Женщины - Буковски Чарльз - Страница 85

Я поднялся к Тэмми со своими картонными коробками. Сначала нашел то, о чем она говорила. Затем – и другие вещи: другие платья и блузки, туфли, утюг, сушилку для волос, одежду Дэнси, тарелки и столовые приборы, альбом с фотографиями. Там стояло тяжелое плетеное кресло из ротанга, принадлежавшее ей.

Я снес всё это к себе. Получилось восемь или десять полных коробок. Я сложил их под стенкой у себя в передней комнате.

На следующий день я поехал на станцию встречать Тэмми и Дэнси.

– Ты хорошо выглядишь, – сказала Тэмми.

– Спасибо, – ответил я.

– Мы будем жить у Мамы. Можешь нас туда отвезти. Я не смогу переть против этого выселения. И потом – кому захочется оставаться там, где его не хотят?

– Тэмми, я вытащил большую часть твоих вещей. Они у меня в коробках сложены.

– Хорошо. Можно их там ненадолго оставить?

– Конечно.

Потом тэммина мать тоже поехала в Денвер проведать ее сестру, и в тот же вечер я отправился к Тэмми надраться. Та сидела на колесах. Я принимать не стал. Дойдя до четвертой полудюжины, я сказал:

– Тэмми, я не вижу, что ты нашла в Бобби. Он ничтожество.

Она закинула одну ногу на другую и покачала ею взад и вперед.

– Он думает, что его трёп очарователен, – сказал я.

Она продолжала покачивать ногой.

– Кино, телик, трава, комиксы, порнуха – вот весь его бензобак.

Тэмми качала ногой все сильнее.

– Тебе он действительно небезразличен?

Она по-прежнему качала ногой.

– Ты ебаная сука! – сказал я.

Я дошел до двери, захлопнул ее за собой и сел в «фольк». Погнал его сквозь всё уличное движение, виляя туда и сюда, уничтожая сцепление и передачу.

Вернулся к себе и стал загружать в машину коробки ее дряни. А кроме этого – пластинки, одеяла, игрушки. В «фольксваген», разумеется, много не вмещалось.

Я рванул обратно к Тэмми. Подъехал и встал во втором ряду, включил красные предупредительные огни. Вытащил коробки из машины и составил на крыльцо. Накрыл одеялами, сверху – игрушки, позвонил в дверь и отчалил.

Когда я вернулся со второй партией, первой уже не было. Я сделал еще одну кучу, позвонил и рванул оттуда, как баллистическая ракета.

Когда я вернулся с третьей партией, второй уже не было. Я сделал новую кучу и позвонил в дверь. Затем снова умчался навстречу утренней заре.

Вернувшись к себе, я выпил водки с водой и обозрел то, что осталось. Тяжелое ротанговое кресло и стоячая сушилка для волос. Я был в состоянии сделать только одну ходку. Либо кресло, либо сушилка. Обоих «фольксваген» переварить не мог.

Я выбрал кресло. Было 4 утра. Машина моя стояла во втором ряду перед домом со включенными габаритными огнями. Я прикончил водку с водой. Я все больше пьянел и слабел. Взял плетеное кресло – тяжесть-то какая – и понес по дорожке к машине. Поставил, открыл переднюю дверцу рядом с местом водителя.

Впихнул его внутрь. Попробовал закрыть дверцу. Кресло выпирало. Я попытался вытащить его из машины. Застряло. Я выматерился и пропихнул его глубже. Одна из ножек пробила ветровое стекло и вылезла наружу, торча в небеса. Дверца не закрывалась по-прежнему. И близко не было. Я попробовал протолкнуть ножку кресла еще дальше сквозь лобовое стекло, чтобы прикрыть-таки дверцу. Она не поддавалась. Кресло застряло намертво. Я попытался вытянуть его. Оно не пошелохнулось. Отчаянно я тянул и толкал, тянул и толкал. Если приедет полиция – мне кранты. Через некоторое время я изнемог. Я залез на водительское сиденье. На улице мест для стоянки не было. Я подъехал к пиццерии, открытая дверца болталась взад-вперед. Там я бросил машину – с открытой дверцей, с зажженным в кабине светом. (Лампочка на потолке не выключалась.) Ветровое стекло разбито, ножка кресла торчит изнутри в лунный свет. Вся сцена эта непристойна, безумна. Отдает убийством и покушением. Моя прекрасная машина.

Пешком я вернулся к себе. Налил еще водки с водой и позвонил Тэмми.

– Слушай, крошка, я влип. У меня твое кресло торчит сквозь лобовое стекло, я не могу его вытащить и засунуть внутрь тоже не могу, а дверца не закрывается. Стекло разбито. Что мне делать? Помоги мне, ради Бога!

– Придумай сам что-нибудь, Хэнк.

Она повесила трубку.

Я набрал номер снова.

– Бэби…

Она повесила трубку. После этого она ее больше не клала: бзззз, бзззззз, бзззз…

Я вытянулся на постели. Зазвонил телефон.

– Тэмми…

– Хэнк, это Валери. Я только что домой пришла. Я хочу тебе сказать, что твоя машина стоит на стоянке пиццерии с открытой дверью.

– Спасибо, Валери, но я не могу ее закрыть. Там плетеное кресло застряло в ветровом стекле.

– О, я не заметила.

– Спасибо, что позвонила.

Я уснул. Сон мой был беспокоен. Мою машину отбуксируют. Меня оштрафуют.

Я проснулся в 6.20 утра, оделся и пошел к пиццерии. Машина стояла на месте. Всходило солнце.

Я нагнулся и схватил кресло. Оно по-прежнему не поддавалось. Я рассвирепел и стал тянуть его и дергать, матерясь. Чем невозможнее это казалось, тем больше я психовал. Неожиданно раздался треск дерева. Я воодушевился, откуда-то взялась сила. В руках остался отломившийся кусок ножки. Я взглянул на него, отшвырнул на середину улицы и снова принялся за работу. Оторвалось еще что-то. Дни, проведенные на фабриках, за разгрузкой вагонов, за поднятием ящиков с мороженой рыбой, за перетаскиванием туш убитого скота на плечах принесли свои плоды. Я всегда был силен, но в равной же степени – и ленив. Теперь я раздирал это кресло на куски. Наконец, я вырвал его из машины. Я набросился на него прямо на стоянке. Я расколотил его на куски, я разломал его на части. Потом собрал их все и аккуратно сложил на чьем-то парадном газоне.

Я залез в «фольксваген» и нашел пустую стоянку рядом со своим двором. Теперь оставалось только найти автомобильную свалку на Авеню Санта-Фе и купить новое стекло. Это могло подождать. Я вернулся в дом, выпил два стакана ледяной воды и лег спать.