Заговор Черной Мессы - Белянин Андрей Олегович - Страница 3

– Кто? – сощурился я. – Вы, гражданин, здесь горбатого не лепите, у нас с военными разведчиками разговор короткий – за уши и к стенке!

– А еще честным именем сотрудника милиции прикрывается, – возмущенно поддержала Яга, – Митька, говорит, я! Да ты нашего Митеньку в глаза-то видел? Он парень молодой, ни усов, ни бороды не носит, ликом светел и одет по-русски. А теперь на себя посмотри, нехристь басурманская!

Бедолага встал и торопливо ощупал себя со всех сторон. Потом до него дошло… Он сорвал с головы пестрый тюрбан, почему-то украшенный турьими рогами, сбросил с плеч большой мешок из-под муки с прорезями для рук и головы, снял непонятный платок, обернувший его бедра, как клетчатая шотландская юбка, стер подолом рубахи слой дегтя с лица и окончательно отлепил полуоторванную бороду из лисьего меха.

– Вот он я!

Под нашими тяжелыми взглядами Митька неуверенно потоптался и пустился в торопливые объяснения, не дожидаясь законных вопросов:

– А че я? Че сразу я? Вы ж сами сказали – «не привлекая внимания». Так мою рожу каждая собака в Лукошкине знает. Козе понятно, что, раз человек из милиции интересуется, значит, дело уголовное. Рази ж тут кто правду скажет? Ну вот, переоделся. Сам от купцов заезжих слышал, будто страны есть, где люди черны, аки бесы! Ну, я и… дегтем лицо и руки… слегка того… Костюмец подобрал, опять же, чтоб не узнали. Да ежли б энти узкоглазые меня палкой по затылку не шарахнули, я б их сам всех в один ковер запихал и узлом завязал на память!

– Митька, – еле выдохнул я, почти умирая от хохота, – а рога бычьи какого лешего к тюрбану присобачил? Негры, они, конечно, черные, как бесы, но безрогие, честное слово…

– Правда? – искренне огорчился он. – А я уж думал еще и хвост сзади привесить… Не рискнул, мальчишки б засмеяли.

– Ладно, – отдышались мы с Ягой. – Судя по всему, внимания к операции ты не привлек. Теперь покажи, Христа ради, чего ты тут накалякал?

– Где? Дык… писал я тут. Не видно разве? Даже обидно как-то… Вот ведь нормальными буквами, разборчиво: «ничавонетутиисшоулафкахтоженету».

– Бабуля, это кто ж его, молодца, так грамоте обучил?

– Знамо кто – Филимон, дьяк думского приказу. После дела царского они, почитай, неделю безвылазно в его домишке сидели. Ты ж сам приказал, чтоб он премудрость эту книжную, как там… форсировал! Вот он и подошел со всем старанием…

– Ясненько… Ну что ж, шпион африканский из дружественной Нигерии, марш в баню! Как отмоешься, иди спать, устный доклад отложим на завтра.

К себе наверх я поднимался с тяжелым сердцем. Можно ругать Митьку за все грехи, но одно ясно без проверок: если он ничего не нашел, то в городских лавках черного материала нет! Толкнув дверь, я шагнул в свою комнату, и… кто-то сзади набросил мне что-то на голову и стал душить. Нападающий явно превосходил меня силой и весом, так что перебросить его через себя мне не удалось. Уже тускнеющим сознанием я сообразил прекратить бессмысленную борьбу с зажавшими мое горло лапами и, опустив левую руку, резко ударил противника в пах. Я попал туда, куда надо… Нападавший охнул и ослабил захват. Я вывернулся, кое-как сорвал с головы кусок мокрого шелка и, едва не падая, повис на двери. В слабом лунном свете была видна массивная мужская фигура, скрючившаяся в углу. Внезапно человек поднялся, блеснула узкая полоска стали, но он напрасно решил, что все будет так просто. Оттолкнувшись левой ногой от порога, я повис на руках, и, используя силу движения двери, ударил врага пяткой в грудь. Мужчину снесло к окну, через которое он и вылетел с торжественным звоном!

– Никитушка! Что с тобой, касатик?! – Ко мне бежала перепуганная бабка с ухватом наперевес.

– Все… нормально… – слова давались с трудом, видимо, негодяй все-таки сильно пережал мне горло.

Яга все поняла без слов, быстро осмотрела спальню, ткнула ухватом под кровать и высунулась в окно.

– Убег… – с сожалением доложила она. – Что ж это такое деется? Из-за каких-то тряпок на самого участкового злоумышленничать надумали… Не дело это. С утра потребую, чтоб наряд стрелецкий цельные сутки, в две смены, терем наш от злодеев охранял!

– Терем им не нужен. Им нужен я… почему?

– Нет уж, милок! – строго заявила Яга. – В прошлый раз, чтоб до тебя добраться, шамаханы дом мой жгли, красного петуха пускали. А в энтот раз чего удумают? Ну как порохом взорвут?!

– Уф… прямо какие-то арабские террористы… Что это?

– Где?

– Да вот. – Я поднял с пола кусок черной материи. – Шелк. Он набросил мне это на голову. Между прочим, цвет тот самый, как в ориентировках по поиску похищенного товара.

– Ну и что с того?

– Не знаю. Пока не знаю. А Митька где?

– В бане, где ему быть, – пожала плечами разгоряченная старушка. – Дак… и вправду, чей-то долго его нет… Не случилось чего?

Мы поспешили вниз. Баня находилась во дворе, рядом с порубом. Судя по луже воды и следам сапог, здесь тоже не обошлось без покушения. Боже ты мой, если они ему хоть что-то сделали! Я рванул дверь баньки. Показалось густейшее облако пара, и грозный Митькин голос визгливо проорал:

– Не подходи! Живым не дамся!

В то же мгновение на нас с Ягой выплеснулся целый жбан кипятка! Как мы умудрились отпрыгнуть в стороны – ума не приложу. Мне, человеку молодому и тренированному, это далось с трудом, что уж говорить о бабкином прыжке с кувырком-переворотом…

– Митька, дубина! Не дури! Это я, слышишь.

– Ба… воевода-батюшка? – недоверчиво спросил он, и из облака пара вышел красный, как вареный рак, наш вымытый сослуживец. Он прикрывался деревянной бадейкой и выглядел несколько напуганным.

– Что случилось?

– Так и я о том же спросить хотел. Случилось чего?

– Давай первый рассказывай.

– Че ж тут скажешь? Моюсь, согласно вашим начальственным указаниям. Вроде кто-то в дверь – шасть! Я смотрю – мужик, весь в черном, глаза злые, а в руке ножик. Так, думаю, не колбасу он сюда резать пришел. А зачем? Ну, спрашивать не стал, просто дал ему, вон, шайкой по зубам – он за двери и выпал. Я – к котлу с кипятком, полную бадью зачерпнул, жду… тут дверь опять открывается. Ну и все… я как… а это вы… Предупреждать же надо!

– Вот мы и бежали, чтоб тебя, дурака предупредить, – заворчала Баба Яга, она уже дважды поднималась из горячей лужи и дважды поскальзывалась вновь. На третьей попытке она плюхнулась и разразилась полновесной бранью, так и сидя в грязи: – Что ж ты, охальник, на пожилых людей кипятком-то плещешь? Мало тебя не пырнули, мало Никиту Иваныча не придушили – так то хоть враги! А на меня что ж, свои же сотрудники покушения устраивают?!

Мы кинулись спасать рассерженную старушку. Митька, отбросив шайку, шагнул шире, чем я, и легко поднял Бабу Ягу. Но, узрев перед собой голого мужчину, моя домохозяйка аж побурела и возопила как резаная:

– Пусти, бесстыдник!!! Хоть бы срам ладошками прикрыл!.. Да я из тебя!..

Договорить бабке не удалось, Митька послушно разжал руки, и Яга вновь грохнулась в лужу! Грязь так и брызнула взрывом во все стороны. Теперь уже мы все трое были «чистыми», как чушки.

– Ирод… – тихо и со значением произнесла бабка.

Я деликатно поставил ее на ноги. Митяй не нашел ничего умнее, как поклониться нам до земли и, сверкая голыми ягодицами, упрыгать назад в баньку.

– Иди и ты с ним, касатик. Чистое белье я принесу. С тер… как это? террористами твоими завтра разберемся, есть у меня одна задумка. Утро вечера мудренее…

До завтрака Яга хранила таинственное молчание. После чая она села напротив меня и сама начала серьезный разговор:

– Вот что, Никита Иванович, ты у нас начальник, тебе и решать. А только я, старая, одно предложение имею. Хочу на операцию пойти.

– Что-нибудь серьезное? – встревожился я. – В вашем возрасте ложиться на стол к хирургу – дело рискованное. Кто оперировать-то будет?

– Оперировать? – не сразу уловила бабка. – Ну, я ж говорю, ты начальник, ты и оперируй!

– Я?!