Черный амулет - Жиров Александр - Страница 14

Но не закричал. А увидел мысленным взором Василия Константиновича Кондратьева, который расхаживает по собственной гостиной и восклицает: «Да я в тридцать лет!.. Это же была ответственность! Это же была политика! Да моя рота!.. Сомали, Эфиопия, Дагомея! Что мы вытворяли! Нам же все прощали!»

В воображении молодого вождя нынешний седой Кондратьев размахивал боевым клинком с гравировкой: «A la guerre comme a la guerre». Под неумолчный рокот барабанов судьбы Кофи повторил:

– На войне как на войне.

Он решительно двинулся вперед по желтому проходу между клетками. Женщина у входа не смотрела в его сторону.

Она увлеченно пыталась что-то рассмотреть в сумрачном хлеву цирковой свиньи.

– Здравствуйте, Елена Владимировна, – радушно приветствовал вождь мать Кати и Бориса. – Как хорошо, что вы пришли.

– Здравствуй, Кофи. Ты был прав, – сказала женщина, оборачиваясь. – После того что произошло со свекровью и со свекром, одной в четырех стенах действительно невыносимо.

– А эту… кутерьму по-грузински сварили?

– Чихиртму, – смеясь, поправила Елена Владимировна. – Завтра буду варить. Боря с отцом вернутся из Васнецовки, я их как раз экзотикой и побалую.

И ты приходи. Мы тебе всегда рады.

– Спасибо большое. – Кофи засмущался. – Неудобно. У вас же не ресторан.

– Ну-ну, нельзя так говорить. – Пожилая женщина погрозила пальчиком. – Я могу обидеться. Приходи обязательно.

Давай сразу договоримся на семь часов.

Дело в том, что перед подачей на стол нужно взбить яичные желтки, смешать с небольшим количеством бульона, влить в суп, размешать и подогреть, не доводя до кипения.

Тут только Кофи осенило: он больше не вольный студент, а рабочий человек.

– А! – вскричал он. – Елена Владимировна! Завтра же воскресенье, я опять буду на работе!

– Как жаль, – сказала женщина. – Ну, а где же обещанный жеребенок?

– Идемте. Сейчас покажу. – Парень сделал несколько шагов. – Вот наш новорожденный!

В лошадином стойле на подстилке из старых байковых одеял спала очаровательная крохотная лошадка. Рядом стояла кобыла Строптивая с еще не вполне опавшим животом.

– Какая прелесть! – восхитилась жена отставного полковника. – Просто чудо!

– Елена Владимировна, вы позволите, я к слонихе сбегаю? – попросил Кофи. – Там, извините, убрать нужно, пока она по всему слоновнику не разнесла.

– Конечно, конечно. – Женщина не могла оторваться от зрелища. – Я здесь с радостью тебя подожду. Полюбуюсь. Господи, сколько мы, горожане, потеряли в жизни!

– Потом мы и других зверей посмотрим, – сказал, пятясь по желтому проходу со шваброй на плече, Кофи. – Хотите?

– Спасибо, дружок. Обязательно посмотрим.

В слоновнике Кофи действительно застал большие дела. Берта весело размахивала хоботом. Стучала по черным бокам хвостом. Когда вождь вернулся наконец к вольерчикам травоядных животных, то обнаружил Елену Владимировну Кондратьеву прямо в лошадином стойле.

Ее плащ висел на гвозде. Женщина сидела на байковых одеялах. Изящная головка жеребенка покоилась у нее на коленях. Елена Владимировна что-то шептала малышу на ухо. Гладила его бархатную шейку.

Кобыла Строптивая спала, лежа на своей соломенной подстилке. Она словно нашла сыну надежную няньку и решила наконец отдохнуть.

– А вот и я! – сказал Кофи.

Кобыла выставила чуткое ухо.

– Кофи, ты не представляешь, как я тебе благодарна. – Женщина подняла глаза, полные слез. – Это такое успокоение.

Мы, горожане, страшные люди. Часть своей жизни мы добровольно отсекаем. Все горожане отчасти самоубийцы.

В абстрактных рассуждениях вождь не был силен, однако смысл уловил. "Елена Владимировна любит животных, – подумал он. – Ну так бы и сказала. Нет же.

Всякую ясную мысль надо непременно утопить в лишних словах".

– Идемте, Елена Владимировна, – пригласил Кофи. – Звери с нетерпением вас ждут.

– Не могу оторваться от этого существа, – смущенно произнесла Кондратьева, поднимаясь и отряхиваясь.

– Вы извините, что я вам плащ не подаю, но я боюсь его запачкать…

– Ну что ты, Кофи, какие церемонии!

– Нет, в самом деле, я здорово перемазался в этом слоновнике. Потом придется хорошенько отмываться.

Женщина надела плащ, и они тронулись по желтому проходу. То и дело останавливаясь. Тут и там гостья вскрикивала от умиления. Ее не отталкивали даже запахи неубранного помета в клетках. Даже хищников она готова была щекотать за ушком и целовать в нос.

– Надо же, какие львы спокойные, – заметила Елена Владимировна. – А тигры просто места себе не находят.

– Потому что львов я покормил перед вашим приходом, а тигров не успел.

– Так корми же. Я не буду тебе мешать.

– Сейчас. Давайте, я сначала вас до самого забавного доведу. До обезьян. Там вам не будет скучно без меня.

– Это они так галдят?

– Конечно. Больше некому. Весь шум в зверинце от них. Лев рычит, когда ты забыл ему лапу пожать. Слониха трубит, когда у нее грязно. Обезьяны вопят просто так.

– Совсем как люди, – сказала Елена Владимировна. – Ах, вот и они. Боже, какое разнообразие!

– Кого здесь только нет! – поддержал Кофи. – Дома я видел только трех-четырех из них.

Елена Владимировна завороженно следила за обезьяньими ужимками.

– Какие мы идиоты, – прошептала женщина. – В Ленинграде прекрасный зоопарк. Можно ходить туда хотя бы раз в месяц. Всей семьей! И мороженого там можно поесть. Вася с Борей могут в тире пострелять…

– Ну, я вас оставлю, – сказал Кофи. – Если не вернусь, то так всем и передайте: кости этого парня лежат в вольере у тигров.

– Типун тебе на язык, Кофи! – вскричала Елена Владимировна. – Ну разве можно так говорить?

– Я пошутил.

– Да я понимаю, что пошутил. Но шутка шутке рознь. Прошу тебя, будь осторожен, мой мальчик!

В глазах вождя встала нагая Катя.

Дочь женщины, которая назвала его «мой мальчик». Тут же вновь произошло безобразное Катино превращение в старого колдуна. «Дагомея! – громыхнуло в левом виске и отозвалось в правом: – Дагомея!»

– Спасибо, Елена Владимировна, – прочувствованно ответил Кофи. – Я скоро…

Он завернул за красный щит пожарной безопасности. Вошел в подсобку с инструментом. Здесь в первый рабочий день он пытался «влиться в коллектив», но вовремя вспомнил о кладовщике Трофиме с подошвообразным лицом.

Выбрав инструмент, Кофи сбегал сначала ко входной двери циркового зверинца. Набросил щеколду. Затем – в укромный закуток, где были свалены брикеты прессованного сена. Он расковырял один брикет и подцепил часть. Направился в обратную сторону. К обезьяннику. По пути достал из кармана черную пластину, поднес к носу, улыбнулся.

Из-за шума, производимого обезьянами, Елена Владимировна не услышала его шагов. Она пыталась беседовать с обаятельным гамадрилом на том птичьем сюсюкающем языке, каким люди пользуются для общения с неразумными.

Она увидела Кофи боковым зрением и крикнула:

– Какой милый, правда? Как его зовут?

– Не знаю, Елена Владимировна, – отозвался вождь. – Я по именам пока только тех знаю, кого следует особенно опасаться. Знаю слонов, медведей, тигров и львов. Ну и кобылу знаю, потому что она родила ребенка…

– Ожеребилась, – поправила его педантичная жена полковника.

– Да, ожеребилась.

– Что, мой хорошенький, – обратилась женщина снова к гамадрилу. – Что, мой сладенький.

Ей хотелось сунуть палец в металлическую ячейку сетки обезьянника. Крупный пепельно-серый самец с оливковым оттенком и гривой в виде мантии только этого и ждал. Уж он свой шанс не упустит.

Позади Елены Владимировны что-то громко брякнуло. Это Кофи задел черенком клетку напротив. Женщина на миг оторвалась от красавца гамадрила и обернулась.

– Нет!!! – завизжала она. – Нет!!! Не на…

«Не надо!» – хотела произнести Кондратьева. Но не успела. Четыре стальных зуба пригвоздили ее шею к ячейкам клетки. Изнутри гамадрил тут же стал выдирать когтями ее волосы. Другие обезьяны дико заверещали.