Дом веселых нищих - Белых Григорий Георгиевич - Страница 26

Толпа стремительно двигалась вперед. Роман, забыв про все, шел вместе с толпой.

Роман вспомнил рассказы Кольки о девятьсот пятом годе, о забастовках рабочих, вспомнил картинку из какого-то журнала, на которой точно так же, как сейчас, шли люди с флагами.

Женька испуганно глядел по сторонам и все пытался выскочить из толпы. Он трусил.

— В кинематограф опоздаем. Вылезайте! — закричал он наконец.

Тогда ребята кинулись наперерез толпе, стараясь выбраться на панель. Но толпа вдруг останов вилась. Минуту все толкались в нерешительности на месте, потом сперва медленно, а затем быстрее и быстрее все попятились назад. Впереди тревожно закричали:

— Спасайся! Фараоны!

Люди шарахнулись в разные стороны. Улица сразу опустела. Ребята растерянно остановились посреди дороги, поглядывая на редкие фигуры демонстрантов, бежавших мимо. Мужчина в тяжелом ватном пальто, увидев мальчишек, грубо толкнул их на панель.

— В подворотню, пащенки! — закричал он, толкая их в калитку. — Марш в подворотню!

В подворотне было много народу. Все стояли, молча прислушиваясь.

Вот вдали послышался дробный стрекот. Топот быстро разрастался и скоро перешел в оглушительный треск. А через минуту мимо ворот, выбивая из камней голубые искры, с грохотом промчался отряд конных городовых.

— Господи! Господи! — прошептал кто-то из стоявших рядом с Романом. — Всех бы передавили!

Роман взглянул на своего спасителя. Мужчина стоял, вытирая лицо платком, и, злорадно улыбаясь, бормотал:

— Проехали, проклятые!

Снова на улице стало тихо и покойно, как будто ничего не случилось. Поползли трамваи, побежали люди. Только в кинематограф ребята не попали — было уже поздно.

На другое утро дед в праздничной рубахе ходил по квартире.

— Ведь это разве мыслимое дело, чтоб царя сразу скинуть. С ума спятили, с флагами ходят, чума их забери.

Сестры не было, она ушла в город глядеть, гулять. Мать пошла было на рынок, но скоро вернулась, ругаясь. Все магазины и рынки были закрыты.

— А как же в школу? — спросил Роман.

— Нет сегодня школы. Распустили вас.

Быстро одевшись, Роман выскочил на двор. День был морозный, солнечный. Во дворе было не по-обычному тихо и пустынно. Кузница была заперта большим висячим замком, закрыты были и мастерские. Двор словно вымер. Зато с улицы доносился непонятный, тревожный гул.

Почти у самых ворот Романа догнал Иська.

Старый знакомый проспект с желтыми зданиями казарм и пустынным церковным садом, где только голодные вороны перекликались между собой, проспект, где знакома каждая тумба, сегодня был неузнаваем. Люди, веселые и праздные, толкались на тротуарах, густо, как сельди, шли по мостовой, стояли на трамвайных путях. Трамваи не ходили, не видно было и извозчиков. Только изредка, расхлестывая по сторонам толпу, урча, проносились грузовики, наполненные солдатами с развевающимися красными флагами.

Солдаты кричали «ура». Им отвечала улица, и рев катился вслед за автомобилями, то обгоняя их, то отставая.

— На Невский идем! — крикнул Иська. — Там митинги.

Ребята выскочили на Садовую и пошли посередине дороги. Все тоже направлялись к Невскому. Иногда люди останавливались кучками у расклеенных на стенах плакатов и читали громко вслух:

Всю дорогу Иська непрерывно говорил о революции и о том, что теперь без царя будет лучше жить и свободнее.

— Вот теперь будут правительство выбирать, которое от народа будет, — говорил Иська. — Скоро по фабрикам и везде будут выборы.

— А здорово это, как царя сразу скувырнули, — вставил Роман, но Иська только улыбнулся.

— Сразу, говоришь? Нет, брат, не сразу. А сколько сидит по тюрьмам и в Сибирь сослано! Революцию давно хотели устроить, да все не выходило. А теперь скоро и войне конец. У нас на фабрике только об этом и говорят. Война всем надоела, да она и не нужна никому, кроме буржуев.

Иська так уверенно рассуждал обо всем, что Роману стало обидно, почему он не на фабрике. Иська словно угадал его мысль.

— Жалко, что ты не на фабрике, — сказал он, — а то тоже был бы пролетарием. Ну, да еще будешь.

Ребята подошли к Невскому и остановились. Дальше не пускали. Во всю ширину Садовой улицы стояли цепью солдаты, заграждая дорогу. Перед цепью бегал молоденький офицер и то кричал на толпу грозным баском, то упрашивал:

— Граждане, прошу! Подайтесь назад, прошу вас…

В толпе смеялись. Солдаты добродушно улыбались. На штыках их винтовок были привязаны алые бантики.

Чтобы попасть на Невский, ребята пробежали по Банковскому переулку. На набережной канала группа солдат и штатских окружила двух офицеров.

— Не смеете! — визжал усатый офицер и крепко держался за шашку. Шашку тянул солдат в папахе набекрень и в распахнутой шинели.

— Сымай, ваше благородие, сымай, — говорил солдат, ухмыляясь. — Все одно отберут.

Мимо ребят прошла толпа демонстрантов с флагом и пением. Впереди толпы шел мужчина в котелке — худой, с длинной жилистой шеей — и особенно отчаянно пел:

Невольно Роману показалось, что именно из этого человека больше всего жил и крови вытянул царь-вампир.

Нахлынувшая толпа завертела Романа. Когда он оглянулся, Иськи уже не было. Иська потерялся.

Роман наугад пошел по улице, жадно следя за всем происходящим. У Владимирской услышал звуки марша. Невский пересекала стройная колонна солдат. Перед оркестром несли знамена. Оглушающее «ура» не смолкало все время, пока шли солдаты. И опять Роман заметил, что штыки винтовок были украшены алыми бантиками. Как будто капельки крови застыли на них.

На Знаменской площади, у памятника Александру Третьему, шел митинг. А мимо сновали грузовики, и у солдат на штыках были бантики, а на груди поблескивали пулеметные ленты патронов.

Солдаты улыбались, штатские кричали «ура»; и Роману казалось, что сегодня праздник, а завтра начнется новая, счастливая жизнь.

Долго бродил Роман по городу. О доме вспомнил, когда уже сгущались сумерки, а люди, час назад кричавшие «ура», торопливо бежали домой, Город быстро и незаметно затих. Улицы опустели. Только грузовики с солдатами чаще проносились по улицам, но солдаты больше не пели.

Неуловимая тревога расползалась по темнеющим улицам, и последние пешеходы торопливо исчезали в воротах. Роман быстро шагал по Загородному, пугливо оглядываясь и прислушиваясь к тишине.

Вдалеке что-то треснуло и раскатилось, словно камень по плитам пустынного и большого зала. Стреляли далеко, но гул выстрела разнесся по всей улице. Где-то хлопнула калитка. В окнах стал гаснуть свет. Выстрел повторился, потом еще и еще.

Роман прибавил шагу. Что означали эти выстрелы, он не знал, но догадывался, что революция еще не победила и где-то идет бой. А выстрелы не прекращались. Они гремели то где-то далеко, то совсем рядом, хотя людей было не видно.

Роман выскочил на Забалканский и побежал к Первой роте. Пустынные улицы как-то странно оживились. Везде в подворотнях и по стенам двигались серые тени с винтовками, среди которых изредка попадались черные пальто. Роман не оглядываясь несся по улице. Теперь грохотало со всех сторон. Кто-то кричал:

— К офицерскому собранию!

Вдруг Роман споткнулся обо что-то большое и мягкое. Остановившись, он увидел старуху, которая, раскорячившись, ползла по земле.

— Ляг, ляг, недужная сила! Ай смерти захотел? — зашипела она на Романа.

Роман, не слушая, помчался дальше. У Тарасова переулка солдат стало еще больше. Согнувшись, они перебегали по проспекту.

Стрельба усилилась. Солдат, обогнавший Романа, опустился на колено, щелкнул затвором, приложился и выстрелил. Из дула выскочил голубоватый огонек, и Роману показалось, что земля дрогнула.

— В темные окна пали! — крикнул солдат и побежал вперед.