Амулет смерти - Жиров Александр - Страница 5

– Гад буду, Саня, – сказал командир. – Пока мы с тобой не упилим, они из пыли не подымутся. Французы не церемонились. Учили этих дуриков так, что в гены вошло. Через поколения передалось. Нука, сержант, слушай команду: нале-во!

В расположение роты шаго-о-о-ом марш!

Капитан с сержантом удалились строевым шагом. Гуськом, затылок в затылок.

Над площадкой прошелестели восхищенные вздохи. Лежа в пыли, народец по имени фон, оказывается, приглядывал за обстановкой.

Должно быть, французы таких почестей негритосам не оказывали. К тому же французские парашютисты не умеют ходить строевым шагом. Их обучают только одному искусству. Убивать, убивать, убивать.

Лагерь за песчаной дорогой встретил запахом костра и пищи.

– Где повар? – заорал Кондратьев, откидывая полог палатки-столовой. – Ужин на две персоны, живо!

Откуда-то примчался запыхавшийся рядовой Врунов и заорал в ответ:

– Есть на две персоны, товарищ капитан!

Кондратьев уселся за стол и жестом пригласил сержанта. Солдат принес перловую кашу с тушенкой.

«Уже три года, как скитаюсь по Африке, и всегда одна и та же пища – перловая каша. Как она меня достала! Эх, сейчас бы борща, – подумал Кондратьев, проталкивая в себя жесткий перловый комок. – Густого борща, да со свежей капусткой…»

Агеев ковырял деликатес алюминиевой дембельской ложкой с насечками. В присутствии командира он словно стал бесплотным. Не было слышно, как жует, глотает, облизывает.

Снаружи заливались цикады. На равнину валились стремительные тропические сумерки.

Запихнув любимую еду в желудок, капитан мрачно взглянул на повара:

– Врунов, хорош спать. Где мой компот?

На столе немедленно появился концентрат из сахарного песка и сушеной малины, разведенный дурно пахнущей водой в пластиковом стакане.

Кондратьев понюхал, несколько раз перевел глаза со стакана на повара, с повара на стакан. Махнул рукой. Встал. И вышел вон, вытаскивая на ходу пачку «Беломорканала».

3

По берегам реки стояли пальмовые рощи. Даже легкий бриз заставил бы огромные листья шуметь, но сейчас рощи безмолвствовали. В полном штиле пальмы казались нарисованными на фоне белого неба.

– Эх, Серега, – капитан Кондратьев повернулся с левого бока на правый, – неплохо мы с тобой устроились. Не черных на уши ставим, а курортную жизнь ведем.

Пальмы, понимаешь, речка…

Прапорщик Иванов повернулся с правого бока на левый и буркнул:

– Нашел тоже речку. Ручей. Я вот все думаю, отчего в Африке реки такие мутные, а? Я даже про наши сибирские реки не говорю. Ты возьми Волгу, Днепр. В них же вода прозрачная.

Зеленая вода стремительно катилась мимо застывших пальм. Возникало чувство нереальности. Как же так? Должны же и пальмы какие-то движения производить.

Но нет. В восьмистах километрах севернее экватора царил полный штиль.

– Сравнил тоже. Днепр и Волга равнинные реки. Берут начало на Валдае и стекают себе потихоньку. А здесь реки с гор, вот и несутся как полоумные… Сюда бы жен наших, а, Серега? Вот бы порезвились на песочке…

Прапорщик задумался. Пишет редко.

Пишет редко – живет сладко. Вспомнил домашние скандалы. Утром, днем и вечером. Завтрак, обед и ужин. Хорошо бы вот так кнопочку нажать – и жена рядом. Чуть услышал, что в голосе ее закипает раздражение, – сразу – бамс! Другую кнопочку.

– Пошли искупаемся, – только и ответил прапорщик.

Подпрыгнув, словно дети, с гиком и гаком, вояки ринулись в воду. Река была мелкой, в самом глубоком месте едва доставала пояса. Но они так брызгались и веселились, будто попали на черноморский пляж.

Набесившись, они вышли на берег и рухнули в горячий песок.

– Представляешь, как негритосы линяли бы от нас по этой речке? – спросил Кондратьев. – По-моему, челноки сразу разбросало бы по берегам. Ты их плавсредства видел? Во-о-он, полюбуйся, Зоркий Сокол.

Пока прапорщик всматривался в кучу пальмовых листьев на противоположном берегу, капитан зачерпнул горсть песка и бросил на белье соседа.

Из-под пальмовых листьев действительно торчали какие-то бревна. Возможно, это и есть челноки туземцев.

Увидав свое белье, прапорщик молча вскочил, сбегал к реке и принес ком зеленого ила. Навалился на капитана, стараясь залепить тому илом лицо.

Началась эмоциональная разрядка. Она же физическая зарядка. Как это всегда бывает на любых берегах, противники скатились в воду.

Мелкая-то она мелкая, да десантник человека и в чашке утопит. Скоро капитан сидел верхом на прапорщике, держал его за уши и макал лицом в воду:

– Сдаешься? Сдаешься?

Совсем неуставные отношения. Изловчившись, Иванов скинул командира и в свою очередь стал его топить. Шутки делались все агрессивней.

Шутки шутками, но нахлебаться зеленой мути не хотелось. Собравшись с силами, капитан дернулся, изловчился и нырнул, оттолкнув прапорщика ногами.

Иванов остался наедине с несущимся потоком. Солнечные лучи били в воду, но тут же словно подхватывались течением.

Переламывались на самой поверхности.

Река опалесцировала, меняя цвет от зеленого к коричневому и желтому. Дна не было видно даже сквозь десять сантиметров.

Внезапно страшная сила ухватила под водой прапорщика за ногу. С громким воплем он рухнул на спину. В зеленую африканскую реку.

– Сдаюсь! – крикнул он, высовывая голову на поверхность.

Тут же прапорщик ушел под воду, а над поверхностью показалась другая голова.

Африканского лешего капитана Кондратьева.

– Сдаюсь! – снова вынырнул прапорщик. – Сдаюсь, чертов ты Ихтиандр!

– Да, я б «Человека-амфибию» сейчас с удовольствием посмотрел, – тяжело дыша, вымолвил Кондратьев.

Уставшие, они вылезли на берег и прильнули к песку. Совсем рядом послышалась незнакомая речь. Словно сотни колокольчиков зазвенели в горячем воздухе.

Десантники завертели головами.

Ничего себе! Оказывается, они резвились, забавляя стайку чернокожих девиц.

Девицы прижимались телами к стволам пальм выше по берегу.

– Вот это мимикрия! – восхитился капитан. – Помнишь, в школе проходили: есть зверьки, которые полностью сливаются с травой или деревьями? И ведь никакой тени от этих пальм. Все освещено, а если б не голоса, мы бы девчонок так и не заметили!

– Так русские девушки сливаются с березами, – с неожиданной патетикой произнес прапорщик и некстати вспомнил жену среди березок десять лет назад. – Представляешь, Вася, какое мы им зрелище подарили! Показательные выступления белых медведей.

Тем временем черные девицы поняли, что их заметили, отлепились от стволов и пошли к воде. Поняли, что представление белых медведей завершено.

– Кажется, нам они подарят зрелище получше, – протянул капитан, не отрывая глаз от туземок.

А те подходили к реке и сбрасывали свою единственную одежду – напаховые повязки. Рассыпая колокольчики слов, погружались в воду.

Десантники сидели с разинутыми ртами. Закаленные африканские волки, они же белые медведи, давно знали, что у черных отсутствует присущий другим людям трепет перед наготой. И повязки – набедренные или напаховые – совершенно бесполезны с точки зрения чернокожих. Уступка белым лицемерам, не более.

Последней вошла в воду девушка, которую капитан неожиданно узнал. У нее была особая стать и передвигалась она с особой грацией. Да, это, несомненно, она, Зуби, прыгунья с больших дерев, дочь предводителя жителей деревни Губигу – вождя Нбаби.

Капитан представил, как подходит к Зуби, гладит ее мокрое упругое тело, трогает огромные соски, берет девушку на руки и уносит на хлопковое поле. И все это прямо сейчас, сию минуту! И все это возможно!

Тут вам не лицемерные белые девицы, которых надо развлекать, поить, задаривать и задабривать. Тут царит природа.

И овладевать самкой следует яростно, по-первобытному дико. «Серегу надо отослать», – подумал капитан, унимая дрожь.

– На кой черт они головы бреют, а, Вась? – спросил прапорщик. – У эфиопок помнишь какие волосы были – до задницы! И в сто косиц заплетены. На этих же смотреть страшно. В «Королеве Марго», я читал, преступницам в наказание головы брили. А эти сами. Дикари-с.