Агитрейд - Житков Андрей - Страница 10

До полудня они еще трижды ходили за землей в тутовую рощу. Чувства и мысли пропали, ощущения притупились. Он даже не мог разговаривать с Костей. Было одно только желание — поскорей куда-нибудь дойти, упасть, полежать, отдохнуть. Теперь дорога от горы до рощи казалась ему счастьем: корзина грубым плетеным боком не впечатывалась в его спину, ноша не клонила к земле. Наконец Абдул и сам устал мотаться за ними взад-вперед и, когда они снова оказались в роще, присел у дерева, подозвал их к себе, развязал вещмешок. Из мешка появилась на свет длинная афганская лепешка. Парень разломил ее пополам и протянул им. Они отошли, опустились на траву под соседним деревом.

— Это что — все? — спросил Митя.

— А ты думал, он тебя кормить будет? — усмехнулся Костя. — Держи карман шире! Тутовника пособирай. Смотри, не нажирайся, а то потом загнешься, — взводный поднял с земли коричневую ягоду, поплевал на нее, отер пальцем и отправил в рот.

Митя насобирал горсть ягод поспелее и стал есть их с лепешкой. Ягоды оказались сладкими, даже приторными, и скоро он с удивлением обнаружил, что наелся. Абдул кинул им флягу. Фляга была пустой.

— Это моя фляга, — вздохнул Митя.

— Была твоя. В большой семье не щелкай клювом. — Костя кивнул афганцу и тихо сказал: — Пошли быстрей, пока он добрый.

Через минуту они оказались на краю рощи у ручья, который струился по поросшим мхом камням, падал едва слышным тонким водопадом в крупный песок и исчезал в густой траве.

— Ну вот, это у них живая вода, — сказал Костя, подставляя флягу под струю. — Умойся, сразу легче станет.

Митя сунул голову под водопад, стал хватать воду ртом, от холода чувствуя боль в затылке. Умылся, сдул капли с носа, посмотрел на блестящую паутину в кронах деревьев.

— А он не боится?…

— Что рванем? — закончил Костя. — Чего ему бояться? На горах везде посты. Если не поймают, из “буров” завалят. Тут лететь надо.

Митя глянул на взводного — шутит он, что ли?

— Ладно, я тебе потом сказку расскажу. Ты, Кычанов, не смотри, что парнишка щупленький. Они тут все до поры до времени щупленькие, — взводный открыл рот, показал на сломаный зуб. — Не серди их.

Они вернулись в рощу. Костя отдал флягу Абдулу, присел перед ним на корточки.

— Абдул, чарс ас, а, бача? — он вынул из кармана дешевый портсигар, открыл его. В портсигаре оказались сигареты со скрученными концами. Митя сразу распознал в сигаретах косяки. Взводный сунул сигарету в рот и чиркнул зажигалкой. Сделал одну глубокую затяжку, передал афганцу. Абдул шумно втянул дым, выдохнул струю через ноздри, затянулся еще раз, уже не так глубоко, протянул косяк Мите.

— Этому не надо. Чижик еще. Работать не сможет, — объяснил Костя, перехватывая сигарету.

— Чижик-чижик, работать! — Абдул наставил автомат на Митю и неожиданно рассмеялся. — Чижик-чижик, работать! — с каждым мгновением смех все больше разбирал его. — Чижик, работать! — он упал, не выпуская автомата из рук, стал перекатываться с бока на бок, истерично хохоча. — Чижик, работать!

— Здорово парня растащило, — Костя докурил косяк. — Хороший у Хабибулы чарсик, качественный. Иди помахай лопатой для блезиру, он скоро успокоится.

Митя взял лопату и стал нагружать корзину. Абдул действительно скоро успокоился, улегся под деревом ничком, зажав автомат между колен, пробормотал Косте по-афгански, чтобы он носил землю, иначе он пожалуется отцу и шурави будет плохо, и закрыл глаза.

Костя посидел рядом с ним немного, поднялся, подошел к Мите.

— Зеленый еще. Теперь часа три можно воздух пинать, — взводный ногой опрокинул Митину корзину, и земля высыпалась. — Уйдем к Мертвой реке, там покайфуем, а потом вернемся, будто только что с поля.

Они взяли корзины и заспешили из рощи. Митя все время оглядывался на спящего, пока он не скрылся из виду. На душе стало тревожно.

— А если он проснется и решит, что мы дернули?

— Не бзди, не решит. Я с ним не первый раз курю. Главное, чтоб папаша ничего не узнал. Иначе — хана!

Налегке они быстро дошли до Мертвой реки, добрались до середины, сели в тени под валуном. Костя достал из портсигара второй косяк, протянул ему:

— На, “чижик-чижик”! Оставишь на три затяжки, остальное долби. Во взводе-то часто курил?

— Да нет, раза три всего, — Митя чиркнул зажигалкой, затянулся, как в свое время учил Чуча — сколько дыхалки хватит, обожгло легкие, запершило в горле. Он протянул взводному косяк, мотнув головой, что не сможет так много, сказал севшим голосом: — У нас этим старички балуются.

— И правильно — нечего привыкать! — выкурив косяк, взводный с наслаждением растянулся на гальке, закрыл глаза. — Ух, а ты говорил, взлететь не сможем! Ну что, не чувствуешь? Заснул вчера, как собака, а я ему песни пел…

Митя закрыл глаза и почувствовал, что и правда, плывет по воздуху, слегка покачиваясь от ветра.

— Коня этого сделал маг и волшебник из Магриба по имени Абу Али. Воспылал он любовью к дочери афганского эмира Мариам и решил свататься к ней. Сел на своего коня, покрутил винт, конь заполнился воздухом и поднялся выше самых высоких облаков. Видно было магу оттуда и землю, и моря, и горы, и понял он, что выше и величественней всех эмиров, шахов и султанов на Земле. Долетел Абу Али до дворца афганского эмира, спрятал своего коня на крыше самой высокой башни дворца и отправился в покои владыки просить руки его дочери. Удивился эмир дерзости мага, но не разгневался, поскольку имел острый ум, а велел испытать его. Связали Абу Али руки и бросили со скалы в быструю реку Кабул, но не разбился он и не утонул, потому что мог дышать под водой, как рыба, вышел на другой берег живым и невредимым. Тогда эмир велел вскипятить масло в большом медном котле и опустить в него мага. Но и из котла вышел Абу Али, не потеряв и волоска на голове, потому что умел обращать пламень в лед. Эмир был восхищен искусством мага, но не подал виду, и велел позвать палача с острым мечом. Положили Абу Али на плаху. Замахнулся палач мечом, но ударила мага по шее только тонкая сухая тростиночка, ударила и рассыпалась, потому что мог он превращать сталь в прах. Понял эмир, что перед ним великий волшебник и не на шутку испугался. Ну а как захочет Абу Али отобрать у него дворцы и владения, а самого превратить в плешивого осла? Объявил эмир о свадьбе, а сам велел своим верным слугам прийти ночью в спальню Абу Али, убить его, пока он спит, мертвое тело разрубить и отдать на съедение горным орлам. Но только Абу Али почувствовал опасность, пробудился до того, как слуги эмира занесли над ним быстрые кинжалы, поднялся и побежал к самой высокой башне, на крыше которой был спрятан его волшебный конь. Сел он на коня, повернул винт, конь наполнился воздухом и подлетел к окну спальни дочери эмира. Посадил Абу Али Мариам на коня, привязал к себе веревками, и полетели они над горами и реками, а слуги эмира, увидев такое чудо, стояли, разинув рты. Проснулась Мариам, посмотрела вниз и испугалась, что они упадут и разобьются, стала умолять Абу Али опуститься на землю. Внял он ее мольбам, повернул второй винт, и опустились они в благословенную Чарикарскую долину, в благоухающий сад с деревьями, чьи плоды были наполнены волшебным нектаром забвения. Наелись они этих плодов и забыли, кто они. Абу Али забыл, что он маг и может творить чудеса, а Мариам забыла, что она дочь эмира и может властвовать над людьми. Смотрели они на волшебного коня и не могли понять, зачем стоит эта деревянная игрушка посреди сада и какой в ней толк? Построили они себе хижину рядом с садом, стали ухаживать за ним. Угощали они волшебными фруктами каждого, кто проходил мимо, и люди, отведав плодов, забывали себя, оставались здесь навечно и были счастливы, не зная прошлого греха.

Скоро рядом с садом раскинулся большой красивый город. Купцы, часто ездившие из Кабула через долину на север, удивлялись: откуда он взялся, уж не джинны ли принесли его сюда на своих спинах? У Мариам и Абу Али родилось семеро детей, Волшебный конь был у них игрушкой. Вот однажды старший сын Муслим случайно повернул винт, конь наполнился воздухом и взлетел. Мальчик закричал от страха, прибежали отец с матерью, но ничего сделать не смогли — унес конь Муслима за горы. Горько плакал мальчик, но скоро нашел второй винт, что опускал коня на землю, и научился управлять им. Скоро перед его глазами предстал прекрасный дворец, то был дворец афганского эмира. Мальчик повернул винт и опустился во двор, где как раз прогуливался старый эмир, поддерживаемый с обеих сторон верными слугами. После бегства дочери эмир долго болел и от болезней ослеп. Стража, верные слуги и придворные — все пали ниц перед божественным всадником, спустившимся с небес, только эмир остался стоять посреди двора, водя перед собой дрожащими руками и пытаясь найти плечи верных слуг. Муслим слез с коня и подошел к нему. “Дедушка, что вы ищете?” — спросил он эмира. “Я ищу свои глаза”, — сердито сказал эмир. “Но глаза ваши на месте, дедушка!” — удивился Муслим. “Посмотри внимательно, увидишь ли ты в них павлинов, гуляющих вокруг моего пруда, или в них разлилось прокисшее молоко кобылицы?” Мальчик всмотрелся в глаза эмира и увидел, что они подернуты большими бельмами. “Кто ты, чей голос так дерзок?” — “Я Муслим, сын Абу Али”. Вспомнил эмир имя великого мага из Магриба, стали непослушными ноги его. “Как попал ты в мой двор. Разве нет у ворот стражи?” — “Я спустился с неба на черном коне”, — ответил Муслим. Вспомнил эмир о волшебном коне, и отнялись его руки. “Как зовут твою мать, мальчик?” — спросил он. “Мариам”, — ответил мальчик. Эмир упал перед Муслимом на колени и заплакал: “Передо мною внук мой, сын дочери моей, но не могу тебя увидеть, много горя причинил я отцу твоему, великому магу и волшебнику Абу Али. Если есть у тебя сердце, возьми меня с собой!” Муслим поднял эмира с колен и обнял за плечи: “Есть у меня сердце, и возьму я тебя с собой, но ни разу не видел я, чтобы отец творил чудеса”. Эмир приказал слугам надеть на него самый красивый золотой халат и взял свой меч, чьи ножны были украшены большими рубинами. Муслим помог эмиру сесть на коня, привязал к себе веревками, повернул винт, конь наполнился воздухом и поднялся под облака. А верные слуги бежали по городу и кричали им вслед: “О, всемогущий эмир, счастье тебе! Аллах берет тебя на небо, возьми и нас с собой!” Летели они, пока не долетели до благословенной Чарикарской долины. Муслим покрутил винт, и они опустились в волшебный сад его родителей. Выбежали из хижины Абу Али и Мариам, стали обнимать сына, — они уже все глаза выплакали, не надеялись увидеть его живым. Хоть и не помнила Мариам, кем была раньше, но сердце подсказало ей, что слепой седовласый старец, одетый в богатые одежды, отец ее. Эмир попросил прощения у Абу Али, и Абу Али простил его. Стали жить они вместе. Но только эмир не ел плодов из волшебного сада, не хотел он забыть, как прекрасны были наложницы в гареме его, как блестели драгоценными камнями перстни на пальцах его, как преклоняли перед ним колени верные слуги его, когда был он зрячим. Каждый день просил он зятя снять волшебством пелену с его глаз, и каждый день Абу Али удивлялся его просьбе, — не маг и не волшебник он, а простой садовник, и разве может человек своей волей изменить чью-то судьбу? Поселилась в сердце эмира злоба. Замыслил он недоброе. Вот настала ночь. Дождался слепой эмир, когда все заснут, взял свой меч и подошел к ложу, на котором спали Абу Али с Мариам. Протянул эмир вперед руки и нашел шею Абу Али. Вынул он меч из ножен и занес над его головой. Но пока делал он такое, во сне перевернулись Абу Али и Мариам, и положила женщина голову на подушку мужа. Опустил эмир меч на шею своей дочери, но, едва коснувшись ее, превратился меч в тонкую сухую тростиночку, которая тут же рассыпалась, потому что могла Мариам, подобно магу, превращать сталь в прах, хоть и не знала этого про себя. А слепой эмир вышел из хижины и побежал по волшебному саду, выставив вперед руки. И нашли его руки шею волшебного коня. Сел он на коня, нащупал винт и покрутил его. Наполнился конь воздухом и взлетел под облака. Больше слепого эмира никто не видел. Одни говорят, что и доныне летает он на волшебном коне по небу; другие — что разбился вместе с конем о скалы, когда пытался опуститься на земл; третьи — что живет слепой эмир в Кандагаре в почете и роскоши в окружении верных слуг, а волшебного коня повелел сжечь, чтобы никто больше не смог, подобно птице, подняться в небо; четвертые болтают, будто волшебный конь ожил, сбросил с себя слепого эмира и пасется сейчас в Пандшерском ущелье, а пять львов охраняют его от злых людей. Много всякого рассказывают люди, но только Всевышний знает, как оно было на самом деле. У Абу Али и Мариам родились внуки и правнуки, а народ в благословенной Чарикарской долине счастлив в своем забвении…