Лунный парк - Эллис Брет Истон - Страница 65

Офицер Бойл говорит им, что ты душевнобольной, и они с ним не спорят.

Офицер Бойл пересказывает им твой смехотворный расклад с диким животным.

Посмотри на Алленов – они не кивают в ответ на его рассказ. Он рассказывает им, что в твой дом ворвался гигантский моток шерсти. И Аллены, конечно, в это не верят – уж точно после твоего выступления, свидетелями которого они стали в воскресенье вечером, – помнишь, Брет? И сейчас они спросят офицера Бойла: «А он как – пьяный?»

Я отвел глаза от Митчелла и Надин и посмотрел на второй этаж их дома, где на фоне занавесок детской вырисовывался силуэт Эштона, и он говорил по телефону, а когда я обернулся на нашу лужайку, то увидел, что Робби прижимает к уху мой мобильный и, слегка отвернувшись, кивает.

Это чтоб ты не слышал, о чем он говорит.

Я снова взглянул на окно Эштона, но он уже отошел.

Как мог Робби звонить кому-то, если еще десять минут назад он скулил от страха? Всего десять минут назад он кричал мне, чтоб я убил эту тварь, – а теперь берет и звонит по телефону, когда я едва на ногах стою? Что он скрывает от меня? Почему вернулся актер? Разве не было слезного примирения какие-то несколько часов тому?

Я пялился на Робби, когда в моем поле зрения внезапно появился офицер Бойл.

Он нагнулся к Робби и что-то у него спрашивал.

Робби метнул на меня короткий взгляд и кивнул.

Офицер Дойл все о чем-то спрашивал, а Робби повесил трубку, встал и кивал на реплики полицейского, время от времени поглядывая на меня.

Приехала Марта, и Сара попросила спустить ее на землю.

Я и забыл, что все еще держу Сару на руках. Я передал ее Марте.

Марта заявила, что нет никакой надобности заводить дело, поскольку сведения в конце концов просочатся в прессу. При этом в главном мы с ней были солидарны: коли все целы, давайте просто поскорей отвезем детей в отель.

Из дома вышли два офицера.

Как и предполагалось, они ничего не обнаружили.

Да, двери исцарапаны. Да, их взламывали. Да, две слетели с петель. Но ни одно окно не открыто, не разбито, и все внешние двери заперты.

Что бы мне там ни померещилось, оно должно было забраться в дом загодя.

Таково было общее мнение.

– А в большой спальне под кроватью вы проверили? – спросил я офицера О'Нана.

О'Нан повернулся к офицеру Кларку и спросил, посмотрел ли тот под кроватью в большой спальне. Офицер Кларк подошел ближе и сказал:

– Да, сэр, мы посмотрели. Ничего там не было.

– Значит, эта тварь все еще в доме? Вы это хотите мне сказать?

Этого мне говорить совсем не следовало, но я просто не смог сдержаться.

Вопрос выскочил сварливым таким тоном.

– Сэр… я не понимаю.

– Там, под кроватью, не было игрушки – птицы? – Это я спросил, отвернувшись от Марты и Сары и понизив голос.

– С чего бы этой игрушке быть у вас под кроватью, сэр?

– Так значит, она все еще в доме, – бурчал я уже сам себе.

– Что еще в доме, сэр? – спросил О'Нан, сжав зубы от нечеловеческого терпения.

Кларк смотрел на меня так, будто я впустую трачу его время. «Но что он может? – сердито подумал я. – Что они все могут? Я женат на Джейн Деннис.

Я знаменитый писатель. Они должны с этим смириться. Им придется выполнять то, что я от них жду». Марта объяснила, кто она такая. Ее восприняли всерьез.

И тут на лужайке возле нашего дома развернулась следующая сцена.

– Если все окна целы, а двери заперты, значит, эта тварь все еще в доме, – ответил я на собственный вопрос.

– Мистер Эллис, но мы ничего в доме не обнаружили.

Тут нарисовался еще один офицер и с едва скрываемым скептицизмом поинтересовался:

– Мистер Эллис, вы не могли бы описать злоумышленника?

Я вздрогнул. Позднее писатель пересказывал мне, что я наговорил. У него сохранилась расшифровка.

– Мы спали и… мой сын проснулся от какого-то шума… это было… не знаю, что это было… оно было, может, с метр ростом… покрытое светлой шерстью… и оно рычало на нас – на самом деле нет, оно, скорее, шипело… оно погналось за нами… через весь дом… ломало двери… что-то ей было нужно…

Кто-то вслух заметил, что я задыхаюсь.

И тут один из офицеров вышел из дома с Виктором.

Он держал собаку за ошейник и вел к собравшимся на лужайке.

Виктор задыхался и пялил остекленевшие глаза.

Все всё поняли и заговорщически притихли.

Я это заметил, и внутри меня что-то вспыхнуло.

Я повернулся на пятках.

По уставшей собаке шарили лучи фонариков, она щурилась.

Виктор сел на лужайку. Он заметил наши взгляды, но ему было все равно.

И тут мне показалось, что из всех людей он обращает внимание только на меня.

Я был проекцией его позора. Ему было стыдно за меня.

Мне слышалось, как он говорит: «Какой ты мудак. И смех и грех».

Я заметил, что все смотрят на меня и чего-то ждут.

Присутствие собаки как будто отвечало на все вопросы, и я прямо почувствовал коллективное облегчение.

– Послушайте, это был не золотистый ретривер, не надо. Ретривер был на улице и лаял во всю глотку. Пса и в доме-то не было. Кроме того, эта собака не может сбить дверь с петель.

И снова тишина.

– Мистер Эллис, собака была в доме – мы нашли ее на кухне, – произнес офицер Кларк.

Полицейские стали расспрашивать детей, что они видели.

Сара застеснялась и отвернулась, и я сказал:

– Детка, можешь ничего им не говорить.

Сара сказала им, что видела «льва».

Робби неуверенно пожимал плечами. Когда офицер Бойл спросил, могла ли это быть собака, он снова пожал плечами. Делая это, он отвел от меня глаза. Робби не смотрел на меня, когда подтвердил, что нападавший не был человеком и мог быть собакой. Робби напирал на то, что было темно и он зажмурился и не открывал глаза почти все время, пока «это происходило».

Я понял, что остаюсь единственным свидетелем.

Офицер Бойл спросил меня:

– Сэр, вечером вы пили алкоголь?

Открой люк. Чайки кричат. Ветер обдает тебя порывами. Твой отец стоит на пешеходном виадуке над шоссе.

– Простите?

Ты его слышал, прошипел писатель.

Бойл подошел поближе и, понизив голос, повторил:

– Вы вечером чего-нибудь пили?

– Я не должен отвечать на этот вопрос. Я не управляю транспортным средством. (Я тут же подумал, что еще ни разу в жизни, ни в речи, ни на письме, не употреблял этого словосочетания – «транспортное средство».)

Марта держала Сару на руках и прислушивалась к нашим репликам.

Присутствие Робби я тоже хорошо ощущал.

Ты только посмотри, какой ты секси, да тобой можно гордиться. Это был писатель. Классный из тебя вышел папаша. Мерещатся, бухому, какие-то монстры в коридоре. Крутой пацан.

Заинтересованность полицейских сходила на нет, они уже были где-то там.

– Послушайте меня, что бы это ни было, оно пришло из леса, – настаивал я. – И это не была наша собака. – Обессиленный, я обернулся к сыну: – Робби, расскажи им, что ты видел.

– Папа, я не знаю, что я видел, – сказал он, поморщившись. – Не знаю, что я видел. И перестань меня спрашивать.

– На тумбочке возле вашей кровати стоит полупустая бутылка водки, мистер Эллис.

Я не понял, кто это сказал.

– И что это, по-вашему, доказывает? – вырулил я.

– Мистер Эллис, вы принимаете какие-либо лекарства?

– Да. Принимаю. Да. Действительно. – Оправдывающимся тоном записного наркомана.

– Что вы принимаете?

– Это совершенно не ваше дело, офицер, но я принимаю небольшие дозы клонопина от нервного расстройства. (Вот она – ирония: за всю свою жизнь я не чувствовал себя трезвей, чем в тот момент.)

Все четыре офицера быстро переглянулись.

– И вы выпивали, принимая это лекарство? – уточнил один из них.

– Так, понятно, к чему вы клоните.

Офицер Бойл смотрел на меня с нескрываемым житейским осуждением.

– Мистер Эллис, возможно, вам следует позвонить врачу, который вам это выписывает…

– Это смешно. Обхохочешься. Прямо при детях. Отлично, парни. Очень мило с вашей стороны.