Самба «Шабаш» - Эрве Жюбер - Страница 54

— Или что? Не забывайте, Арчи, вы мой пленник.

Он вдруг выхватил из кармана маленький пистолет и принялся переводить его с Гарнье на Баньши и обратно.

— Ого-го, — успокоительно протянул ликантроп, всегда опасавшийся огнестрельного оружия.

— Вы заставляете меня принимать силовые методы, — предупредила Кармилла.

Она не сделала ни жеста, не произнесла ни слова, но двинулась на муниципа, который уже жал на спусковой крючок... Но выстрел не прогремел. Она вырвала пистолет из его руки, бросила назад Гарнье, который откинул его в сторону, как раскаленный предмет. Колдунья отвела голову муниципа назад, силой раздвинула ему губы, откупорила пузырек и вылила его содержимое в рот. Потом отступила, возвращая муниципу свободу действий.

Арчибальд Фулд огляделся, коснулся кончиками пальцев стенки, словно удостоверяясь в реальности происходящего. Его глаза скользнули по человеку-волку, остановились на Баньши. Лицо его осветилось.

— Кармилла.

По его щекам покатились слезы признательности. Он был потрясен, что видит ее. Он хотел двинуться вперед, преодолеть разделяющие их два метра, схватить ее в объятия, поцеловать... Кармилла вытянула правую руку, растопырила пальцы. Муницип застыл, оказавшись в полной ее власти.

— Вы меня любите, не так ли, мой маленький Арчи?

— Я люблю вас, я обожаю вас, я живу только ради вас. Гарнье нахмурился.

— Полагаю, вы готовы умереть за меня?

— Да! — выкрикнул муницип, падая на колени и обнажая грудь. — Если надо, то я умру за вас.

Позади Фулда открылся люк — за ним показались желтые воды реки. Машина наполнилась зловонным запахом. По поверхности воды двигались длинные тени. Кайманы. Гарнье инстинктивно выпустил когти.

— Настал момент пожертвовать собой ради нашей чудесной, нерушимой и идеальной любви, Арчибальд.

Он обернулся, увидел рептилий, скопившихся рядом с гидросамолетом. Его глаза наполнились ужасом. Орхидея обращала в рабство, но позволяла рабу — высшая утонченность — осознать, к чему принуждает чужая воля. Он зашептал, отступая к болоту:

— Понимаю. Я люблю и буду любить вас. Вечно. Фулд слышал за спиной плеск воды. Душу его терзал ужас, но губы застыли в улыбке, которая, как он надеялся, может успокоить колдунью. Он не мог позволить себе опечалить любимую Кармиллу. Он пожертвует собой, подав пример. Он храбро сделал еще шаг назад.

Один кайман выпрыгнул из воды и ухватил его за бедра. Муницип без единого стона исчез, вытянув вверх руки. Вода вскипела и тут же стала гладкой. Кармилла выбросила пустую бутылку в болото, закрыла люк и пошла по коридору, потирая руки.

— Вам известно, что эти рептилии держат свою добычу несколько дней в своеобразных сетях, чтобы она хорошенько протухла? — осведомилась колдунья. — Изобретательность Природы всегда восхищала меня.

— Если хотели скормить его кому-то, могли бы оставить мне на закуску, — прохрипел Гарнье. — Меня тошнит от замороженных продуктов.

Умеет показать беззаботность, подумала Баньши. Ибо Гарнье испытывал страх. Животный страх, исходящий от него, не обманывал. Кармилла втянула в себя воздух и насладилась им, как самыми изысканными духами.

ГЛАВА 47

Эрнсту Пишенетту путешествие показалось мгновенным. Едва он успел приоткрыть глаза при внезапном взлете, как Котел Дьявола сменился видом стен, состоящих из разбитых скульптур. Он глянул на темное небо, прошитое сверкающими звездами, на землю, укрытую слоем белой пыли. Сорвал с себя оба колье отолитов, не задумываясь, почему на нем их было два, а не одно, сунул камни в карман и пробормотал:

— Ну вот, Эрнст влип, как всегда.

Журналист, проживший долгое время среди облаков, сразу освоился с другой силой тяжести. В лунной пыли тянулась цепочка следов. Он двинулся по этой тропке огромными прыжками кенгуру и вскоре очутился у стены головокружительной высоты. Единственная дверь, позволявшая проникнуть внутрь, была открыта. Последний прыжок, и он оказался на самом верху каменной лестницы. Он тут же узнал место, поскольку не раз любовался им вместе с пиратами.

— Долина сокровищ, — выдохнул он.

Но находка ставила перед ним неразрешимую проблему. Александрия Последняя угасла, лишилась жизни, местами была разрушена. Под куполом сила тяжести была земной. Пишенетт спустился по лестнице вниз и по следам направился к обелиску, пирамидальная вершина которого была тусклой, холодной и серой. Здесь следы петляли и перепутывались. Этот Мартино, если это был он, не раз проходил здесь.

— Проклятие! И как отыскать его?

До его ушей донесся звук. Человеческий голос. Пишенетт устремился в одну из улиц, повернул, пошел по галерее, свод которой поддерживали атланты. Мозаичные стены изображали античные города. Афины, Рим, Ктесифон, Офир и его знаменитые золотые копи. Украшения сводов были выполнены из драгоценных металлов. Среди виноградников из сплава золота и серебра порхали и отдыхали серебряные птицы.

Галерея вывела на площадь в виде бассейна. Именно здесь меморион указывал на сокровищницу. Но впадина была пуста, если не считать человека с бычьей головой высотой четыре метра, который застыл в самом центре.

Пишенетт, спрятавшись за столбом, решил выждать. Голос доносился из квадратного здания по другую сторону площади. На его плоской крыше высилась коринфская колонна. Через приоткрытую дверь сочился свет.

По истечении четверти часа тщетного ожидания — чудовище, стоявшее спиной к нему, даже не шелохнулось — Пишенетт рванулся вперед. Он по возможности бесшумно добежал до дома и толкнул дверь. У входа за столом сидел человек. Его освещало веселое пламя костра. Помещение было значительно больше, чем казалось снаружи. Сколько хватал глаз, тянулись каменные столы, заваленные разными предметами и инструментами. Стены с множеством квадратных ниш, в которых лежали пергаментные свитки, придавали залу вид колумбария.

— Призываю своих друзей по Эфиру, — повторял человек. — Если вы меня слышите, свяжитесь с Клубом лунатиков на планете Земля. Мое имя Клеман Мартино. И я...

Он в сомнении замолчал, понимая, что слишком часто повторял послание. Пишенетт решил, что пора сообщить о своем присутствии. Но ему помешал Мартино, который в приступе ярости завершил свою речь.

— И мне надоело питаться фасолью!

Вскочил, обернулся и разинул рот. Журналист, прибывший с Улуфануа, был одет в яркую рубашку и шорты, украшенные тропическими цветами. Мартино — со спутанной шапкой волос, в тиковом пиджаке и брюках машиниста — не сводил взгляда с призрака. После смерти Сюзи он перестал видеть сны.

— Теперь у меня галлюцинации наяву, — произнес он, почесывая затылок.

И бросился на видение с намерением отослать его в мир подсознательных миражей, откуда то явилось. Тела Мартино и Пишенетта с силой столкнулись.

— У вас с головой в порядке? — вскричал журналист.

— Но... вы реальны?

— Конечно, реален, ослиная голова! Меня послал Клуб лунатиков. Пишенетт, Эрнст Пишенетт, к вашим услугам. Нет, надо же!

Мартино отступил и скрестил руки на груди.

— Пишенетт... Автор «Ужасающих преступлений и знаменитых убийц»?

Молодой человек был следователем, пока не открыл в себе способность к колдовству. А потому собрал неплохую библиотеку полицейских дел, оставшуюся в Базеле и, несомненно, сожженную огнеметами милицейских драконов.

— Ее автор — мой отец.

Мартино схватил руку гостя и принялся с силой трясти ее.

— Потрясающе! Наконец мне помогли! И я смогу покинуть это удручающее место.

Он попытался застегнуть пуговицы пиджака. Пишенетт, понимая, в какие неприятности вляпался, ошарашенно оглядывался. Тоска сжимала сердце.

— Только не говорите, что не знаете, как отсюда выбраться. — В голосе хозяина послышалось беспокойство.

Они организовали вакханалию в приступе безумного энтузиазма. Но забыли позаботиться о возвращении. Мартино рухнул на табурет, едва сдержав вопль отчаяния. Потом попытался оценить положительную сторону ситуации. У него появился компаньон, к тому же человек достойный. Вдвоем они сумеют выбраться из Александрии Последней.