Критическая Масса, 2006, № 4 - Журнал Критическая Масса - Страница 15

Боулз Тут им удавалось воплощать свои фантазии проще, чем в Европе или США. То есть я хочу сказать, что у них уже были эти фантазии, и они могли попробовать воплотить их где угодно.

Бисхофф Но у каждого свои фантазии, это не значит, что ты сходишь с ума!

Боулз Разумеется. Но обычно видишь границу между фантазией и реальностью. Так что я думаю, что многие, кто приехал сюда, сошли с ума, потому что они потеряли ощущение этой границы. Они спутали фантазию и реальность — не знаю, почему. Может быть, это связано с кифом, смесью кифа и алкоголя, или с тем, что здесь удавалось осуществить свои сексуальные фантазии, на которые в других странах не хватило бы денег. Секс здесь очень дешевый. Так что они могли заниматься тем, о чем мечтали. Думаю, что это связано: это отчасти и свело их с ума.

Бисхофф Вы думаете, что осуществление сексуальных фантазий сводит человека с ума?

Боулз Да, конечно! Разумеется, это зависит от того, в чем состоят ваши фантазии. Если они не очень необычны, вы можете воплотить их в Европе и Америке. Но если они действительно за гранью всего… (смеется ) тогда вам следует приехать сюда или в другую страну Третьего мира, где вы можете платить людям очень скромные суммы, чтобы они делали всякие странные вещи. Думаю, что это очень связано с сумасшествием. Поначалу у тебя возникает мысль, что ты можешь делать все, что угодно. А потом тебя уже ничего не может остановить, и ты перережешь кому-то горло, если это твоя фантазия. Ты так и делаешь, особенно если не думаешь, что тебя поймают.

Бисхофф Вокруг вас было много сумасшедших.

Боулз Всегда, да, я знаю. Очень много! Мне кажется, я привлекаю безумцев, сам не знаю почему. Я все время замечал это в Мексике. Когда я ехал в поезде и в вагон заходил какой-то псих, он немедленно смотрел на меня и сразу шел ко мне. Я думал: «Боже мой! Эта женщина сумасшедшая, этот мужчина — сумасшедший…» А они подходили, садились и заводили со мной разговор.

Бисхофф Наверное, вы посылали некие сигналы…

Боулз Ну, если я и посылаю какой-то сигнал, то это «Не лезьте ко мне, отстаньте!»

Перевод с английского и примечания

Дмитрия Волчека

1 Саймон Бисхофф (р. 1951) — фотограф и кинорежиссер. Фрагменты записей его разговоров с Полом Боулзом публикуются по изданию: Paul Bowles. How Could I Send a Picture Into the Desert? Zurich : Scalo, 1994.

2 Ахмед Якуби (1931—1985) марокканский художник, друг Пола Боулза.

3 Он не может сюда войти, мсье (фр.).

4 Он наш враг (фр.).

5 Пятизвездный отель в Танжере.

6 Майкл Роджерс (р. 1950) — журналист и писатель. Выражение «танжерский образ жизни» он использовал в интервью с Боулзом, опубликованном в 1974 году в журнале Rolling Stone.

7 Книга Жиля Перро «Наш друг король» (1990).

8 Университет в Фесе, построенный в IX веке н. э.

9 Джейн Боулз (1917—1973) — писатель, жена Пола Боулза.

10 Марокканская женщина (от имени дочери пророка Мухаммеда — Фатимы).

11 Французские миссионеры в Африке.

12 Низкий обеденный столик.

13 Альфред Честер (1928—1971) — американский прозаик и литературный критик.

14 Шерифа — прозвище Амины Бакалии, танжерской подруги Джейн Боулз.

15 Мохаммед Мрабет (р. 1936) — марокканский сказитель, истории которого записывал и переводил Пол Боулз.

16 Либби Хольман (1904—1971) — американская певица.

17 Роман Джейн Боулз «Две серьезные дамы» (1943).

18 Русский перевод рассказов опубликован в сборнике П. Боулза «Нежная добыча». Тверь: Kolonna Publications, 2005.

Кровь и песок. Елена Фанайлова о путешествии в Танжер

В Танжер мы с подругой, помешанной со времен студенчества на мавританской Испании, отправились с европейской туристической группой из Коста-дель-Соль. Было начало октября. Стояла жара. Сначала мы долго ехали на автобусе по андалузскому побережью. Потом пересекали Гибралтар на пароме. На таможне нас вели гуськом, как животных. Потом (опять долго) стояли в стеклянном и металлическом коридоре, он неумолимо нагревался, хотелось спать, мы встали в шесть утра. В очереди были люди в мусульманской одежде. Она была темной, коричневой, черной, серой, белой и закрытой. Волны били в борт. Гибралтар, Лабрадор. Слепящий свет шел от океана. Было жарко, было светло, было туманно, однако светло. Туманно, туманно, светло, светло, пронизывающе зябко и жарко, тошнило, подкатывало, как на волнах, как в теле зараженного брюшным тифом писателя, который решил, что реальность (Африки, в его случае) важнее профессии. Боулз умертвил этого героя за ненадобностью миру, убил свою часть. Он плохо описал траур, но очень хорошо — сопутствующее ему освобождение. Некоторые потерявшие близких сходят с ума и ебутся как подорванные, уже безлично. Уходят от мира. Слева оставалась гора Гибралтар, а потом довольно скоро показалось гористое африканское побережье. Я послала sms Скидану: Саша, не могу поверить, я в Танжере. Он ответил: передай привет Полу и его слепящей тьме.

О Боулзе в Танжере можно не думать специально. Просто все, что ты видишь вокруг, является им. Я не искала дома Боулза, госпиталя Боулза, могилы Боулза, каких-то специально указанных им на письме знаков, меморий, мест преткновения. Времени на это было не положено, поняла я с тоскою: если кто-то отстанет от гида, дела его не будут хороши. Нас быстро вели по асфальтовому коридору от пристани до набережной, она же — длинная улица вдоль берега. Первое, что мы увидели в городе — вереницу белых грязноватых двухэтажных колониальных отелей, совершенно прекрасных, идеальных в своих человеческих пропорциях. Эти отели видят Порт и Кэтрин Морсби незадолго до того, как (последовательно) погибнуть и подвинуться рассудком, в фильме Бертолуччи, когда они сходят с трапа корабля. То есть эти отели видит любой, кто прибывает в Танжер морем. Верблюды на длинном побережье двигались как во сне. Народ — тоже. Рамадан, объяснил местный гид, довольно противный малый, позволявший себе скабрезные шутки, а пожилые англичанки из нашей группы подхихикивали, рамадан, горожане выйдут из домов с наступлением темноты. Это довольно волнующее чувство, стоять на берегу Африки. Свет там ярче, безжалостнее, чем в Европе, морские волны длиннее. Пара парней катались на серфе. Еще пара медленно двигалась вдоль океана без явной цели. Окраины Танжера, спускающиеся к воде, застраиваются панельным жильем. Король начал, рассказывает гид, большое строительство жилья. Много людей заняты на стройках, но сейчас рамадан. Нас повезли по городу. Народ очень даже ходил по делам. Редкие местные европейцы, и мужчины, и женщины, были одеты как арабы: в длинные темные плащи с капюшонами и хлопковые штаны. Эта одежда спасает от жары и ветра. На ногах либо кроссовки, либо местные сандалии с ремешком, охватывающим большой палец. Мы заглядывали в волшебные подворотни, где пахло мочой и разложением. Многие кафе были закрыты навсегда. Мы спустились к площади с фонтаном и прошли в торговую часть города, в узкие, пестрые от ковров, свисающих с балконов, улицы, похожие на Стамбул и Тбилиси. В турпрограмму входило посещение аутентичного ресторана. Заведение было дивным, старинный особняк с бело-голубыми изразцами в орнаментах, на его ступенях мальчик лет десяти, пораженный какой-то аутентичной же болезнью, полуслепой, пытался продавать игрушечных верблюдов. Ему давали деньги из жалости. Его товарищи-попрошайки присоединились к нашей туристической веренице несколько позже, когда мы совершили положенные по программе обирания богатеньких европейцев покупки в лавках: кожевенной, мануфактурной, парфюмерной и серебряной. Я купила кожаные сандалии родом из Феса, мифического города национального освобождения, где разворачивается действие «Дома паука» и где ныне, похоже, производится все торговое достояние Марокко, и черный плащ для Скидана, потому что у Боулза такой имелся наверняка. Нам показали волшебные ковры, которые ткутся вручную по старым бедуинским образцам. Никто из наших европейских спутников не был настолько состоятелен, чтобы позволить себе подобную роскошь. Потом мы опять шли по узким, для одного почти человека, улицам. Местная старуха брезгливо ткнула пальцем в спину молодую англичанку, этим пальцем как-то сильно поведя вправо и так отодвинув чужестранку с пути. Мальчишка лет двенадцати сказал что-то ужасное, типа «рака», прямо в лица трем двадцатилетним датчанкам, они курили. Гид настоял, чтобы они погасили сигареты, потому что рамадан, и надо уважать обычаи страны, а у нас есть и синагога, и католический храм, нет никакого религиозного противостояния, и они затушили бычки о камни улицы, но окурки не бросили, взяли с собой. Банда малолетних преступников шла за нами до самого парома, выклянчивая деньги и пытаясь продать разный мелкий хлам со словами: в Испании нет такой туалетной бумаги. Похоже, они делятся с гидами. В отличие от Порта Морсби, оказавшегося в такой же ситуации, я не утешаю себя мыслью, что все страдание мира делится меж людьми поровну, понятно же, что кому-то его достается намного больше, мне было неприятно принадлежать к благополучному миру, и эти наглые малолетки прямо-таки тыкали мне в нос своим безжалостным превосходством неимущих и жадных оторв.