Кувырок через голову - Журавлева Зоя Евгеньевна - Страница 28

— А она придет? — спросила Ася.

Она еще всхлипывала, не могла так сразу остановиться.

— Куда она денется, — объясняет мама. — Залезла небось на чердак и отсиживается теперь. Тоже ведь понимает, что сделала! Она же сообразительная…

— А вдруг на улицу выскочит?

Ася спросила и сама испугалась. На улице Мария-Антуанетта сразу может пропасть! Ее каждый возьмет. Она ж чистокровно-сиамская, не какая-нибудь.

— Придется искать, — согласился папа.

На лестнице Марии-Антуанетты уже не было.

Во все квартиры звонили — нет, никто не видел.

Тогда папа взял фонарик, и они с Асей полезли на чердак.

Туда, в самый дальний угол, и забилась Мария-Антуанетта. Под паутину. И молчала, как её ни кричали. Ася едва к ней подлезла. Поймала все-таки наконец! И вдруг услышала, как у Марии-Антуанетты часто и больно колотится сердце. Вдруг именно ощутила — как больно! И тут, прижимая к себе Марию-Антуанетту, Ася вдруг почувствовала, что именно Туська, со своим этим дрожащим сердцем, ей сейчас ближе всех на свете. Наверное потому, что она тоже виновата. Хоть она и хищник! И Ася навсегда виновата, больше никто. Остальные тут ни при чем, даже папа с мамой…

Папа уже их звал, призывно мигая фонариком.

А Ася все сидела, скорчившись в самом дальнем углу пыльного чердака, гладила Марию-Антуанетту и, глотая слезы, как-то особенно скорбно и сиротливо чувствовала общую их с Туськой вину…

Потом уж папа их все же оттуда вытащил.

А Мадам назавтра подарили знакомым тети Веры по ветеринарной поликлинике, у которых был чечетка Жоржик. Но Мадам не обрадовалась этому Жоржику. Она была печальна, когда ее дарили, и, наверное, все думала о своем Паскале. Хотя не знала, к счастью, какая страшная участь его постигла. И кто в этом виноват. Асю она, по крайней мере, на прощанье дружелюбно клюнула в щеку. Ася так ее и запомнила на всю жизнь — печальной, но дружелюбной…

Родство душ

Ася проснулась оттого, что где-то рядом поют: Проспала? Нет, будильник еще не звенел. Это рядом, за стенкой.

Босиком побежала в большую комнату.

Уж Константин шарахнулся из-под двери и скрылся в ванной. Наверняка подслушивал. Он, вообще-то, музыкальный.

В большой комнате за пианино сидел папа, и руки его лихо бежали по клавишам. Пианино гремело. Папино лицо горделиво приподнято, будто он Сенатор. Редкие волосы, где еще не лысина, разлохматились вольно и встали надо лбом дыбом. Во всей папиной фигуре за пианино была сейчас такая молодецкая удаль и широкий степной размах, что Ася обмерла на пороге.

Про «широкий степной размах» Ася недавно где-то читала…

Папа музыке никогда не учился. Он даже нот не знает. Просто садится за пианино и играет, что хочет. Когда-то в студенческом оркестре играл. Но никто не верит, что он не учился.

Близко за папиным плечом стоит тетя Кира из Мурманска. Вот это кто приехал! Тетей Кирой ее все равно никто не зовет. Все — и Ася тоже — называют просто «Кирилл». «Высшая ступень родства душ», — как объясняет мама. Кирилл вроде сейчас стоит, но кажется, что она уже пустилась вприсядку. Или подпрыгнула до потолка. «Существует только в неустанном и неостановимом движении», — как мама объясняет. Как мячик! Ее невозможно удержать. Только мячик круглый, а Кирилл — наоборот — тоненькая. У нее сейчас такой свеже-приподнятый вид, какой у Кирилла всегда бывает после бессонной ночи в поезде. На Кирилле блестящая юбка-колокольчик и кофточка, вся из кружев. Сама все, конечно, сделала — юбку, кофточку, кружева и плетеный браслет на тонком запястье.

Кирилл толкает папу сзади рукой и требует:

— Юрка, голос!

Фингал сразу поднял голову. Но это же не ему!

Папа молодецки ударил по клавишам, и они с Кириллом запели:

Чего разлегся, как паштет

На свежем бутерброде?…

— Стоп! — крикнул папа. — Таня, так?

— Все равно, — мама машет рукой. — Пусть так…

Мама машет с усталым видом творца, которому все теперь безразлично. Его творение все равно уже оторвалось от его души и живет теперь в большом мире по чужим и неуправляемым законам. А творцу остались только усталость и пустота.

— Может, лучше — «на теплом»? — сомневается папа. — На теплом бутерброде паштет как раз растекается. Простая логика!

Вечно этот папа в поэзии ищет логику.

— Ладно, — машет мама рукой. — Пускай…

От творца ничего уже не зависит.

— Голос! — требует Кирилл. — Юрка, голос!

Папа ударил по клавишам, и они с Кириллом запели:

— Дон… Дон… Дон… — задыхается пианино.

Мама громких звуков в доме не любит. Звуки ей мешают сосредоточиться. Когда папа громко играет, маме кажется, что где-то под окнами тупым перочинным ножом перепиливают водосточную трубу. Честно говоря, если папа играет тихо, маме то же самое кажется. Слуха нет совершенно! И с этим ужасным маминым недостатком Асе с папой приходится все время мириться.

Но сейчас маме нравится.

Она даже ногой отбивает смутный какой-то ритм. Этот ритм, если разобраться, наверняка абсолютно не музыкальный. Может даже этот ритм — аритмичный. Но маме нравится.

Именно этих слов, что папа с Кириллом сейчас поют, Ася не знает, но вообще — это обычная гостевая песня. Слова меняются с каждым гостем. Как песенки у Винни Пуха — на разные случаи жизни. А гостевая песня нужна, чтобы сохранялась праздничность души. Даже если каждый день гости!

Ведь именно гости — это повседневность настоящего дома…

На прошлый Новый год Ася, мама и папа уехали в Москву. Тоже, нашли время! А к ним в Ленинград в этот же вечер вдруг прилетели дядя Олег из Саратова, Ищенко из Ашхабада, Геннадий Васильич из Вильнюса, он был с сыном, и Тамара Замойская с Сахалина. Они все столкнулись на лестничной площадке у закрытой двери. А, между прочим, друг друга никто не знал. По крайней мере — в лицо. Так-то они друг о друге от мамы слышали, что они есть. Но встречаться не приходилось. Когда они вдруг сошлись на площадке, то сперва подозрительно друг на друга глядели. Мол, чего это он тоже сюда звонит, этот тип? Чего ему нужно? Может, у него ключ?

А ключа ни у кого не было. Никаких не хватит ключей — рассылать по всему Союзу.

Ключ был только у соседки снизу. Не успели Ася, мама и папа в Москве раздеться с дороги, соседка уже звонит. Она так встревожена! Ей почему-то кажется, что ее сейчас ограбят! Там на лестнице какие-то люди. Смеются. Маму ругают. Колотятся в дверь. У нее уже спрашивали про ключ. Она не дала! Теперь звонит, что ей делать? Спать она не ляжет, будет всю ночь за ними следить, но прямо чувствует, что эта новогодняя ночь ей дорого обойдется. Она паспорта у них поглядела, записала фамилии. Вот они, эти фамилии. Может, мама кого-нибудь опознает?

«Всех опознаю! — закричала в телефон мама. — Скорее отдайте ключ. Это друзья!» — «Все сразу?» — удивилась соседка. Ключ она отдала, раз мама приказывает.

Но у нее в эту новогоднюю ночь был сердечный приступ, «на почве ключа». Так соседка снизу потом рассказывала, когда Ася, мама и папа наконец вернулись. Больше она их ключа никогда не возьмет! Мама расстроилась. Почему же она не возьмет? Вдруг кто-нибудь приедет, когда никого нет в квартире? Именно поэтому соседка снизу и не возьмет! Но все же над мамой сжалилась и велела, чтобы мама ей написала список, кому давать ключ. С фамилиями. С полными именами. И из какого города. «А если это поселок?» Из поселка — тоже.

Мама сперва легкомысленно пообещала такой список составить. Неделю мучилась! Откуда же она знает, кто вдруг может приехать? Как их всех перечислить? Некоторые фамилии мама забыла. Или вообще — никогда не знала. Забыла, может, спросить. А если она с этими друзьями, например, на Дальнем Востоке тонула? Или ходила за женьшенем в тайгу? Или лезла в горы в Киргизии? Может, они мамин адрес помнят. Вдруг они приедут, а их в списке нету? Мама неделю промучилась и побежала опять к соседке снизу. «Не нужно никакого списка. Просто, если кто-нибудь наш ключ спросит, вы сразу давайте». — »Любому давать?» — удивилась соседка. «Не любому, — объясняет мама, — а только тому, кто спросит». — »Любому, кто спросит?» Непонятливая какая! «Ну да, — подтвердила мама. — Если человеку не нужно, он же не спросит». Соседка снизу почувствовала, что у нее опять начинается сердечный приступ. «А если это плохой человек?» — говорит. «Плохой не спросит, — объяснила мама. — Зачем ему наш ключ?» Нет, так соседка снизу не может.