запотевшие окна, наружу вырывается пар, тающий на холодном ветру. За стеклами двигаются женщины, одетые в белое. На длинных тележках громоздятся кучи грязного белья. Оглушительно гудит большая сушка. Пол устлан отсыревшими досками. Увидев Абеля, Мануэла знаком просит его подойти к задней двери. Она ждет его на пороге, не смея пригласить в тесную, выкрашенную в зеленый цвет прихожую. Мануэла стоит в проеме узкой высокой двери с сигаретой в руке. На ней белый комбинезон и большой передник из дерюги. На голове белая косынка, на ногах – бесформенные башмаки на деревянной подошве. Лицо Мануэлы пылает, глаза туманит жар.

Абель. Как управляешься?

Мануэла. Кошмарно тяжелая работа.

Абель. Тебе плохо.

Мануэла. Нет.

Абель. Ты ела что-нибудь?

Мануэла. Мы обедаем в столовой для обслуживающего персонала клиники.

Абель. Когда ты кончаешь?

Мануэла. Думаю, смогу уйти в семь.

Абель. Мне позволено брать с кухни на дом ужин.

Это входит в жалованье.

Мануэла. Как тебе-то в архиве?

Абель. Прекрасно.

Мануэла. Пожалуй, нельзя мне дольше тут оставаться. Здесь ужасные строгости.

Абель. Мануэла!

Мануэла. Что?

Абель. Ты так исхудала и осунулась. (В приливе внезапной нежности, беспомощно.) Если бы я только мог…

Мануэла. Со мной все в порядке, Абель. Могло быть хуже. Ну, мне пора. Надо выкупить твое зимнее пальто. Ты насмерть простынешь, бегая всю зиму в этом.

Абель. А ты не можешь сказать, что заболела?

Мануэла. Я боюсь.

Она оборачивается и робко улыбается. За ее спиной возникает толстуха с одутловатым лицом. Мануэла снимает руку с косяка двери и направляется в глубь прачечной. Женщина, потемнев от злости, осыпает ее бранью, хватает за руку и толкает в угол.

Абель бегом возвращается в архив. Сворачивает за угол и съеживается от пронизывающего ветра. В глаза ему ударяет облако пыли. Кто-то осторожно берет его под руку, и Абель поднимает лицо. Перед ним Ханс Бергеру с в зимнем пальто с меховой опушкой и меховой шапке. Мимо проезжает автомобиль.

Ханс. Вас чуть не переехало.

Абель. Благодарю.

Ханс. Ну, как вам у нас нравится?

Абель. Я только приступил к работе.

Ханс. А Мануэла?

Абель. Спросите ее сами.

Ханс. Давайте соберемся как-нибудь вечерком все втроем. Хорошо?

Абель не отвечает. Молчит и Ханс.

Абель. Извините, я очень спешу.

Ханс. Да, конечно. Мы еще увидимся.

Абель спешит прочь, пытаясь побороть внезапный приступ безотчетного страха.

24

Доктор Фукс ведет Абеля по лабиринтам архива.

Герр Фукс. Доктор Солтерман после обеда ушел домой. Он слаб здоровьем. В последнее время я тут чаще один.

Внезапно он останавливается и обращает свое маленькое обеспокоенное личико к Абелю, в свою очередь тоже вынужденному остановиться. У доктора Фукса большие светлые, чуть выцветшие глаза; завитки жидких седеющих волос обрамляют высокий лоб; нос длинный и тонкий; губы печально сжаты.

Герр Фукс. Теперь, когда доктора Солтермана нет, я могу вам это сказать. (Шепотом.) Здесь происходит нечто страшное.

Абель. Где?

Герр Фукс. Здесь. В клинике.

Абель. В клинике?

Доктор Фукс кивает и озирается по сторонам, словно опасаясь, что за полками кто-то спрятался и подслушивает. Взяв Абеля за руку, он проводит его через боковой проход в маленькую комнатушку, отперев узкую зеленую дверь ключом из своей большой связки. Зажигает свет – лампочку без плафона – и подходит к одной из полок. Быстро отыскивает нужное и снимает серую папку, полную прошитых шнуром документов. Раскладывает их на столе перед Абелем и выжидающе смотрит на него.

Герр Фукс. Вы знаете, что это такое, герр Розенберг?

Абель. Я не понимаю по-немецки.

Герр Фукс. Это отчеты, подробные отчеты. С грифом «секретно».

Абель. Ну и?…

Герр Фукс. Это отчеты об экспериментах, проводимых в клинике под руководством профессора Вергеруса. Абель. Ничего не понимаю.

Герр Фукс. Вы не догадываетесь, какого рода эти эксперименты, герр Розенберг?

Абель. Нет. Как я могу догадываться?

Герр Фукс. Весьма необычные эксперименты…

Абель. Хм?

Герр Фукс. Это эксперименты на людях, герр Розенберг.

25

Когда в конце рабочего дня Абель выходит из архива, уже темно, но фонари выхватывают из мрака внутренний двор и главный вход в клинику. Доктор Фукс поднимает воротник пальто и, прощаясь, приподнимает шляпу. Его очки посверкивают, редкие вьющиеся волосы раздувает ветер. Произнеся учтивое «auf Wiedersehen»[3], он устремляется к трамвайной остановке. Темные зыбкие тени нависают над главным входом. Абель закуривает предпоследнюю сигарету и старается определить, где находится больничная кухня – длинный корпус, стоящий особняком в одном из внутренних дворов. Он натыкается на очередь; не менее ста человек продвигаются к длинному прилавку. В руках у каждого судки для пищи. Подойдя к прилавку, они протягивают свои талоны, и в списке делается отметка. Все это проделывается быстро, и после недолгого ожидания Абель оказывается перед женщиной, стоящей за прилавком. Он показывает свой талон, его фамилию ищут в списке. Женщина возвращает ему талон, качая головой и объясняя по-немецки, что Абелю надо пройти дальше, к следующему прилавку. Он не сразу, но все-таки понимает, что она имеет в виду. Человек, стоявший в очереди за Абелем, поздравляет его, почти без акцента замечая по-английски, что там пайки получше. Абель вежливо ему улыбается и переходит к другому прилавку, примыкающему к столовой для обслуживающего персонала клиники. В это время суток здесь почти пусто; за столом сидят несколько медсестер, они вполголоса разговаривают. Абель снова предъявляет свой талон. Внимательно изучив его, одна из них ободряюще кивает, быстро подходит к большому термошкафу, открывает дверцу, вынимает оттуда двойной судок и ставит его перед Абелем. Потом отмечает в списке, что его ужин выдан, объясняя по-немецки, что Абелю надлежит ежедневно подходить к ее прилавку. Она указывает на его фамилию, выведенную на крышке судка; Абель отвечает, что все понял.