Грешники - Пирс Барбара - Страница 64

– Мистер Броули, – сказала Файер, не сводя глаз с брата. – Я очень высоко ценю ваше желание сопровождать меня. Могу ли я потревожить вас и попросить принести мне какого-нибудь прохладительного напитка, прежде чем мы отправимся дальше? – Маккус заколебался: ему не хотелось оставлять Файер наедине с раздраженным лордом Тэммесом.

– Файер, я не привык прятаться за спиной женщины, – сказал он, забыв о предосторожностях и называя ее по имени.

– Но и мне не пристало прятаться за спиной упрямца! – парировала она. – Прошу вас, отправляйтесь к герцогине, пока мой брат переживет приступ плохого настроения.

Тэм молча ждал, пока Маккус не скрылся из виду.

– Что происходит? Какие отношения связывают тебя с Броули? – требовательно спросил он.

Ощутив внезапную усталость, Файер хотела лишь одного – побыстрее сесть в экипаж.

– Мы просто разговаривали, – легкомысленно ответила она. Тэм остановил ее.

– Файер, но он прикасался к тебе, да еще и обратился по имени.

– Какое преступление! Он делал то же, что и ты, – смеясь, заявила она. – Я же не собираюсь отправлять тебя за это на виселицу.

Тэм понял, что ничего не добьется с помощью гневного окрика, и решил применить другую тактику.

– Мне показалось, что ты была очень оживлена во время этой беседы. О чем вы говорили?

Файер отмахнулась.

– О всякой всячине. Мистер Броули понял, что его вопрос об отсутствии отца расстроил герцогиню, поэтому просил прощения.

Он на самом деле попросил бы прощения, если бы не внезапное появление Тэма.

– Я надеюсь, что у тебя хватило благоразумия сохранить тайну, – с угрозой в голосе произнес молодой человек. – Прошу тебя, скажи мне: ты не открыла Броули истинной причины беспокойства, вызванного его нескромным вопросом?

– Пожалуйста. Я ничего ему не рассказала.

С чего это вдруг ее брату взбрело в голову устраивать этот допрос?

– Черт побери, Файер! – снова закричал Тэм, напугав до полусмерти двух цыплят, которые барахтались в пыли. – Кто он такой, чтобы доверять ему семейные тайны?

– Тэм, это трудно назвать тайной. Похоже, что об этом знают все, кто был свидетелем романа нашего отца и известной в Лондоне леди двадцать два года назад. – Файер надоело притворяться. – И давай не забывать о самом лорде Джаретте, – продолжила она. – Конечно, он унаследовал от матери ее черные волосы, но глаза у него как у всех Карлайлов. Никто не смог бы отрицать того, что он похож на нас, как и положено брату.

– Сводному брату, – угрюмо уточнил Тэм.

– Хорошо, сводному. Мистер Броули не дурак. Он легко разгадал бы загадку. – Она умоляюще посмотрела на брата. – Разве ты не устал от этой глупой игры? Мне кажется, что только наши родители и Денингзы не желают смотреть правде в глаза, но к нам ведь это не относится?

Тэм грубо притянул Файер к себе и обнял.

– Моя дорогая сестра, ты не можешь менять установленные правила только потому, что они тебе не по душе.

Файер вздохнула.

– Я знаю. Мы всего лишь зрители на этом спектакле жизни. Я не стала бы говорить ничего, что могло бы навредить нашей семье.

Она вспомнила о том, как пыталась уберечь отца от мести леди Хипгрейв. Иногда быть хорошей дочерью – это тяжелый крест. Многочисленные романы герцога привели к тому, что он нажил огромное количество врагов. Файер чувствовала себя как в капкане: она любила человека, который даже понятия не имел о верности и преданности. При этом дочь осознавала все недостатки отца и прощала ему слабости, которые вызывали у нее возмущение.

– Так что же Броули? – дыша ей в волосы, спросил Тэм. – Ты доверяешь ему?

Файер отстранилась от него, чтобы он посмотрел ей в глаза и понял, насколько она искренна.

– Да, доверяю.

* * *

Теперь, когда Маккус знал тайну, которую бережно хранили хозяева поместья, он по-иному воспринимал и графа Денингза, и его супругу. Лорд Денингз оказался рослым господином с царственной осанкой. У него были каштановые, начинающие редеть волосы и заметная плешь на макушке. Маккус решил, что этому джентльмену чуть больше пятидесяти лет. Он не производил впечатления человека, который с радостью предается удовольствиям. Его раздавшаяся талия казалась не бесформенной массой жира, а лишним доказательством физической силы зрелого мужчины.

Леди Денингз была его полной противоположностью. Эту миниатюрную, хрупкую женщину довольно сложно было представить в роли жены такого великана. Герцогиня Солити доверительно шепнула Маккусу, что графиня родила семерых детей, но только четверо из них выжили. Маккус с удивлением наблюдал за этой леди, в черных волосах которой уже появились серебряные нити, и решил, что сила женского тела часто недооценивается.

Со стороны никто бы не догадался, что между двумя семействами есть тайная договоренность, которая много лет ранит их души. Граф и его супруга с радостью приняли герцогиню, прибывшую на праздник. Денингзы проявили такую же сердечность в отношении лорда Тэммеса и Файер. Когда герцогиня представила им Маккуса, он почувствовал на себе их любопытные взгляды. Наверное, при встрече супруги подумали, что он исполняет роль нового любовника их гостьи. Но когда герцогиня рассказала о том, как они познакомились, не забыв упомянуть и Файер, все перевели внимание с матери на дочь.

Теперь, когда Маккусу стала известна правда, ему хотелось поскорее увидеть лорда Джаретта, который доводился Файер сводным братом. Леди Денингз выразила искреннее сожаление по поводу того, что молодой виконт не смог вернуться к ожидавшимся праздникам. Ее светлость была разочарована, но на лицах Тэма и Файер читалось явное облегчение, которое не осталось незамеченным для Маккуса.

Пока леди Денингз сопровождала герцогиню и ее дочь в их покои, чтобы они могли немного освежиться после утомительной поездки, лорд Денингз пригласил Тэма и Маккуса совершить с ним небольшую прогулку по графскому поместью. Оно было таким большим, что им пришлось бы взять лошадей, чтобы осмотреть его полностью. Но поскольку граф с минуты на минуту ожидал прибытия гостей, мужчины ограничились осмотром сада, который был разбит позади дома. За садом открывался вид на перелесок, который заканчивался огромной открытой поляной. На ней был возведен новый храм; граф Денингз называл его готическим и очень гордился им.