Выбери любимый жанр

Выбрать книгу по жанру

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Техника

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело

Последние комментарии
оксана2018-11-27
Вообще, я больше люблю новинки литератур
К книге
Professor2018-11-27
Очень понравилась книга. Рекомендую!
К книге
Vera.Li2016-02-21
Миленько и простенько, без всяких интриг
К книге
ст.ст.2018-05-15
 И что это было?
К книге
Наталья222018-11-27
Сюжет захватывающий. Все-таки читать кни
К книге

Элегия Массне - Житинский Александр Николаевич - Страница 3


3
Изменить размер шрифта:

«Неужели опять петь…» — с тоской подумал Алекс, усаживаясь на полку. Барбара пристроилась рядом, причем так уютно, по-домашнему, что рука Алекса сама собой легла на ее плечо. Голова лягушонка оказалась у него на груди, и Алекс запел «По диким степям Забайкалья…».

После первого куплета рука Барбары в синем свете поднесла ему стаканчик виски. Алекс отхлебнул и запел снова с неохотой, ощущая телом тепло и мягкость американки. К четвертой строке он совсем потерял интерес к песне и, склонившись набок, увидел перед собою синее симпатичное лицо лягушонка. Барбара успела молниеносно сдернуть очки, и Алекс поцеловал ее в губы.

Меломаны напротив терпеливо ждали продолжения концерта.

Однако вскоре они поняли, что продолжения не будет. Алекс и Барбара с упоением целовались, причем лягушонок держала на отлете руку со стаканчиком.

Меломаны смотрели вежливо, не проявляя излишнего интереса к чужим делам. Потом они тактично стали расходиться.

Алекс вышел в коридор, ведя за собой Барбару. Там было совершенно пусто. Вдаль убегала ковровая дорожка, накрытая холстиной. Вагон стучал и звенел.

Дверь купе закрылась за ними, и лягушонок прильнула к Алексу всем телом — таким податливым и почему-то родным, что Алекс почувствовал растерянность. Барбару колотила дрожь.

— Вэ-э?.. Вэ-э?.. — повторяла она шепотом, чего Алекс сначала не понял, но потом до него дошло, что Барбара спрашивает: «Где?»

— Негде, Барбара, — печально улыбнулся он, разведя руками.

В его голове, правда, с лихорадочной быстротой промелькнули все возможные места ночного свидания в поезде, но он тут же их отверг как пошлые и недостойные.

Они снова слились в поцелуе, но тут Барбара отодвинулась от него, взяла за руку и потянула обратно в купе. Алекс последовал за нею, недоумевая.

В купе снова все спали, включая Джейн. Лишь постель Барбары была нетронута. Алекс уселся на нее, стараясь представить себе, что же произойдет, и находя положение безвыходным. Однако Барбара, вопреки его ожиданиям, опять стала будить соотечественников, возбужденно и быстро тараторя что-то непонятное.

Те проснулись и в течение минуты внимательно ее слушали. Потом негритянка и прыщавый юноша с добродушным и понимающим хохотом спрыгнули со своих полок и удалились из купе вместе с Джейн. Алекс и Барбара остались одни.

Алекс покорно взялся за ремень брюк. Все-таки это было слишком откровенно для него.

Но Барбара опять его озадачила. Она порывисто схватила его за руку, останавливая.

— Ван минит, Алекс! Ван минит… — шептала она, указывая на дверь.

Он понял, что они ушли на минутку и сейчас вернутся.

— Ну, Барбара, одна минута… Сама понимаешь… — пробормотал он растерянно.

Действительно, негритянка и юноша вернулась через минуту. С тем же поощряющим смехом они забрались на полки, завернулись в одеяла и демонстративно отвернулись к стенкам. Джейн не пришла.

Барбара метнулась к выключателю и вырубила свет. Они оказались в кромешной темноте…

Гораздо позже, разгадывая этот ночной ребус, Стебликов понял, что Барбара, разбудив своих соотечественников, посоветовала им сходить куда надо, иначе потом будет поздно, а Джейн отослала насовсем. Потом, в спокойной обстановке, Стебликов нашел действия лягушонка вполне разумными, но тогда он ничего не понимал.

Сюрпризы на этом не кончились. Барбара шевелилась рядом, что-то искала, шарила по стенке. Алекс услышал, как визгнула молния, а потом в руки ему ткнулись пальцы Барбары, что-то суя. Он взял. Это был маленький бумажный пакетик. «Таблетки, что ли? Проглотить?» — подумал он, но, ощупав пакетик, обнаружил в нем мягкое и все понял.

«Зачем же она так?» — пронеслось у него в голове, но она, приблизившись к его лицу, стала что-то быстро шептать, из чего он понял, что лягушонок объясняет ему причины появления детей. Алекс сник. Он понял, что обречен. После обильного питья, пения, в незнакомой и тревожащей обстановке да еще с предосторожностями Барбары практически невозможно было осуществить задуманное.

Однако все обошлось на редкость хорошо. Потом уже, анализируя эту ночь, Стебликов понял, что спасла его исключительно национальная гордость и неизвестно откуда взявшаяся нежность к лягушонку, устроившей все так толково, без ужимок, свойственных редким случайным подругам Стебликова.

Они снова вышли в коридор. Поезд мчал к Бологому, и Стебликов уже знал, что в Бологом его не высадят. Спокойное и гордое удовлетворение овладело им. Он, скромный тридцатипятилетний инженер Алексей Стебликов, смог сделать то, о чем и не снилось сейчас спящим генералам, народным артистам, академикам и дипломатам. Он достойно представил свою страну, не спасовал, не испугался, не нырнул в кусты. Он сумел соединить в этот вечер духовное и физическое, смутно уже понимая, что они неразрывны, и если бы он не пел песен, то не видать ему лягушонка как своих ушей.

Они разговаривали в ночном покачивающемся коридоре. Даже потом Стебликов не мог сообразить, каким образом им удавалось понимать друг друга. Но он достоверно узнал, что Барбара живет в штате Иллинойс, что муж у нее — судья, есть двое детей и два автомобиля. Первое было Стебликову не в диковинку.

— Сколько тебе лет? — спросил Алекс не совсем тактично.

— Тридцать пять, — оказала она.

«Наверное, сорок…» — с нежностью подумал он.

— У тебя раньше бывали такие… приключения? — подобрал он с трудом слово.

— Однажды. В Испании. Там тоже был настоящий мужчина.

И оттого, что она сказала «тоже», и оттого, что он никогда не чувствовал себя настоящим мужчиной, Алекс испытал к ней благодарность, а заодно — к своему неизвестному товарищу из Барселоны, который представился ему тореадором, конечно, кем же как не тореадором?

Он вернулся к проводнице в семь утра. Она очумело взглянула на него.

— Ты где шатался?

— Вот, — он выложил пятнадцать рублей.

— Ну, ты даешь… Я уж думала — выпал по пьяне…

— Я и выпал, — сказал Стебликов.

Стоя утром в коридоре в ожидании приезда, Стебликов понял, что американцы все до одного знают о его ночных подвигах. Они с подчеркнутой любезностью справлялись, как он провел ночь, и Стебликов всем говорил «гуд». Старушки смотрели умильно, а та, что в чепце, подарила ему полдоллара с портретом Кеннеди.

Выйдя из вагона, он нарочно пошел по перрону медленно, дожидаясь Барбары. Она догнала его в компании Джейн, и они пошли рядом, не говоря друг другу ни слова. У выхода с перрона Барбара вдруг остановилась.

— Алекс, стоп.

Он застыл у табло с указателем поездов. Барбара вынула из сумочки фотоаппарат, и не успел Стебликов моргнуть, как его озарила фотовспышка — небритого, помятого, с детским вертолетом и портфелем в руках.

— Гуд бай, Алекс, — оказала она.

— Гуд бай, Барбара.

И они разошлись в разные стороны.

Несколько дней Стебликов мучался угрызениями совести. С одной стороны, по всем канонам поведение его нельзя было признать моральным, но, с другой стороны, он чувствовал, что было в его приключении нечто выше морали — та простая и грубая естественность, что свойственна свободному человеку. И, конечно, хотелось поделиться. Но с кем? Сослуживцы отпадали, ибо могли истолковать превратно, жена тоже, ибо она не стала бы истолковывать, с близкими друзьями встретиться в эти дни не довелось.

Он позвонил брату, работавшему в Доме дружбы и мира с народами зарубежных стран, и предложил вечером где-нибудь посидеть.

— Есть новости по твоей части, — сказал он.

— Что такое? — насторожился брат.

Они встретились после работы и пошли в ресторан гостиницы «Ленинград». Тот был ближе других, но Стебликова вела также смутная, неосознанная мысль о том, что в этом отеле, как успела сказать ему Барбара, американская группа проведет неделю, отпущенную на пребывание в Ленинграде. Не то чтобы он надеялся повстречать лягушонка — это было бы смешно, — но все же…

Стебликов заказал бутылку водки и скромную закуску. Они выпили, и Алекс начал свой рассказ. Брат слушал молча, все более мрачнея. Почему-то история Алекса не смешила его, хотя сам Стебликов находил в ней массу потешных моментов. Когда Стебликов закончил, брат опрокинул рюмку и покачал головой.