Лунный парк - Эллис Брет Истон - Страница 21

Наш герой называет себя секспертом, встречается исключительно с моделями и всегда имеет при себе мешочек, полный различных смазок, шариков бен-ва, вибраторов, клитор-стимуляторов и с дюжину ниток анального бисера. На кого бы он ни обратил внимание – любая тут же истекает соком.

Он мог прилюдно лизнуть любовницу в лицо, он надрачивал ей под столом у Бальтазара и подсыпал в бокал седативов. Одну он так жестко фачил, что сломал ей лобковую кость. Он жарит средней популярности актрису в гримерке за несколько минут до ее появления в программе «С Реджисом и Келли в прямом эфире». Он светит своими бицепсами и стиральной доской пресса («У Майкла не пивная банка – у него целая упаковка, ящик!») при каждом удобном случае. Женщины без конца умоляют его проявить эмоции, быть более открытым и, разгневанные, бросают ему реплики типа: «Я не шлюха!», и «Ты ни о чем не хочешь говорить!», и «Это было грубо!», и «Нет – я не буду заниматься сексом с этим бездомным, чтоб ты посмотрел!», а также мои любимые: «Ты обманул меня!» и «Я звоню в полицию!». Его дежурные ответы: «Глотание и есть общение, детка» и «Ладно, прости, но ведь ты все равно позволишь мне кончать тебе на лицо?» Майку многое спускают с рук потому, что он ведь – невинное дитя, однако это всепрощение имеет и более веское основание – любая, кого он имеет, испытывает множественные оргазмы. Однако многих женщин его поведение расстраивает настолько, что им требуется курс успокоительного, после чего они возвращаются к своему «лесбийскому прошлому», а тут еще вскипает скандал по поводу видеозаписей, сделанных Майком во время секса с целым рядом замужних женщин в возрасте и ставших «подозрительным образом» всплывать в интернете. «Что? Так ты решил пробить себе дорогу в жизни собственным членом?» – восклицает одна из этих женщин (супруга состоятельного промышленника). Он смотрит на нее как на полоумную, после чего силой напяливает ей на голову противогаз. Кроме того, он сочиняет коктейли: «Неоседланный» «Дырявые трусишки», «Грубый промах», «Писи Венеры», «Двойной ввод», «Группа товарищей» и «Мошонка».

Его последняя победа – отсюда и название – чрезвычайно неприметная шестнадцатилетка, которая думает, что от орального секса можно забеременеть, а через бутылку лимонада заразиться СПИДом. Кроме того, она разговаривает с птицами и держит дома ручную белку по прозвищу Шалун и с трудом управляется со столовым прибором; в ресторанах, когда официант зачитывает наизусть список фирменных блюд, она всегда прерывает его и медленно так говорит: «А к этому нужна вилка?» Майк, однако, находит ее невинность очаровательной и вскоре вводит ее в свой мир, где ее наряжают в легкие одежды (прозрачные трусики на завязках – его любимый вариант), где перед сексом ее учат говорить: «Брось мне кость», а когда он входит в нее, спрашивать: «Это папочка?» Он посыпает ее клитор кокаином. Он заставляет ее читать Милана Кундеру и смотреть «Опасность!».[23] Они летят в Лос-Анджелес, где участвуют в оргии в «Шато-Мармон» и покупают секс-игрушки в бутике «Хаслер» на бульваре Сансет, и он грузит покупки в багажник арендованного «кадиллака-эскаладе», а она хихикает «обильно». Он сумел обаять даже ее отца, который грозился лично надрать нашему герою идеальной формы задницу, если тот не прекратит встречаться с его несовершеннолетней дочкой. В приступе нежности Майк покупает ей фальшивое удостоверение личности. «Она не всегда такая тупая», – извиняется он перед своими насупившимся друзьями, такими же холостяками, как он, обитателями затерянного мира. Однажды он накормил ее грибами, и ее вставило так, что она не могла найти собственное влагалище.

Но за безудержным весельем и распутством всплывает трагическая история: бывшая подружка, которая так увлеклась кокаином, что стала похожа на мумию («Сучья ты русская блядь!» – кричит на нее отчаявшийся Майк), комнаты завалены засохшими цветами, крупный проигрыш в «Хард-рок-казино» в Лас-Вегасе, где Майк теряет почти все доверенное ему имущество, после чего все равно едет на очередную оргию (на этот раз в Уильямсбург – в Бруклин, не в Виргинию), которая скатывается к «полнейшему извращенству», и роман заканчивается печально: аборт и напряженный ужин в День святого Валентина в «Нелль» (мощная сцена). «За что ты со мной так?» – последняя фраза романа. Книга, конечно, должна бьша побить все рекорды продаж (чему гарантией был аванс в миллион долларов), но еще она должна бьша получиться пронзительной, сногсшибательной, затмить все, что было написано моим поколением. И я буду продолжать наслаждаться головокружительным успехом и скандальной известностью, в то время как имена моих паинек сверстников будут томиться на сайтах типа «И где ж они теперь?».

Сегодня я занялся списком сексуальных «травм», которые предстояло перенести главному герою: стертые коленки, расцарапанная в кровь спина, сильные мышечные судороги, мошоночная грыжа, кровоподтеки в области яичек, разрыв кровеносных сосудов, засосы до синяков, перелом члена («Громкий хлопок, потом невыносимая боль, но Тандра приложила ему полотенце «Ральф Лорен» с колотым льдом и отвезла в больницу скорой помощи») и, наконец, банальное обезвоживание организма.

Зазвонил телефон – зажглась моя линия, – и, вглядываясь в экран компьютера, я включил определитель номера. Звонила Бинки – мой агент. Я схватил трубку.

– Как поживает мой любимый автор?

– Готов поспорить, ты так говоришь всем своим авторам, на самом деле я просто знаю, что так и есть.

– Твоя правда, но, пожалуйста, не рассказывай об этом моим авторам.

– Могила. И тем не менее в твоих устах эти слова кое-что да значат.

– Так вот звонит мне сегодня кое-кто из моих любимых авторов.

– И кто же, интересно?

– Джей. – Бинки помолчала. – Рассказывал, как вы вчера оттянулись.

– Да, зажгли по полной программе. – Тут я тоже помолчал, соображая. – Не верь ему, ни единому слову.

– Да уж, – грозно произнесла она. – Кстати, ты получил чек за авторские от бриттов? Я перевела его на твой нью-йоркский счет.

– Да, я получил подтверждение. Превосходно, – произнес я зловещим шепотком Монти Бернса.[24]

– Как Джейн? Как дети? – Пауза, потом упавшим голосом: – Не могу поверить, что это я тебя спрашиваю. Я знаю тебя пятнадцать лет, и никогда и в мыслях у меня не было, что буду задавать тебе подобные вопросы.

– А теперь я преданный муж и отец, – гордо сказал я.

– Да, – неуверенно промямлила Бинки, – да.

Я решил выбить ее из ступора сомнений:

– И я преподаю.

– Невероятно.

– Да, в колледже, всего раз в неделю, но детки меня обожают. Легенда гласит, что ни на одного из приглашенных писателей еще не было такой очереди желающих. По крайне мере, мне так сказали.

– И сколько у тебя студентов?

– Я-то хотел всего трех, но администрация сказала, что это недопустимое количество. – Я втянул воздух. – Так что всего у меня пятнадцать маленьких подонков.

– Ну а как книга?

– А, пошутили, и будет.

– А мы разве шутили?

– Я практически разложил по полочкам сюжет, и книга движется точно по расписанию. – Мне захотелось закурить, и я стал шарить по ящикам стола в поисках пачки сигарет. – Я больше не почиваю на лаврах, Бинки.

– Как насчет того, чтобы ненадолго отвлечься?

– Но ведь в каталоге «Нопфа» на следующую осень эта книга стоит первой строкой, значит, я должен закончить не позже января, верно?

– Так-то оно так, но ведь ты сам утверждал, что сможешь написать книгу за шесть месяцев, – сказала она. – Тебе никто не верил, но эта дата тем не менее зафиксирована в контракте, а немцам, которым принадлежит издательство, задержки очень не по нраву.

– Ты так уклончива, Бинки, – сказал я, забив на сигареты. – Такое впечатление, что-то ты темнишь. Мне это нравится.

– А у меня такое впечатление, что у тебя опять аллергия обострилась, – скучающим голосом произнесла Бинки. – Мы, похоже, забыли принять сегодня кларитин. И мне это не нравится.