Профессиональный оборотень - Черная Галина - Страница 23

– Сегодня вечером праздник в вашей деревне, поэтому я попросил бы, если вы будете так любезны, разрешения быть сегодня вашим спутником.

Он потер руки и уставился на меня умоляющими глазами.

«Ах ты, иезуит коварный…» – добродушно подумала я и, с самой широкой улыбкой глядя на тайного агента, произнесла:

– О чем речь! С сегодняшнего утра, уже несколько часов я удостоилась чести, и вы являетесь даже моей тенью, а не просто спутником. Так что тут и разговора быть не может, даже если бы я сказала вам «нет», то от этого ничего бы не изменилось, скорее всего вы бы все равно следовали за мной.

Поначалу он слегка опешил, но потом согласился:

– Да, вы правы, мадемуазель, – и грустно одарил меня чистым и невинным взглядом младшего сына главного раввина.

Когда мы вышли с пшеничного поля на луга и дошли до ближайшего пастбища, двое юных пастушков как раз обедали, наворачивая по целому батону хлеба и запивая его молоком. Нашему с Меризо появлению они не очень-то обрадовались, поэтому сначала скорчили недовольные рожи. Что, впрочем, не помешало вскоре сменить гнев на милость и приветствовать нас маслеными ухмылками.

– Здорово, мальчики!

– Привет, подруга! – ответил один из них и, пока я придумывала вопрос, обратился к своему товарищу: – Роскошная телочка, правда? Вот с ней бы я оторвался по полной хотя бы вон в тех кустах.

– Ну ты загнул, братишка. У меня в башке звенит от твоих откровений. Разве можно так говорить о городской дамочке, да еще сестре королевского егермейстера?! Когда-нибудь тебе точно заряд дроби достанется в задницу от ее благодарного братца.

– Ладно, не канючь, разве я не правду сказал?

– Да просто говорить надо умеючи! Видишь, девчонка интереса не проявляет, наверно, никак не поймет. Слышь, подруга, мой приятель хотел предложить тебе свои услуги. Но я лучше растолкую так, что тебе сразу станет вдомек: девчонки в деревне говорили, что ты городская штучка и ищешь сельской любви? Ну так мы не прочь… Я имею в виду – я, ты и этот оболтус Жеримо. Что скажешь, а?

– Послушайте, это возмутительно, – сообразил наконец, что к чему, тайный агент.

Я же без лишних слов шагнула к паренькам и подняла с земли чью-то пастушью палку. Неблагополучная молодежь попробовала отшутиться, но неудачно. У меня уже был хороший опыт борьбы с летающими головами… Озабоченные мальчики бросились врассыпную, но далеко не ушли. Отвешивая крепкие удары, я уже во весь голос сыпала вполне обоснованными угрозами, тут же претворяя их в жизнь. Говорят, их жалостливые вопли разносились далеко по полям, заставляя вздрагивать жителей двух соседних деревень, креститься и шептать: «Это наш Волк на дневную охоту вышел, совсем залютовал, собака!» Потом я слышала, что особо сердобольные люди сразу после этого создали Фонд помощи голодающему соседу. Подразумевался, естественно, «недоедающий» сосед Волк, для которого делались пожертвования в виде съестных припасов, оставляемых на опушке леса раз в три дня. К слову, их тут же разбирали радостные клошары, и с тех пор каторжника больше никто не видел собирающим пошлину за проход через мост.

Но в целом мой поход за деревню прошел безрезультатно, если не считать неожиданно завязавшиеся приятельские отношения с Меризо. Вернувшись обратно, мы застали деревню уже приготовившейся к предстоящему празднику. На площади, разнаряженной цветами, постепенно собирались не менее нарядные сельчане и сельчанки. Фургончик бродячих актеров был превращен в сцену с яркими цветными занавесками, подразумевающими кулисы. Кто-то бойко торговал фруктами и сластями, счастливые дети с визгом носились взад-вперед. У самого края площади, где росли раскидистые деревья, было огорожено место для танцев, там же расставлялись столы. Из трактира, который сегодня переименовывался, доносились разные вкусные запахи. Меризо снова превратился в немого подсматривальщика и подслушивальщика, то есть бескорыстно пакостящего соглядатая. Жослин то и дело проходила мимо меня, высоко задрав нос, но вскоре сдалась. Похоже, я была единственной, кому она еще не рассказала об очередном сверхважном происшествии, о котором она наверняка знала, как всегда, больше всех.

– Не знаю, Жаннет, зачем я еще на тебя дуюсь, ведь оказалось, что ты действительно тут ни при чем, – защебетала она, так и кинувшись ко мне.

– В чем? – спросила я, отступая на шаг.

– Жан Пьер действительно женится, но не на тебе, – приближаясь вплотную, сообщила она тоном, не скрывающим радости оттого, что мне, так же как и ей, не достался этот деревенский покоритель сердец.

Н-да, этот тип представлял собой редкостное сокровище, не оцененное, вероятно, только мной.

– А на ком? – вежливо полюбопытствовала я, думая, как бы поскорей от нее отделаться. Надо было отыскать Алекса с агентом 013, я же их целую вечность не видела – часа четыре, не меньше.

– На Кривой Магдалене, этой толстухе, дочери нашего деревенского старосты Жака Коротышки, – тяжело вздохнув, сообщила мне милая сплетница.

– Может, это тоже неверная информация, – предположила я, стараясь подбодрить девушку, – все опять переменится, может, и свадьбы не будет?

– Как не будет? Я ведь уже сшила платье специально к сегодняшнему дню и приготовила подарок невесте – медный таз, который я собираюсь надеть этой жирной свинье Магдалене на голову и постучать сверху, – возбужденно поделилась со мной Жослин.

– Правильно, – поддержала ее я. – К тому же медный таз – незаменимая вещь в хозяйстве. Я думаю, Магдалена все равно будет рада, он ей потом пригодится для варки варенья.

На лице Жослин после моих слов отразились сомнения. А я, оставив ее в мучительных размышлениях, пошла к нашей гостинице. Подходя к ней, я увидела, что вывеску, знаменующую то, что здесь находится именно трактир «Баран и ворота», а не, скажем, «Козел и копыта», уже успели снять, а окна вымыты. До этого дня я думала, что стекла в них тонированные, оказалось, что нет, и это еще раз подтвердило тот факт, что человеку свойственно ошибаться. Зайдя внутрь, я не нашла там моих товарищей, увидев только несколько вдрызг напившихся деревенских мужиков. Усадив за стол свинью, они пытались заставить ее пить из горла марочную «Вдову Клико», судя по этикетке. Особенно усердствовал местный кюре. Свинья упорно отказывалась, дико визжала от возмущения, вероятно, была большой трезвенницей, и яростно вырывалась, пытаясь цапнуть «благодетелей» за пальцы. Время от времени ей это удавалось, и по залу разносился крик укушенного, мало чем отличавшийся от визга свиньи. В общем, народ веселился вовсю.

Я поднялась наверх. Какая-то необычная тишина. Вообще в гостинице жили не только мы втроем с котом и Алексом, но и еще с десяток постояльцев, как то: школьный учитель, к которому наведывался вечно нетрезвый звонарь; хирург, втихаря практикующийся на лягушках. Он резал их в своем номере, разделывал и тут же сам готовил и съедал – редкий гурман, поэтому он никогда не обедал внизу в трактире, питаясь только результатами своей деятельности. Остальные постояльцы торговали скотом, и эта деревня была, видимо, постоянным местом их дислокации. И говорите после этого, что женщины ненаблюдательны…

Но сейчас, поднявшись до верхней ступеньки, я почувствовала какую-то смутную тревогу. Тишина полная, даже муха не прожужжит, несмотря на жаркий мушиный месяц июль.

– Алекс! – крикнула я. Ответа, естественно, не было. И только я собралась свеситься через перила и спросить у жены трактирщика тетушки Марлон, куда все подевались, – дверь моей комнаты тихо со скрипом открылась.

«Наверно, горничная убирается», – попыталась успокоить себя я, но тревога нарастала. Впрочем, она никак не могла соперничать с разгоравшимся внутри любопытством, которое всегда являлось моим слабым местом.

Тут я услышала шум, веселые голоса на улице и громкий говор внизу. Я поняла по разговору, что это пришли за кюре.

– Невеста и жених уже ждут давно, да и люди начинают выказывать недовольство, святой отец, когда же вы наконец явитесь и соблаговолите начать церемонию.