Дитя эпохи - Житинский Александр Николаевич - Страница 28

Вообще, амбалы очень милы, но энергии у них больше, чем потребности в ней. В нашем отряде я насчитал восемнадцать амбалов. О троих стоит рассказать подробнее. Они уже в электричке образовали эстрадную группу.

Амбал Яша выше всех. Такое впечатление, что он не совсем хорошо понимает, что происходит внизу, на земле. Он витает где-то высоко, на уровне верхушек деревьев. Представьте себе белокурого пятилетнего мальчика, которого растянули в длину, как сливочную тянучку. Метра на два. Выражение лица и вес остались прежними. Это будет Яша.

Яша играет на гитаре, как Паганини на скрипке. На одной струне. Его пальцы обхватывают гриф, оборачиваясь вокруг него дважды. Еще Яша пишет стихи.

Амбал Леша похож на боксера. Когда в тренировочном костюме. А когда снимет, то нет. Глаза у него голубые, как его биография. Ясли, детский сад, школа. Леша был идеологом амбалов. Он постоянно напоминал, что амбалы, мол, сделаны из другого теста. И лучше с ними не связываться.

Леша был наиболее опасен в смысле моей миссии. Еще на вокзале, обозрев девушек, Леша воскликнул:

– Кадры в порядке!

Он хотел показать, что он опытный кадровик. Может, так оно и было. Хотя в его девятнадцать лет он просто физически не мог им стать.

Третий амбал Юра, откровенно говоря, амбалом как таковым не являлся. Роста он был ниже среднего. Амбалом его делала прическа. Мало того, что у него были длинные волосы, как у всех амбалов. Каждый волосок у Юры был, как пружинка, если его рассматривать отдельно. В мелких завитках. И цвета вылупившегося цыпленка. Все вместе это напоминало одуванчик.

Эта компания первая понеслась к сеновалу, размахивая наматрацниками. За ними остальные. Девушки к этому моменту успели переодеться в шортики и прочие штучки. Как бы между прочим. Однако с тайным смыслом. Они шли, будто бы не обращая на амбалов внимания.

Амбалы уже прыгали по сену, проваливаясь в него по пояс. Потому что были тонкие. Я забеспокоился, как бы они не потерялись в стогу. Потом они стали скидывать охапки сена девушкам. А девушки набивали мешки.

Я тоже набил мешок. Он стал как аэростат. И дяди Федин как аэростат. В итоге два аэростата.

– Девушки, будьте добры, зашейте матрацы, – попросил я. – У меня ниток нет.

– У начальника нет ниток, – сказала Тата.

– Надо помочь начальнику, – сказала Наташа-бис.

И они принялись зашивать мои матрацы, отвратительно хихикая. Барабыкина влезла на сеновал, отчего он сразу сплющился, и работала там. Амбалам надоело скидывать сено, и они начали заигрывать с девушками. Барабыкину они игнорировали. Она для них была женщина другой эпохи.

– Девушки, что вечером делаем? – спросил Леша. Я насторожился.

– А что вы можете предложить? – спросила Барабыкина сверху.

– Приходите, тетя Лошадь, нашу детку покачать, – сказал Яша меланхолично. – Стихи Маршака.

Все заржали. Я ничего не понял.

– Готово! – сказала Тата, перекусив нитку. – Вам помочь донести?

– Я сам, – сказал я и взвалил аэростат на спину. Он был не слишком тяжелый, но громоздкий. Ветер его сдувал со спины, поэтому я качался, удерживая равновесие.

– Начальник у нас хилый, – услышал я сзади голос Таты. Она проговорила это почти с нежностью. Я на секунду потерял бдительность, и проклятый мешок сдуло. Он перекатился через голову и плюхнулся у меня перед носом. А я плюхнулся на него. Я просто физически чувствовал, как улетучивается мой авторитет руководителя.

Мимо прошла Барабыкина. Она играючи несла свой матрац на макушке, как африканка. Я снова схватил аэростат за угол и дернул. На этот раз вышло еще хуже. Я ухватился не за тот конец, и зашитая сторона оказалась внизу. Нитки, естественно, лопнули, и все сено осталось на земле. А я остался с пустым мешком в руках.

– Кто так зашивает? – закричал я.

– А кто так носит? – ответила Тата.

Я схватил матрац дяди Феди и поволок его по траве к нашему сараю. Там я встретил самого дядю Федю. Вид у него был немного виноватый.

– Очередь большая была, – сказал дядя Федя. – Припоздал.

Мы взвалили мешок на нары, потом принесли мой. Девушки успели его снова зашить. Рядом со мной постелил свой матрац Лисоцкий. Он демократ, решил спать в сарае. Правда, совхоз выдал ему ватный тюфячок как руководителю. Наши мешки возвышались над ним примерно на метр.

– Умнется, – сказал дядя Федя.

Амбалы уже устроились и горячо что-то обсуждали в углу. Вид у них был деловой. Потом они пошуршали рублями, и Юра побежал куда-то с рюкзаком. Лисоцкий понял, что назревает вечер встречи. И помешать этому он не в силах. Поэтому он отозвал меня в сторону и сказал:

– Петр Николаевич, я пойду пройдусь. Посмотрю поселок... Следите, чтобы знали меру. И к женщинам не заходите. Они могут перепугаться.

– Да, как же! – сказал я.

Лисоцкий ушел, а через полчаса в столовой под навесом уже все было готово. Дядя Федор открывал кильки в томате каким-то солдатским способом. Амбалы принесли рислинг. К водке они относятся равнодушно. И слава Богу. А дядя Федя наоборот. Он достал то, из-за чего опоздал. Получилось солидно.

Мы разлили в алюминиевые кружки, я встал и сказал:

– Парни! За то, чтобы нам здесь было хорошо. Чтобы хорошо работалось и отдыхалось.

– Точно, сынки! – сказал патриарх дядя Федя.

Мы выпили в лучах заходящего солнца. Закусили кильками и всякой снедью, что привезли из дому. Солнце закатилось за лес. Местные жители ходили поодаль и посматривали на нас с любовью. Возле стола появилась рыжая собака. Собака была доверчивая и глупая. Ее назвали Казимиром. По-моему, этим выразили симпатию отсутствующему Лисоцкому.

– Пойдем знакомиться с девушками! Они скучают, – сказал Леша.

– Может быть, не стоит? – сказал я. – Девушки устали.

– Пошли! Пошли! – загудел дядя Федя. – Нечего! Только я не пойду. Я спать пойду.

Некоторые последовали примеру дяди Феди. Кое-кто снова побежал в магазин. А к девушкам отправились несколько амбалов, собака Казимир и я. Я решил быть на самом горячем участке.

Девичий монастырь

Между прочим, как вы уже догадываетесь, вся эта история происходила в июле. А в июле ночи у нас уже не совсем белые, но еще светлые. И теплые. Это обстоятельство тоже влияет на чувства.

Девушек мы нашли быстро. Их поселили в конторе управляющего отделением. Через дорогу магазин. Рядом клуб. В общем, очень культурное место.

Поселок уже спал. Только местная молодежь гоняла на мопедах по шоссе. Мы заглянули в окошко к девушкам. Они сидели на нарах с каким-то ожидающим видом. Как на вокзале. Все были причесаны, глазки подведены и так далее.

Мы постучали. За дверью возник маленький переполох, а потом голос Барабыкиной сказал:

– Кто там?

– Мы! – мужественными голосами сказали мы.

Барабыкина нам открыла. Все девушки уже лежали на своих матрацах с таким видом, будто собирались вот-вот уснуть.

– Мы в гости, – сказали мы.

– Поздновато, – сухо сказала Барабыкина.

– Мы спать хотим, – заявила Наташа-бис.

– Ладно, тогда мы завтра, – сказал я.

– Ну, уж если пришли... – сказала Барабыкина.

– Что же с вами делать, – вздохнули Вера и Надя.

Амбалы не ожидали такого приема. Это лишний раз доказывает их неопытность. Они, видите ли, полагали, что женщины будут кричать «ура!» и в воздух – как это там? – чепчики бросать. Совершенно не знают женщин.

У девушек в комнатке было уютно. Удивительно, как это женщины умеют из ничего создавать уют. И еще у них был стол. И печка, которая торчала из стены одним боком.

Мы поставили на стол, что принесли. Девушки немного помялись, а потом вытащили из-под матрацев три бутылки рислинга. Сказали, что это им подарили в дорогу родители. А они так прямо не знали, что с ними делать. С бутылками, имеется в виду.

Через двадцать минут все уже были на «ты». Включая Барабыкину. Амбалы расползлись по нарам, образовав с девушками живописные группы. Девушки держались дружески, но не больше. Люба сидела, поджав коленки к груди, и размещала правую руку так, чтобы всем было видно ее обручальное колечко. Она полагала, что это ее обезопасит от амбалов.