Подземная пирамида - Леринц Ласло Л. - Страница 46

Я вынырнул из палатки как раз в тот момент, когда в ответ на слова рыжего бородача, произнесенные сдавленным от возмущения голосом, раздался безудержный хохот.

Хальворссон рассерженно потряс бородой.

– Хорошо же, хорошо. Смейтесь себе. Все равно я прав!

От палатки Осимы до нас доносился приятный запах вареного риса. Я не хочу сказать, что его донес ветер, потому что воздух был так неподвижен, словно его приклеили между небом и землей.

Поздоровавшись с рассерженным рыжим бородачом и с Миддлтоном, я присоединился к завтраку. Во время еды никто не проронил ни единого слова о том, что нам предстояло в ближайшие часы, точно, как футболисты перед большой игрой. Но мы просто дрожали от волнения.

Когда все доели. Старик поднялся.

– Господа! За работу! Знаю, что мне следовало бы сейчас сказать несколько непринужденных слов, которые вошли бы в историю египтологии, но это я предоставляю вам. Каждый из вас может написать мою торжественную речь в преддверии великого открытия. Только проследите, чтобы у всех получилось примерно одно и то же!

Поскольку одновременно могли работать только два человека, Миддлтон резал штукатурку, а Осима, стоя на коленях, складывал в углу отвалившиеся куски. Остальная часть нашей группы сидела на куче песка и, тихо переговариваясь, наблюдала за их работой.

Вдруг Миддлтон повернулся к нам.

– Все. Штукатурки больше нет. Только камни.

Перед нами предстала замурованная дверь, теперь уже освобожденная от своего покрытия. Словно только и ждала того момента, когда сможет открыть нам заповедную тайну тысячелетий.

– Что это, дерево? – спросил Йеттмар, проведя рукой по косяку.

Миддлтон отложил ледоруб в сторону.

– Я тоже пытался угадать. Либо дерево, либо камень. Похоже на дерево, пропитанное каким-то импрегнирующим веществом и окаменевшее.

– Или тоже какой-то неизвестный минерал, как и верхняя плита, – многозначительно сказал Осима.

– Ну, так что же, как быть дальше? Я в это время уже изучал каменные плитки, которыми был заложен дверной проем. Это были гладко отшлифованные плитки, толщиной сантиметров десять-пятнадцать, уложенные друг на друга без какого-либо связующего раствора. Мастер, живший тысячелетия назад, выполнил такую тонкую работу, что с ним не мог бы сравниться самый современный прецизионный шлифовальный станок. Подгонка каменных плиток была верхом совершенства.

– Ну? – поторапливал Малькольм. Я растерянно оглянулся.

– Не знаю. Может быть, стоит попробовать с самой верхней. Весят они прилично. Может быть, если попробовать вытолкнуть верхнюю… А притолоку мы могли бы попытаться приподнять рычагом.

Для этого нам снова нужны были кое-какие приготовления. Осима поднялся к палаткам и опустил вниз складной стул. Я взял у Миддлтона ледоруб и стал на стул. Карабинас стоял рядом со мной, и в то время как я пытался приподнять притолоку, он изо всех сил давил на каменную плитку.

Я почувствовал, что у меня начинает неметь запястье, а на лбу Карабинаса выступили от напряжения капли пота величиной со спичечную головку.

– Не идет? – спросил внизу Старик.

Я уже было собрался выразить ему свое почтение какой-нибудь грубостью, как вдруг почувствовал, что каменная плитка сдвинулась. Всего на какие-то десятые доли миллиметра, но все же скользнула назад. Я заорал так истошно, что Карабинас чуть не свалился с ног.

– Шевельнулась! Боже мой! Шевельнулась!

– Я ничего не почувствовал, – изумленно посмотрел на меня грек.

– Но шевельнулась же! Давай, Никое! Через несколько минут нам удалось сдвинуть назад каменную плитку на добрых десять сантиметров.

– Как вы думаете, сколько еще осталось? – спросил Старик.

– По меньшей мере, тысячу раз по столько, – издал стон Карабинас и снова с размаху толкнул камень. Плитка слабо скрипнула и поехала так быстро, что нам показалось – сейчас она свалится внутрь склепа.

– Останови ее как-нибудь! – крикнул я Карабина-су. – Свалится внутрь и сломает что-нибудь…

Тут каменная плитка остановилась сама по себе, а я спрыгнул со стула.

– Вижу, ошибся, – перевел я дух. – Еще толчок – и она шлепнется внутрь склепа) – Пусть шлепается, – сказал Осима, – все равно у нас нет другого выхода.

– А если что-нибудь сломает или развалит? Папа Малькольм отрицательно покачал головой, обернутой платком.

– Не думаю, чтобы саркофаг установили так близко. Но осторожность не помешает!

Я снова принялся отжимать притолоку ледорубом, а Карабинас толкать камень. Плитка дрогнула, отъехала, потом с тихим скрежетом исчезла из виду: на ее месте зияло черное отверстие шириной в десять-пятнадцать сантиметров.

Мы застыли, уставившись на темную щель. Словно ждали, что сейчас произойдет какое-нибудь чудо: может быть, внутри вспыхнет свет и кто-то потребует назвать наши имена и цель нашего прихода.

Но в склепе по-прежнему царило безмолвие, только тоненькой струйкой сочилась через отверстие белая, как туман, пыль.

– Ну, так! – сказал Карабинас. – Похоже, она ни на что не свалилась.

– Остальные вытаскивайте наружу, – распорядился папа Малькольм. – Вы можете просунуть руку в щель, Петер?

Я прижался к каменным плиткам и медленно просунул руку в отверстие. Сантиметр за сантиметром я просовывал ее дальше, но не натыкался на препятствие. Почувствовав, что мое запястье миновало камень, я немного вытянул руку назад, ощупал внутреннюю поверхность стены и ощутил острые грани каменных плиток, из чего сделал вывод, что слоя штукатурки изнутри не было.

– Можете что-нибудь сделать, Петер? – взволнованно топтался рядом с моим стулом Старик.

– Попробую. Внимание, Никое!

Я схватился за внутренний край камня, прилегающего к отверстию, и сильно потянул его. И не очень удивился, когда каменная плитка сдвинулась и выступила из стены сантиметров на двадцать пять. Карабинас ухватился за нее и дернул на себя. Плитка скользнула к нему: она вылетела прямо в руки Миддлтону и Осиме, которые стояли возле кучи обломков, прислонившись к стене.

На извлечение каждой плитки нам потребовалось в среднем минут пять.

После того как был разобран шестой ряд каменных плиток, который находился как раз на высоте моих глаз, ничто уже не мешало заглянуть внутрь склепа. И когда я, наконец, заглянул туда, то почувствовал себя на египетской выставке какого-нибудь крупного музея. Стены помещения за пеленой тонкой пыли украшали иероглифы и картины; посередине помещения стоял саркофаг, по всей видимости, в отличном состоянии, рядом с ним – саркофаг поменьше, а у подножья обоих – на первый взгляд бесформенные предметы, которые невозможно было как следует рассмотреть в неясном свете подземелья.

Сейчас, думая о том дне, я вспоминаю, что мне показалось тогда, будто воздух внутри относительно чистый и теплый. Я не ощутил ни холода склепа, ни запаха бальзама или чего-то подобного. Скорее запах можно было сравнить с тем, который источает сухой пар в парных. Теплый, обжигающий, насыщенный запахом пота воздух. Не исключено, конечно, что я просто ощущал запах, исходивший от нас самих.

Карабинас, стоя рядом со мной, заглянул тоже, потом попросил у Оси мы фонарь. При свете двух фонарей нам было уже легче рассмотреть загадочные предметы.

Остальные столпились у нас за спиной и взволнованно толкали стул.

– Ну, что там внутри? Скажите же, наконец, хоть словечко! – умолял папа Малькольм. Карабинас заговорил первым:

– Склеп! Нет никаких сомнений, что мы нашли склеп!

Папа Малькольм не мог этого больше вынести и в буквальном смысле слова столкнул меня со стула. Он взгромоздился на мое место и заглянул поверх стены.

– Боже правый! – простонал он. – Есть! Есть фараон! Никогда бы не поверил, что мне доведется найти фараона!

Честно говоря, мы бы тоже не поверили.

После полутора часов напряженной работы мы проникли в склеп, который выглядел просто, если не сказать – бедно. Ему было далеко не то что до склепа Тутанхамона, но и до богатства склепов, оборудованных поскромнее.