Амулет смерти - Жиров Александр - Страница 26

– Есть, – промямлил Иванов. – Если машины пришли в таком состоянии, как в Союзе, мне эти мигалки не скоро понадобятся. И ты сможешь не спеша заниматься выборами.

– Да ты что, Серега! – Кондратьев даже замахал руками. – Это же экспортное исполнение! Даже баки заправлены. Только ключи зажигания и пулеметные затворы заберешь у сопровождающего… Давай двигай, не тяни резину.

В порту царило привычное оживление.

Привычным оно стало, едва Кремль убедился в прочности режима Соцпартии. Одно за другим в Порто-Ново швартовались советские суда. Токарные и фрезерные станки, автомобили производства ЗИЛа и ГАЗа, макароны, сахар, аспирин, анилиновые красители, детское питание – Дагомея импортировала все подряд.

В обратный путь все суда уходили с одинаковыми бочками. В них бултыхалось пальмовое масло – единственная статья экспорта.

Такое количество этого продукта не мог усвоить даже Советский Союз, поэтому корабли брали курс на «третьи страны».

Чтобы хоть что-то выручить за эту дрянь.

Выпрыгнув из кабины синего фургона, Иванов приказал бойцам глаз не спускать с черных стропальщиков и крановщиков.

– Можете предупредить, что за испорченную при разгрузке технику будем расстреливать на месте, – посоветовал прапорщик.

И взбежал по трапу на океанский сухогруз «Октябрьская революция». Скоро его радушно принимал в своей каюте первый помощник капитана.

– Михаил, – протянул руку помощник капитана. – Разреши, браток, от имени «Октябрьской революции» поздравить тебя с совершением Декабрьской!

На столике молниеносно возникла бутылка.

– Азербайджанский? – уточнил Иванов, предвкушая. – А мы тут, кроме спирта, и не видим ничего.

– Держи. Ну, будем. За вашу и нашу победу!

Моряк опрокинул в себя коньяк и, вспомнив о закуске, стал доставать из шкафчика шоколад, лимон, сыр.

«Какой-то он суетливый, – подумал прапорщик и выпил. – О, какое наслаждение!..»

Моряк поспешил налить еще, а затем – без передыха – и в третий раз.

– Мы с тобой про ключи с затворами не забудем? – засмеялся Иванов, зажевывая.

– Может, ты и забудешь, – моряк поднял палец. – Морской волк в любом состоянии помнит о деле.

От такой наглости прапорщик растерялся. Какой-то гражданский пеликан поставил под сомнение его способности. Нанесено оскорбление всей роте и всей бригаде спецназа Ленинградского отдельного военного округа.

– Ладно, друг Миша. Мне больше не наливай. А то здесь вытрезвителей нету.

Гони, что должен, и – оревуар. Спасибо за коньяк.

Помощник капитана понял, что дал маху.

– Да не горячись ты, Серега. Извини.

Привык, что сухопутные быстро с ног валятся. Со спецназом не каждый день общаюсь, вот и ляпнул. Давай еще по одной.

Прапорщик взял рюмку и сказал:

– Тебе выпить тут не с кем, что ли?

Моряк опустил глаза и задумчиво молвил:

– Да не в том дело. Разговор у меня к тебе. С коньяком, думаю, легче пойдет.

С этими словами он протянул прапорщику удостоверение. Еще не взглянув, Иванов понял, что обложка будет красной, а посреди обложки будет красоваться щит и меч.

Так и вышло: «Комитет государственной безопасности при Совете Министров СССР. Лысенков Михаил Владимирович, майор».

Иванов выпил коньяк, стал «смирно» и рявкнул:

– Слушаю вас, товарищ майор!

– Сергей, я тебя очень прошу, оставь этот казарменный тон. Давай просто поговорим, – помощник капитана жестом предложил сесть. – Поговорим на равных.

Родина у нас общая, цели общие. Надо лишь иногда советоваться друг с другом, помогать друг другу.

Прапорщик с тоской посмотрел в иллюминатор. Далеко внизу стояли его ребята. В белом дагомейском небе плыл по воздуху зачехленный БТР. Сказал:

– Но я правда тебя слушаю, Михаил.

– Хорошо. Сережа, давай вспомним вместе тот день, когда ты проучил несколько черномазых. Мы сейчас как раз напротив набережной, где это произошло.

Иванова прошиб холодный пот. Откуда они знают?

– Чем я могу быть полезен, если вы и так все знаете?

– Мы знаем только то, что рассказывал капитан Кондратьев. Мол, прапорщик Иванов решил покуражиться и отдубасил девять черных парней так, что трое попали в больницу.

"Не мог Васька такого наговорить, – усмехнулся про себя прапорщик. – Это могли сказать только сами негритосы.

Странно другое. Странно, что Васька ни словом об интересе к этому делу не обмолвился".

– Не мог командир такого сказать, – не отводя взгляда, произнес Иванов. – Когда на тебя наваливаются девять рыл и один нож, уже думаешь не столько об их здоровье, сколько о своем.

– Но дело было во время патрулирования. Вы все ехали в джипе. Как же прапорщик Иванов оказался один против девятерых черных бандитов?

– Я просто вышел из машины попить.

Жарко. Жажда.

– Но уличный торговец ничего белому человеку не продавал, – моряк смотрел испытующе.

– Правильно, – кивнул Иванов, – белому человеку не дали попить.

– Но белый человек даже не подходил к торговцу! – напомнил моряк.

– Потому что еще раньше я увидел нож. И после этого забыл о жажде… Послушай, Михаил, я не понимаю, к чему этот допрос? При чем здесь общее дело, которое мы делаем?

Помощник капитана помолчал, как бы раздумывая: ответить или нет. Потер рукой лоб.

– Понимаешь, Сергей, среди тех, кого ты отделал, оказался один сынок. Его папаша – правая рука у Хериса Ногмы. Ветеран освободительной борьбы. Словом, руководство Дагомеи требует отдать под трибунал виновных.

В могучей груди прапорщика трепыхнулось сердце. К горлу подступила обида:

– Да где бы был этот ветеран, если б не наша рота!

– Именно потому трибунала они не дождутся. Однако представь, что наш посол выгораживает вас с Кондратьевым, толком не зная, что было на самом деле. Перед отбытием из Питера я встречался с Борисом Петровичем. Он предупредил, что вы с Кондратьевым старые боевые друзья и друг на друга доносить не станете. Но это и не требуется. Капитан по просьбе Бориса Петровича рассказал, что он видел, слышал и делал. Кто-то из вас запомнил одни детали, а кто-то – другие.

При словах «Борис Петрович» сердце прапорщика вновь трепыхнулось.

– С чего начинать? – решительно спросил Иванов. – Как я вышел из машины?

Моряк налил еще коньяку. Протянул рюмку со словами:

– Начинай сначала. С момента, когда вы выехали из гаража резиденции. Что первым бросилось в глаза? Что запомнилось?

Иванов выпил и сказал:

– Они все нам кланялись.

– Как вы с командиром отреагировали на это?

– Посмеялись. Он сказал, что французы были классными колонизаторами, умели выработать привычку уважать белого.

Моряк тоже выпил коньяк и разлил из бутылки остатки.

– Что еще сказал Кондратьев по поводу поклонов?

– А почему ты не спрашиваешь, что я ему ответил по этому поводу? – насторожился Иванов.

– Человек обычно запоминает чужие реплики лучше, чем свои, – объяснил помощник капитана. – Таково свойство памяти. Твои реплики нам хорошо известны из рапорта капитана Кондратьева. Поэтому, чтобы я тебя не задерживал зря, давай вспомним только то, в чем мы не уверены.

«А ведь он там даже в письменной форме показания давал, – с укором подумал прапорщик. – Эх, если б Василий не смолчал, можно было бы обо всем договориться… Ладно, раз Борис Петрович одобрил, значит, дело чистое». – Потом капитан еще пожалел, что в Союзе не так. Ну, что наши чурки белым людям не кланяются.

«Наконец-то! – обрадовался майор Лысенков. – Пошло дело…» Он нажал под столиком кнопку пуска магнитофонной ленты и переспросил:

– Извини, Сергей, я не разобрал. Каккак ты сказал?