Дом веселых нищих - Белых Григорий Георгиевич - Страница 20

В классе пасмурно. С улицы смотрит серый день. Крякин поднимает голову и, прищурившись, долго глядит на часы.

— Половина третьего, — говорит он.

Роман сердит. Он злобно бормочет:

— Посиди до пяти, тогда узнаешь. Затеет всегда, а потом отдувайся за него.

— Дурак! — фыркнул Крякин. — А лучше бы, если б нас избили?

— Иди к черту!

— Сам пошел туда. Вперед рубль отдай, а потом ругайся.

Роман вскакивает как ужаленный. Никогда еще не хотел он так отвязаться от долга, как сейчас. И он отвяжется сейчас. Слава богу! Колькин рубль при нем.

— И отдам. Подавись своим рублем. Я больше тобой знаться не желаю, — говорит Роман.

— Не знайся, не очень-то нуждаемся.

Роман, стиснув от бешенства зубы, лезет в карман и начинает рыться. Рубль лежал в правом кармане. Странно, почему его там нет? Может быть, он переложил его в левый карман? И он снова ищет, стараясь не глядеть на Крякина, который, как нарочно, следит за каждым его движением. В отчаянии Роман судорожно выворачивает карманы и высыпает на парту все свое имущество. Платок, резинка, циркуль, карандаш, две гильзы из-под патронов. Рубля нет. Роман готов расплакаться. А Крякин смотрит, насмешливо кривит рот.

— Что лупишься? — в бешенстве кричит Роман.

— Рубля жду, — отвечает Крякин спокойно.

— Нету рубля, — тихо говорит Роман. — Потерял рубль.

— Которого не было.

— Ей-богу, потерял.

В голосе Романа чувствуется искренность. И Крякин перестает шутить.

— Ты серьезно? — спрашивает он. Роман молча кивает головой.

— Так надо искать, — говорит Крякин. — Наверно, во время драки потерял.

Он вскакивает и начинает двигать парты. Осмотрели оба ряда, измазались в пыли и чернилах, но рубля не нашли. Ясно, что кто-нибудь уже подобрал.

— Ну ладно, давай читать, — говорит Роман и вытаскивает из парты толстенькую книгу в красном переплете.

Часы глухо прохрипели четыре раза. Но Роман не слышит. Роман далеко в прериях с отрядом капитана Рауля преследует шайку индейцев.

Крякин уныло бродит по классу. Он подошел к учительской кафедре, поднял крышку. Роется там, потом уходит за классную доску, где стоит шкаф.

Роман дочитал главу и закрыл глаза. И вдруг его ухо улавливает странный звук. Тихий, тихий и нежный, как колокольчик, но отрывистый. Что это? Бряцанье не прекращается.

«Цвинь! Цвинь!»

Роман поднимает голову и видит за доской ноги Крякина.

Он захлопывает книжку и идет к доске. Крякин стоит около шкафа и разглядывает ключи.

— Ты что? — шепотом спрашивает Роман и сам не понимает, почему он боится говорить громко.

Крякин смотрит на него.

— Ничего. Ключи у Гликеши в столе нашел. Хочу посмотреть, что в шкафу есть.

Одну минуту они глядят друг на друга.

— Брось! Попадет!

— Да ведь никто не узнает. Посмотрим — и все.

Посмотреть, что в шкафу, интересно, но все же страшно.

— А вдруг придет?

— Услышим, — уверенно говорит Крякин. Крякин уже сунул ключ в скважину. Щелкнул замок, и дверка сама распахнулась. На широких полках лежат огромными стопами чистые тетради, пачки карандашей, книги, вставочки, коробки перьев и резинки.

Одно мгновенье друзья смотрят друг на друга. Крякин начинает усиленно сопеть. Вдруг он протягивает Роману ключи, а сам принимается орудовать в шкафу. Отделив от стопы чуть ли не половину тетрадей, он вытаскивает их, потом так же быстро хватает несколько книг, две пачки карандашей, резинки, циркули и ножницы. В это время оба слышат тихие шлепающие шаги учительницы.

— Закрывай! — шипит Крякин, а сам, нагруженный книгами и тетрадями, бежит к парте.

Роман, как во сне, захлопывает дверку шкафа, поворачивает ключ и, сунув всю связку в карман, тоже бежит на место.

Входит Гликерия Петровна и смотрит на часы.

— Можете идти, — говорит она.

КОНВЕРТ НА КОМОДЕ

На другой день Роман, по обыкновению, явился в школу. Первые два урока прошли благополучно. Третьим уроком было рисование, которое преподавала худенькая женщина с необыкновенно большой и круглой головой, за что ребята и прозвали ее Сковородкой. На ее уроке всегда присутствовала Гликерия Петровна, так как Сковородка одна не могла справиться с ребятами.

После звонка обе учительницы явились в класс. Дежурным был Роман. Он поставил, как всегда, один стул — для Сковородки, у кафедры, а другой, у окна, для Гликерии Петровны, которая, сидя там, наблюдала за порядком в классе. Надо было еще вытереть доску, но Роман с утра не мог найти тряпку. Урок начался. И тут Сковородка полезла в кафедру. Она долго молча рылась там, потом, опустив крышку, спросила: — Гликерия Петровна, где ключи от шкафа?

— В кафедре.

— Здесь их нет.

Недовольно морщась, учительница подошла к кафедре, и минуту обе рылись вместе. Класс с радостью встретил неожиданную проволочку и выжидающе следил за Гликерией Петровной.

— Где ключи? — вдруг резко спросила учительница, поднимая голову и глядя на учеников.

Роман переглянулся с Крякиным. Тот делал ему какие-то знаки.

— Сейчас же найдите ключи, иначе всех накажу! — крикнула учительница.

Класс беспокойно загудел.

— Распустились! Почему доска не вытерта? Дежурный, вытри. И немедленно найти ключи.

Роман испуганно вскочил. Недолго раздумывая, он выдернул из кармана платок, собираясь вытереть им доску. Что-то звонко брякнуло на пол.

Роман обернулся. Все смотрели на него, а лицо Крякина было бело как лист бумаги.

Роман медленно перевел глаза на пол. У его ног лежали ключи от шкафа.

— Что это значит? — спросила Гликерия Петровна.

Роман молчал.

— Подними и дай сюда.

Роман поднял ключи и подошел к учительнице. Ключи как угли жгли ему руку.

— Так, — сказала Гликерия Петровна ледяным тоном. — Почему они оказались у тебя?

Роман молчал. Гликерия Петровна минуту в раздумье перебирала ключи, потом, открыв шкаф, стала внимательно пересчитывать книги.

— Гадость… Мерзость… Воришки… — как будто издалека доносилось до Романа.

В двенадцать часов, во время большой перемены, школьная уборщица Маша вывела на лестницу Романа и Крякина.

— Фулюганы какие! Вот придете с матками, вам покажут, — сказала она, закрывая за ними дверь.

— Наплевать — сказал Крякин на улице. — Будем прогуливать, а на следующей неделе я уезжаю с матерью в деревню, тогда свалишь все на меня — и ладно.

Роман забился в уголок к печке и сидит не шевелясь в полумраке. Хорошо, что на него никто не обращает внимания. Все собрались вокруг стола, где сидит мать. Мать, взяв в правую руку лупу, медленно читает письмо — с фронта от Александра. Письмо еще утром подал почтальон. Тогда она в первый раз одна прочитала его. Потом днем она читала его пришедшей Вассе Алексеевне и теперь, в третий раз, читает его всем родным. Колька беспокойно расхаживает по комнате, хмурится и кусает губы.

«Писать ко мне нельзя! Так как мы стоим сейчас секретно в местечке Эн».

— Господи, нельзя! В каком местечке-то? — спрашивает бабушка.

— Местечко Эн, — объясняет мать. — Нельзя, значит, объявлять, что за местечко. «Стоим в местечке Эн. Я сейчас нахожусь в штабе, так что мне теперь лучше…»

— Слава тебе, господи, — крестится бабушка. Колька презрительно фыркает.

— Вояка! В штаб забрался!

— Дурень, — говорит укоризненно мать. — Вот возьмут тебя — наплачешься.

— В штабе стулья протирать не буду, — заносчиво отвечает Колька.

Роман плохо понимает, что говорят. Голова набухает, раздувается, как мыльный пузырь, и, кажется, готова рассыпаться на части. Сейчас треснет. От боли даже в глазах зеленеет. Роман стискивает изо всех сил зубы и глотает беспрерывно набегающую слюну. Горло при каждом глотке что-то сдавливает. Все тело болит.

«А завтра что делать? — мелькает в голове Романа. — В школу нельзя. Опять прогуливать?»

Мать идет на кухню приготовлять ужин. Вдруг она останавливается около Романа и спрашивает его с тревогой: