Тайный сыск царя Гороха - Белянин Андрей Олегович - Страница 34

– Ох и правда твоя, Никитушка… Ты бумаги-то эти, где наши герои описаны, царю не отдал?

– Нет, он и так про них все знает.

– Тогда дай мне почитать, а ты уж продолжай свой рассказ, дюже он интересный…

– Детективный жанр вообще очень популярен, – улыбнулся я, доставая из внутреннего кармана кителя сложенные вчетверо листки. – Ничего нового, но посмотреть стоит. Если исходить из этого текста, то наиболее подходящей кандидатурой был бы покойный казначей Тюря, но о мертвых либо хорошо, либо ничего. Мы предполагали главенствующее участие боярина Мышкина. Факты налицо: наглая кража сундучка, шамаханская молельня с подземным ходом, склад оружия и, как финал, пойман в тоннеле в пьяном виде.

– Так ведь стрельцы навродь его в боковом ответвлении нашли? – азартно ударилась в полемику Баба Яга.

– Ну, свернул с бодуна не за тот поворот, и все… Совершенно спокойно можно убедить любого прокурора, что если бы не ошибка в движении по тоннелю, то гражданин Мышкин успешно выбрался бы за городскую черту, а там только его и видели! Однако показания боярина кажутся мне вполне искренними. Он может быть обвинен как пассивный участник, жертва умелого шантажа и собственной глупости.

– Так чего ж думать-то? Боярин ясно сказал, кто его в эту втянул – дьяк же и есть!

– До его задержания я тоже так думал. Но вы ведь слышали, что он рассказал в результате допроса. Нашего простодушного Филимона посадили на наркотики, используя как дешевую пешку. Уверен, что если мы произведем повторный обыск в его доме, то наверняка обнаружим посуду с остатками галлюциногенных препаратов.

– Тады зачем же они его из тюрьмы-то крали?

– Причины две. С одной стороны, окончательно убедить царя в его полной виновности, ибо люди с чистой совестью не идут на побег. С другой стороны, в наше отсутствие подготовить Митьку, бросив тень на всю милицию, и, зная горячий характер царя, можно надеяться на то, что он просто повесит моего напарника. Но все это на деле означало лишь одно – дьяк им уже не нужен! На него намеревались повесить все грехи, а потому спокойно забросили к нам за овин.

– Никитушка… – всерьез задумалась Яга, – а ить и вправду, кто ж за всем этим стоит? У нас ведь и подозреваемых-то больше нет.

– Есть! – Я ткнул пальцем в отложенные характеристики.

– Господь с тобой, сыскной воевода! – отодвинулась бабка, глядя на меня как на душевнобольного. – Ты чего несешь-то? Он же помер…

– Вот это я и хочу проверить. Давайте-ка сообразим самовар, а ночью мы с Митяем пойдем на дело.

– Куда?

– На старое кладбище…

…Мы вышли в полночь. При Лукошкине имелось два кладбища: старое и новое. Старое считалось престижным. Тюрю должны были хоронить именно там. Кладбище находилось за городской стеной, слева от столбовой дороги, ближе к лесу. Яга, после неудачных попыток меня отговорить, достала полотняный мешочек, положила в него золы, зашептала наговор, предупредила:

– На Митьку особо не надейся. Это он с живыми людьми храбрый, а покойников с косами небось больше смерти боится. Деревня, что и взять, они все поголовно суеверные… Вот, на мешочек заговоренный – как увидишь, что на тебя упырь идет да зубы скалит, так и дай ему оберегом промеж глаз! Сила в нем великая, ни одна нечисть кладбищенская ее не возьмет. Да помни, с первыми петухами домой ворочайтесь. Отдохнешь хоть немного, а там и караван шамаханский встречать надо… Ну да ладно, иди, сыскной воевода. Ох, а не на верную ли смертушку я тебя провожаю, сокол ты наш ясный?..

– Бабуля, мне только слез на дорогу не хватает.

– Не буду, не буду, Никитушка… А ты все ж таки береги себя. Молод ты, горяч, в самое пекло головой лезешь. И кто только придумал работу вашу милицейскую?..

– Это даже мне порой очень хотелось выяснить. Кто же он, тот трезвый умник, что сидит в теплом кабинете и пишет положение о патрульно-постовой службе. Причем именно для тех ребят, что мокнут под дождем, продуваются всеми ветрами, зарабатывая себе радикулит или остеохондроз. Те, кто пишет уставы, не думают о рядовых милиционерах. Эй, Митька, ты лопаты взял?

– Как не взять, взял целых три!

– Три-то зачем, нас же двое?

– Ну, не ровен час, одна сломается или прохожий какой заблудится, к делу припряжем, пусть оказывает посильное содействие органам.

Я только махнул рукой, бесполезно, горбатого могила исправит. Баба Яга понимающе вздохнула:

– Ладно уж, не серчай на него… А ты смотри, охальник, головой отвечаешь за Никиту Ивановича! Старое кладбище, оно ведь ох какое опасное… В старые времена там всех подряд хоронили, крещеных и язычников, злодеев да добрых молодцев, ведьмачек лесных и монашек невинных, пахарей, купцов да воинов. Не все души в мире жить могут, кое-кто так неупокоенный и бродит…

– Бабьи сказки! – нарочито уверенным тоном заявил мой напарник. – Мы с парнями по малолетству цельную ночь на кладбище проводили, храбрость свою девкам показывали – и ничего! Никто нам носы не пооткусывал.

– Тогда вперед. – Я сунул в планшетку царский приказ о самых высоких полномочиях, делаю, в общем, что хочу, и все это правильно. Очень полезная бумага…

Когда мы пришли к городским воротам и уговаривали стражу пустить нас ночью на кладбище, – она очень помогла. Ворота ради нас отпирать, естественно, не стали. Стрельцы вывели нас на стену и спустили вниз веревочную лестницу. Митька лез первым, я вторым, лопаты нам передали следом, на веревочке. В фиалковом небе светила полная луна, сияющими гроздьями горели звезды. Белокаменный город среди столетних лесов казался голубоватой декорацией кукольного театра. Меня вновь охватило чувство нереальности происходящего. Где я? В сказке? Да, в какой-то мере, несомненно, да. Все русские народные сказки получают здесь свое материальное воплощение. Но ведь люди, населяющие Лукошкино, – живые! Это вам не сказочные персонажи, не выдуманные образы, они – настоящие. Ссорятся, мирятся, работают, воюют, ходят в церковь и поют по кабакам, растят детей, строят избы – в общем, живут, как жили их предки, и передают свой опыт потомкам. Может быть, их мир совсем не сказка? Может быть, это я у них выдуманный герой бояновой былины? Как я и они находим пути общения, понимания необходимости друг в друге? Так в молчаливых размышлениях я брел по столбовой дороге, тупо глядя на маячащую впереди Митькину спину. До кладбища оказалось неблизко, мы протопали не меньше километра. Оно занимало широченную поляну в окружении высоких сосен. Ограды, конечно, не было, памятников еще тоже, повсюду виднелись кресты, могильные плиты, а то и просто холмики без всяких опознавательных знаков. Должен признать, что какой-то заупокойной жутью от этого места действительно веяло. Я не слишком суеверный человек, и триллеры с участием оживших мертвецов на меня особого впечатления не производили. Но все-таки именно здесь в душу прокрадывалась непонятная неутоленная тоска… Появись сейчас медленно плывущие среди могил призраки в белых саванах, со свечками в руках – я бы, возможно, испугался, но не удивился… Вот здесь, в это время и в этом месте, все было бы настолько естественно, что не вызвало бы даже изумленного вскидывания бровей. Вот-вот откроется могила и под лунный свет выйдет прекрасная девушка с черной веревкой на шее… Или старый ростовщик, высохший до самого скелета, но еще пытающийся перебирать пальцами несуществующие монеты. Призрак знаменитого купца, потерявшего все деньги на неудачной сделке, разбойника, зарывшего свой клад у заветного дуба, монаха, тайком предававшегося греху чревоугодия, витязя, умершего от ран после дальнего похода… Однако, несмотря на мои кладбищенские фантазии, никто не появился нас пугать.

– Где тут свежие могилы?

– Да вон, направо плита стоит совсем новехонькая, может, там его и положили…

– Мить, а почему у тебя голос такой тонкий стал?

– Как тонкий? Какой такой тонкий? С чего это тонкий вдруг? И не тонкий совсем…

– Ладно, бери лопату и не бойся.

– Да кто боится, кто боится?! Вот, пожалуйста, вам лопата, мне лопата…