Аннапурна - Эрцог Морис - Страница 7

– Видел, соваться туда не стоит.

– Холодный душ!

Картина захватывающая, но вряд ли можно надеяться найти приемлемый путь на южном склоне.

– Если будете себя хорошо вести, через два дня покажу вам Аннапурну, – говорит Ишак, только что проделавший вместе с Кузи какие-то тщательные расчеты.

Весь день, сидя под громадными бананами, я руковожу оплатой носильщиков. С любопытством и недоверием они суют свой нос в весы, каждый получает авансом 6 рупий и пачку сигарет "Ред-Лемп", затем благодарит по индийскому обычаю, сложив ладони, и расписывается[27] в ведомости у Ж.Б… Рана. Список все удлиняется. По мере надобности его наращивают, приклеивая дополнительные листы. После окончания операции длина этого документа превышает 4 метра.

Перед тем как пропустить носильщиков через "контроль", Террай распределяет грузы. Он щупает икры, бицепсы, проверяет объем грудной клетки, как он делал, бывало, на своей ферме в Уше. "Сильный человек", как прозвали его шерпы, обращается с самыми тяжелыми тюками с поразительной легкостью. Носильщики посматривают на него с нескрываемым уважением.

Подходя по очереди, они оценивают взглядом груз, прикидывают его вес. Незаметно каждый ревниво посматривает на поклажу другого. С большой ловкостью они сооружают из бамбука и лиан плетеные станки для более удобной переноски груза.

Один за другим разбираются тюки, носильщики поддерживают их с помощью ремня, опоясывающего лоб. Так после 250 километров пути по горным тропам наши 6 тонн груза будут доставлены на головах к месту назначения.

– Вперед, на Тукучу!

Перед нами насколько видит глаз носильщики растянулись по берегу Кали-Гандаки. Вскоре мы доходим до большого притока: это Маянгди-Кхола. Марсель Ишак озадачен:

– Эта река не меньше Гандаки. Судя по карте, ее питает только южный склон Дхаулагири. Но тогда она должна быть не крупнее обычного горного потока![28]

Действительно, если верить карте, маршрут, намеченный для восхождения на Дхаулагири, начинается от нашей базы в Тукуче и, не встречая препятствий, проходит вверх по ущелью, начинающемуся от северного склона. Судя по величине реки, вытекающей из ущелья и впадающей в Маянгди-Кхола, это ущелье, вероятно, спускается на запад, а не по направлению к Тукуче. Если это так, то должен существовать не нанесенный на карту гребень между Тукучей и северным склоном Дхаулагири, что может серьезно помешать нашим планам.

– Н-да, – вынужден я признать, – в предмуссонный период Маянгди-Кхола должна бы быть куда менее многоводной!

– Я догадываюсь, – с поразительной интуицией замечает Ишак, – сюда стекают все воды с севера и с запада.

– Но как же карта?

– Карта неверна! Сомнений нет! Рассуждение кажется мне логичным.

Однако прежде чем отвергать карту, я подожду более веских доказательств.

Забегая вперед, скажу, что эти доказательства были получены и через месяц тайна была раскрыта…

На следующий день, 20 апреля, проходя через Дана, мы стараемся разглядеть гребни и вершины Аннапурны.

– Ну как насчет Аннапурны? Ты нам ее покажешь? – напоминаю я Ишаку.

Аннапурны мы не видим, но перед нами открывается глубокое и извилистое ущелье Миристи-Кхола. По нему проходит четко указанная на карте тропа, ведущая к перевалу Тиличо, откуда по недлинному гребню можно выйти на вершину Аннапурны.

– Не очень-то симпатичное ущелье это Тиличо, – говорит мне Шац.

– Судя по карте, здесь тропа…

Нуаель, поговорив с шикари[29], возвращается с мрачным видом:

– Перевал Тиличо? О нем никто и не слышал!

– Это уж чересчур! Еще один «карточный» фокус!

– Было бы уж слишком здорово, – заявляет Ребюф-фа, – перевал выше 6000 метров, с подходом по прекрасной тропе, а оттуда рукой подать до восьмитысячника!

В дальнейшем разведка района показала, что ущелье Миристи непроходимо, а пресловутый перевал Тиличо находится совсем в другом месте.

Тропа идет по краю пропасти. Сквозь хвойные деревья едва видны бурные грохочущие воды Кришна-Гандаки, время от времени мы проходим мимо шумных водопадов, низвергающихся с известковых стен. Подъем на глаз незаметен, но он ощущается косвенно, по различным признакам: походка становится тяжелой, темп движения замедляется.

В Гасе изумленные Ляшеналь и Террай обнаруживают обувную "фабрику": несколько кустарей в смежных хижинах без передышки отбивают дубленные мочой кожи.

– Работают без клея, – определяет Ляшеналь.

– Ты заметил, Бискант, это не настоящие швы. Они вместо дратвы употребляют тонкие кожаные полоски.

– А куда идут все эти туфли?

По правде говоря, лишь именитые жители города носят обувь. Особенным шиком считается носить ботинки с неза-вязанной шнуровкой. Между прочим, пара горных ботинок, подаренная нами Ж.Б… чрезвычайно повысила его престиж.

Становится прохладнее, так как мы уже на высоте 2000 метров. До Тукучи остается еще 500 метров подъема. Здесь уже больше нет ни бананов, ни риса. Невзрачные злаковые, в основном ячмень. Вдали видны верхние склоны Дхаулагири, испещренные полосами голубого льда. Спускающийся к нам юго-восточный гребень, на который мы до некоторой степени возлагали надежды, тянется без конца, острый как нож, с бесчисленными ледяными «жандармами»[30] и снежными карнизами. Отсюда он выглядит непреодолимым.

Рискуя вывихнуть шею, мы стараемся разглядеть эти гигантские стены, теряющиеся где-то шестью километрами выше, в голубизне небосвода. Темно-коричневые скальные выходы резко вьщеляются на фоне сверкающего снега. Блеск настолько ослепителен, что приходится прищуривать глаза.

У нас не хватает дерзости наметить здесь путь подъема. И все же мы не можем скрыть своей радости! Мы счастливы снова оказаться в горах, счастливы, что можем теперь посвятить все свои усилия достижению основной цели экспедиции. Что касается меня, то наконец я избавлюсь от роли не то начальника транспорта, не то режиссера и превращусь в руководителя альпинистской экспедиции.

Возле селения Лете мы с удивлением и некоторым волнением пересекаем сосновый лес, поразительно похожий на наши альпийские леса. Те же деревья, те же скалы и тот же свежий мох. Мог ли я подозревать, что не пройдет и двух месяцев, как этот чарующий, полный поэзии уголок будет свидетелем моей агонии?

Вскоре наш отряд выходит на обширную каменистую равнину, столетиями подвергавшуюся воздействию капризной и бурной Гандаки. Реке удалось прорезать в толще огромного Гималайского хребта громадный коридор. Прижимая нас к земле, в него с силой врываются мощные беспорядочные вихри. В течение всего года здесь буйствует ветер, уничтожающий всякую растительность. Клубы пыли поднимаются ввысь. Кругом мрачный каменный ад. Ишак, пытаясь как-то закрыться от дико завывающего ветра, кричит мне на ухо:

– Можно подумать, что мы в Каракоруме! Босиком, согнувшись, носильщики двигаются маленькими компактными группами, стараясь укрыться друг за другом. Всем не терпится скорее добраться до Тукучи!

Анг-Таркэ, убежденный буддист, уже чувствует себя как дома. Он увидел над домами Ларджунга развевающиеся священные вымпелы. Шелестя под порывом ветра, они возносят к Богу нескончаемые молитвы.

Вдали, на краю каменной пустыни, появляется селение, украшенное сотнями молитвенных флагштоков и окруженное, как нам кажется, укреплениями.

– Тукуча, сагиб!

Все ускоряют шаг.

Мы переходим вброд бурлящий поток Дамбуш-Кхола, к которому нам придется еще вернуться, и входим в Тукучу.

Вообще говоря, тут не так много народу, как мы ожидали. Нас немедленно окружает толпа ребятишек, с любопытством наблюдающих за каждым нашим шагом. Они барахтаются в протекающем среди улицы арыке, где женщины одновременно моют посуду и берут воду для чая. На порогах домов сидят старики, недоверчиво и подозрительно поглядывающие на этих белых людей, прибывших сюда неизвестно для чего. За несколько минут мы пересекаем селение. Перед нами обширная площадь. Над розовыми стенами буддистского храма развеваются флаги. Хотя место и малопривлекательное, но оно является единственным, пригодным для разбивки лагеря. Над нами возвышается мрачная голая стена утесов, накладывающая грустный отпечаток на окружающую местность.