Риелтор - Житков Андрей - Страница 18

«И куда им такие бабки? — думал Вадим, глядя на мелькающие купюры. — Будут жить в халупе с тараканами да крысами, мочить корки для беззубых ртов. Нет, часть денег они себе, конечно, оставят, чтобы пожить напоследок по-человечески, но большая наверняка уйдет детям или внукам „на разживу“, на баловство, на „прибамбасы“. А может, кто из наследников в долги влез, вот его и поставили на счетчик, как это часто случается в современной жизни — положили жизнь на кон, и теперь старикам приходится выручать его из беды? Большой город — много зла. Впрочем, незачем ему нос в чужие дела совать! Его дело — ячейки открывать, договоры подписывать, авансы считать.

Кассирша положила деньги в инкассаторскую сумку, заклеила ее бумажками с печатями.

— Пойдемте, — сказала она.

Вадим провел клиентов через операционный зал, по коридору, ведущему к сейфовой комнате. Они с заведующей банка открыли своими ключами ячейку, кассирша положила в нее мешок. Странно, но Вадим Георгиевич любил именно этот момент, когда у покупателя на руках денег уже нет, а у продавца их еще нет. Они лежат в сейфе, от которого у него ключ… Иногда нет-нет, да и мелькала шальная мысль: а что, если на очень крупной сделке взять да и «кинуть» всех. Только на очень крупной — какая-нибудь там шестикомнатная в центре, с евроремонтом, консьержкой и прочими наворотами… Предварительно взять билет в хорошую страну с теплым климатом и… как только клиенты отправятся к нотариусу, всю эту наличность умыкнуть. Пока они его тут с собаками ищут, он уже с мулатками кокосы будет жрать. Где Ляпкин-Тяпкин? А нет Ляпкина-Тяпкина, исчез в непроходимых джунглях Тасмании с паспортом на имя Шарля Балли. Но нет, все это блеф и провокация со стороны его подсознательного жадного «Я»: он не может вскрыть ячейку один, без клиентов, сейчас заведующая выдаст банковские бумаги, согласно которым сейф можно будет открыть только в присутствии трех сторон: его, риелтора, представителя фирмы «Гарант», гавриков пенсионеров и счастливого покупателя. Так что вот он, Ляпкин-Тяпкин, без паспорта на имя Шарля Балли, без билета в солнечную Тасманию, где мулатки жрут кокосы с каким-нибудь другим проходимцем…

Выйдя из банка, Вадим Георгиевич взглянул на часы — через двадцать пять минут у нотариуса обед: соваться бесполезно. Придется час с небольшим где-то коротать время.

— Ну что же, уважаемые господа, предлагаю вам через час встретиться у нотариуса. Только, ради бога, не опаздывайте. У нотариуса! Вам понятно, Савелий Андреевич? — произнес Вадим, повысив голос.

— Слушайте, а чего вам мучиться? —неожиданно предложил старик. — Поедем к нам, пообедаем, чайку попьем.

Вадим переглянулся с Катей, посмотрел на Станислава Павловича.

— А мы вас такой компанией не обременим?

— Да что вы, мы всегда гостям рады! — улыбнулась старушка.

В квартире на Цветном Вадим Георгиевич был впервые. Он обошел комнаты, цепким взглядом отмечая достоинства и недостатки объекта, заглянул в кладовки. Ему понравился изящный, украшенный чугунными завитками балкон, толстые, наверное в метр, стены с широкими подоконниками, на которых стояли разросшиеся во все окна цветы. Он любил дух таких домов, особый запах, оставшийся здесь еще с доисторических времен, такой забытый, незнакомый, будто перелистываешь страницы древней книги или альбом с засушенными травами, в котором ловеласы прошлого века оставили пошлые стишки, написанные каллиграфическим почерком с вензельками и крендельками.

Неожиданно Вадим вспомнил о покойнике — каком-то сумасшедшем родственнике, повесившемся здесь месяц назад, и запах прошлого обаяния тут же исчез, сменился другим, сладковатым, неприятным, тошнотворным. Подробностей этой трагедии он не знал, хотя мог бы, конечно, узнать у Кати, да только не нужны они ему были вовсе. Чем меньше влезаешь в личную жизнь клиентов, тем спокойней спишь.

Вадим Георгиевич брезгливо отер о платок руки, которыми только что прикасался к крышке старого рояля со стертыми клавишами. «Ваши пальцы пахнут ладаном»… Вот только клиенту по поводу родственничка лучше бы ничего не знать, а то еще взбрыкнет в последний момент. «В доме повешенного», как говорится…

Их пригласили в гостиную, за круглый стол под шелковым абажуром. Такой, кажется, висел у его деда, когда Вадиму было лет пять.

Старушка принесла гороховый суп, старик выставил стопки и графин с остатками коньяка.

— Ну что же, давайте за наше ответственное мероприятие, — предложил Савелий Андреевич, открывая графин.

Вадим Георгиевич накрыл свою стопку ладонью и выразительно посмотрел на Катю. Катя тут же отрицательно мотнула головой.

— Ну что же, вам виднее. — Старик налил Станиславу Павловичу, жене и себе. Чокнулись, выпили.

Вадим с интересом наблюдал за тем, как Станислав Павлович с аппетитом уминает постный суп с неимоверным количеством черного хлеба и пьет дешевый коньяк, у которого такой резкий запах, что в носу свербит. «Наши новые русские — самые новые в мире», — скрывая насмешку, подумал он.

— Хотел бы я за брата своего выпить, царствие ему небесное, — сказал старик, наполняя стопки.

Вадим Георгиевич внутренне напрягся, понял, что нужно брать инициативу в свои руки, а то старик еще ляпнет лишнего.

— Сколько же ему было? — торопливо поинтересовался Вадим.

— Шестьдесят семь без малого, — ответила за мужа старушка.

— М-да, ну что же, каждому своя доля отмерена. У вас здесь долевое владение? — ловко перевел Вадим Георгиевич разговор.

— Нет-нет. — Старушка вытерла уголки рта шейным платком. — Я к этой квартире никакого отношения не имею и не прописана даже. Детки у нас на «Измайловской», да и я у них. Это Саввы с братом квартира.

— Понятно. — На самом деле Вадим прекрасно помнил утренний разговор с Катей по поводу количества владельцев. Таким, как бы случайным, вопросом он проверил и своего агента, и стариков. А то всякое бывает: наврут тебе с три короба, а потом у нотариуса глядь в документы, а там все наоборот. Был у него такой случай в прошлом году… Мужик клялся-божился, что разведен сто лет, с женой не живет и знать не знает, где она. А потом уже выяснилось, что у него штамп в паспорте и без ведома жены продать квартиру он никак не может. Столько хлопот, столько нервотрепки, и все зря, на фуфу!

Народу после обеда у нотариуса была полна коробочка. Но Вадим Георгиевич, словно не замечая очереди, прошел к дверям, заглянул в кабинет к своему сто раз «подмазанному» и проверенному на десятках сделок нотариусу. Римма Сергеевна уже подняла от бумаг гневный взгляд, чтобы рявкнуть на нахала, который врывается без приглашения, но, увидев Кравцова, тут же расплылась в широкой улыбке.

— Вадик, ты у меня богатым будешь — только сегодня с девочками тебя вспоминали. У тебя что, купля-продажа?

— Угу, — кивнул Вадим Георгиевич, оглянувшись на клиентов.

— Давай быстренько паспорта, бумажки. А то сейчас народ развоняется. Тут какое-то столпотворение нынче — продыху не дают. Полчасика подождите, я сейчас все сделаю.

Вадим собрал паспорта, вложил их в папку с документами, передал все бумаги Римме.

Глянув на часы, чтобы заметить время, он сделал клиентам жест рукой — мол, скоро уже. Очередь на него смотрела недоброжелательно, но пока никто не возмущался — до конца обеденного перерыва оставалось еще две минуты.

Когда минутная стрелка на настенных часах в коридоре уперлась в цифру «12», молодой человек, сидевший в очереди первым, попытался проникнуть в кабинет Риммы Сергеевны.

— Молодой человек, ко мне без приглашения никто не заходит! Я сама вызову! — Голос у Риммы Сергеевны был такой громкий и пронзительный, что все вздрогнули, даже Вадим Георгиевич.

Минут через пятнадцать она пригласила в кабинет всех участников сделки по форме «Гарант плюс», а когда очередь попыталась возмутиться, заявила безапелляционным тоном:

— Эти люди еще вчера занимали! Я им договора готовила!

Римма Сергеевна работала четко, как автомат. Сунула клиентам черновики договора для чтения, старушке — бумагу, что она не возражает против продажи квартиры. Вадим восхищенно наблюдал за тем, как она управляется с бумагами и компьютером — только руки мелькают. Поглядывал на Катю — учись, девочка.