Знаки дороги - Желязны Роджер Джозеф - Страница 23

– Я думаю, что оставаться здесь так же опасно, как и попытаться уехать, – ответил Рэд.

«Расскажи мне подробнее об этик изменениях, – сказал Мондамей Цветам, – что это – временная иррациональность поведения? Он действительно показался мне изменившимся. Но я недостаточно долго за ним наблюдаю, чтобы делать выводы!»

«Признаки каждый раз одни и те же – на вид он становится моложе, появляется еще больше энтузиазма… он становится менее консервативен, больше рискует, ускоряется реакция – умственная и физическая – в нем появляется новая жестокость, грубость, наглость. Опрометчивость – вот, пожалуй, подходящее слово».

«Значит, он может совершить что-то опрометчивое?»

«Думаю, что да».

– Я пойду к машине первым, Рэд, – внушительно сказал Мондамей, продвигаясь к двери наружу.

– В этом нет необходимости.

– Все равно…

– Ладно.

– Куда мы поедем? – поинтересовался Цветы, когда они вышли из холла в солнечное утро.

– Вверх по Дороге.

– Совершить нападение на Чедвика?

– Вероятно.

– В В-27? Солидный перегон.

– Да.

По пути к машине им никто не встретился.

– Я проверю все системы, – сказал Цветы, когда они уселись в кабину, и Книгу поместили в соответствующее отделение под панелью. – Пока не заводи.

«Начинай».

– Рэд, сегодня ты действительно отличие выглядишь, – заметил Мондамей, – но как ты себя чувствуешь? Я краем уха уловил твою фразу, что ты плохо помнишь то, что случилось вчера. Может, нам стоило бы найти подходящее место вне Дороги, чтобы ты мог отдохнуть?

– Отдохнуть? Дьявол, ни в коем случае. Я чувствую себя превосходно.

– Я имею в виду, отдохнуть умственно, эмоционально. Если память тебя подводит…

– Неважно, неважно. Не волнуйся напрасно. У меня всегда немного мутно в голове некоторое время после этих приступов.

– Что это за приступы?

– Не знаю, не могу вспомнить.

– Отчего они бывают?

Рэд пожал плечами:

– Кто его знает.

– Может, они происходят в какое-то особое время? Нет ли здесь закономерности?

– Ничего подобного я не замечал.

– Ты консультировался по этому поводу с врачом?

– Нет.

– Почему же?

– Я не хочу лечиться. После каждого приступа мне становится лучше. Я вспоминаю вещи, которых не помнил раньше. Появляется какое-то новое восприятие, и это очень здорово…

– Минуту. Я понял тебя так, что после приступа память у тебя ухудшается?

– Ближайшая – да. Но на том конце все становится яснее.

– Все системы в порядке, – объявил Цветы.

– Хорошо.

Рэд завел двигатель и направил пикап к въезду на Дорогу.

– Ты запутал меня еще больше, – признался Мондамей.

Они миновали некую личность в рваном плаще крестоносца, и у самого поворота на шоссе разминулись со старым автомобилем, который вел какой-то юноша. Автомобиль сразу занял их место на стоянке.

– Что это значит, «на том конце»? Что ты помнишь? Помнишь ли ты вообще, что с тобой происходит?

Рэд вздохнул. Он отыскал сигару и откусил кончик, но зажигать не стал.

– Ладно. Помню, что я был стариком, – начал он, – очень старым… и я шел до каменистой пустынной местности. Светало и поднимался туман. Ноги у меня кровоточили. В руке я держал посох и все время на него опирался. – Он передвинул сигару из одного угла рта в другой и посмотрел в окно. – Вот и все.

– Все? Как же – все? – вмешался в разговор Цветы. – Ты хочешь сказать, что растешь… то-есть вырос… в обратном направления, от старости к молодости?

– Да, именно это я и сказал, – раздраженно подтвердил Рэд.

– Осторожно, поворот… Значит, ты ничего не помнишь, кроме того, что ты был стариком и шел через пустыню? Или… Что ты вспомнил еще на этот раз?

– Ничего разумного. Какие-то безумные сны, странные силуэты, шевелящиеся в тумане, и страх, и так далее… и я продолжал идти.

– Ты знал, куда идешь?

– Нет.

– Ты был один?

– Сначала.

– Сначала?

– Где-то в пути я нашел спутника. Не могу до сих пор вспомнить, где и как, но со мной была старая женщина. Мы помогали друг другу в трудных местах. Ее звали Лейла.

– С тобой была некая Лейла, в прошлом, в одно из посещений моей долины. Но она была совсем не старая…

– Все равно. Наши пути расходились и пересекались много раз, но ее положение аналогично моему, в смысле обратного хода возраста.

– Он не участвовала в сделке с Чедвиком?

– Нет, но она была в курсе.

– Кто-нибудь из нас имеет понятие, к чему ведет ваш странный обратный рост?

– Она, кажется, считает, что это лишь фаза более широкого цикла существования.

– А как ты считаешь?

– Не знаю. Возможно.

– А Чедвик все это знает?

– Нет.

– Может быть так, что ему об этом известно больше, чем тебе?

Рэд покачал головой:

– Как тут определить? По-моему, все возможно.

– Отчего он так на тебя напустился?

– Когда мы расторгли деловые отношения, он очень горевал, потому что я испортил ему отлично налаженное дело.

– Так ли?

– Думаю, что да. Но он сам виноват – изменил образ операций, и мне стало скучно. Я бросил все, запутал дела и убежал.

– Но он по-прежнему богатый человек?

– Очень богатый.

– Тогда я подозреваю, что здесь кроется другой мотив, не только финансовый. Возможно, зависть к твоему благополучию.

– Возможно. Но ничего из этого не вытекает. Меня больше интересует его цель, а не мотивы.

– Я просто пытаюсь понять врага, Рэд.

– Я знаю. Но больше добавить нечего.

Он проехал сквозь туннель и повернул на въезд на шоссе. Тень, упавшая на машину, не покинула ее, когда она выехала на солнце.

– В твоей комнате все было вверх дном сегодня утром, – заметил Мондамей.

– Да. Так всегда бывает.

– А что это за знак, напоминающий китайский иероглиф, выжженный на двери? Это тоже всегда появляется?

– Нет. Это был… всего лишь китайский иероглиф. Он означает «желаю удачи».

– Как ты объяснишь его появление?

– Никак. Не знаю. Очень странно.

Мондамей тонко засвистел:

– Помню, ты однажды оставил мне какие-то книжки… с картинками, тебе пришлось еще объяснять их мне.

– Боюсь, что…

– Серии картинок с подписями.

Рэд снова зажег сигару.

– Не смешно, – сказал он.

Странная тень прикипела к кузову грузовика. Мондамей снова засвистел. Цветы начал петь…

18

Рэнди наблюдал, как замедляется пульсация бледного неба, каждый цикл становился все продолжительнее, пока наконец над ними не появилось серое небо дождливого утра. Они въехали на площадку обслуживания. С золотых и красных кленовых листьев падали капли, крыши домов покрыла изморозь. Они остановились у топливного насоса.

– С ума сойти, – сказал он. – Ведь сейчас лето, а не осень.

– Здесь – осень, Рэнди, и если ты вдруг поедешь по ближайшему въезду, а потом двинешься на юг, то попадешь в прекрасный огонь армии Конфедерации и Республиканцев.

– Ты не шутишь?

– Да, наверное. К сожалению, я начинаю тебе верить. Но что тогда мешает людям генерала Ли сделать обход по обочине этой Дороги, и захватить Вашингтон времен, скажем, Кулиджа, или Эйзенхауэра? Джексона?

– А ты когда-нибудь что-нибудь слышал о Дороге?

– Нет.

– Вот. Только малое число людей и машин могут найти и путешествовать по Дороге. Я не знаю, почему. Дорога – это как бы сам организм. И это – часть ее анатомии.

– А если бы я не принадлежал к числу пригодных для путешествия?

– Возможно, мне все равно удалось бы провести тебя на Дорогу. Очень много зависит от проводника.

– Значит, до сих пор не ясно, смогу ли я путешествовать один?

– Да.

– Хорошо, но предположим, один из офицеров Ли узнал о Дороге и научился перемещаться по ней. Что тогда?

– Те, кто знает секрет, не спешат поделиться с остальными, как ты сам скоро увидишь. Но даже если представить, что он действительно проник на Дорогу… Представим, что ты повернул на соседний въезд, как я тебе говорила, повернул на юг, и задавил Стоунуолл Джексона.